Ричард Длинные Руки — граф - Гай Орловский

Настоящая женщина не та, подумал я, с которой хочется ложиться спать, а та, с которой хочется просыпаться. С этой, пожалуй, и проснуться приятно. Или это я говорю сейчас, пока гормоны распирают так, что вот-вот брызнут из ушей?

Я стиснул зубы, уговаривая себя, что потешусь по возвращении, а сейчас нужно спереть Кристалл Огня, а то что-то подзасиделся в прислуге. Интересная работа, конечно, много возможностей, особенно для карьерного роста, но уж ладно, пора завязывать…

Начал медленно и осторожно высвобождаться, не получилось, она плямкает во сне, словно жрет медовые соты, цепляется, наконец я просто перевернул ее на другой бок, подержал, обхватив сзади, выжидая, пока легкий сон перейдет в глубокий, поцеловал в щеку и поднялся.

Дверь не скрипнула, масляные капли все еще блестят на петлях, из окон в людскую падают наискось широкие столбы призрачного света, на стенах три красноватых шара, освещают только вокруг себя, как ночники, зато из-под ворот снаружи бьет зловещий белый свет, будто не полная луна там на дворе, а белый карлик взошел над горизонтом.

Почему-то страшась оглядываться на эту злобную полоску, я долго прислушивался ко всему, что в холле. Пусто, но почему-то не оставляет странное чувство, что некто тоже затих и наблюдает за мной испуганными глазами. Гунульф, подумал я, вспомнив домового. Нет, как зовут домового, не знаю, а Гунульф — это кто-то из старых хозяев замка…

Видимой опасности пока нет, привидения еще спят, никакой Лиловой Плесени не видно, пересилил себя и, тихо-тихо отодвинув засов, выглянул наружу.

В десятке шагов от ворот слабо горит костер, поленья прогорели, багровеют крупные уголья, а двое часовых бесстыдно спят, привыкшие, что за века на этот замок никто и никогда… А то, что случилось, понятно, больше не повторится, сама леди Элинор заверила всех.

— Мертвое, — проворчал я, — это хорошо убитое живое… Предыдущий состав дорасслаблялся.

Под ногами с такой мощью хряснуло, будто переломили Мировое Дерево. Я присел, оглушенный, снизил чувствительность до нормы, со злостью пнул крохотную былинку, ну и сволочь, могла заикой сделать, снова покрался вдоль стены.

В лунном свете заблестели черные развалины часовни, я ужом проскользнул к своей плите, с еще большим трудом приподнял, то ли я слабею, то ли она растет, что вернее, выгреб доспехи, меч, молот, лук, тщательно уложил в мешок, увязал и, зачем-то положив плиту на место — аккуратный, наверное, — так же перебежками заспешил обратно.

От костра такой храп, что я, обнаглев, пошел почти напрямую. Между стражами лежит на боку кувшин из-под вина, я уловил терпкий запах красного винограда, рассмотрел стражей и понял, что это очень сильные люди, просто супермены, ибо слабые спят лицом в салате, сильные — в десерте, а эти уже в том, что побывало десертом.

— Солдат спит, — прошептал я сам себе, — служба идет.

Мелькнула мысль, что, когда солдат бежит, служба все равно идет. Не знаю, что за психика у людей, но после такого наглого нападения я бы неделю не спал, проверял и перепроверял все запоры, поставил бы сигнализацию, а здесь чересчур уж надеются на магическую мощь хозяйки. Но ведь известно, что орудия нападения совершенствуют по мере совершенствования защиты…

Конечно, большинство людей великолепно спит в Варфоломеевскую ночь, но во что им это обходится?

Я прокрался в холл, прислушался, странное ощущение, что в зале кто-то все-таки был, слабые остатки запаха пота и лука, но такая тишина, что я поскорее скользнул в челядную, на цыпочках пробежал к двери чулана, петли смазаны, тихохонько скользнул вовнутрь. Христина спит на боку в той же позе, только вместо моего плеча подложила под щеку поверх свернутого мешка ладошку.

— Спи-спи, — прошептал я. — Кому не спится в ночь глухую?.. Это я себя так ласково, дорогая. Сам понимаю, заслужил. Но что делать, я ж паладин… мать его так, не рыцарь, которому по фигу Отечество!

Самое трудное было запихать мешок с оружием и доспехами под старую рухлядь и тряпки, ибо пришлось перелезать через Христину, в тесном пространстве не развернуться, но сумел, все сделал, справился, перевел дыхание. А Христина повернулась на спину, что-то пробормотала во сне, раскрасневшаяся, теплая, даже горячая, груди не отвисают, а снежно-белыми полушариями с ярко-красными сосками смотрят в потолок… да ни фига не в потолок, на меня смотрят с недоумением.

Я сжал челюсти так, что заломило в висках, задержал дыхание и отступил к двери, пожирая глазами молодое сочное тело. А вот не поддамся дедушке Фрейду. Задавлю обезьяну… не совсем, конечно, а так, до возвращения.

В людской похрапывание, сонное бормотание, я закрыл двери и, тихохонько пробежав через холл на цыпочках, так же бесшумно взлетел по лестнице. Запаховое позволяет видеть все, что наверху, разве что на удава едва не наступил: и чистенький, гад, и температура тела как у окружающей среды, замаскировался, сволочь.

Дверь, ее леди Элинор открывает одним словом с расстояния пяти шагов, я отодвинул с трудом, упершись плечом. Подалась с такой неохотой, словно я толкал сейфовую дверь в хранилище золотых слитков. В ноздри ударили мощные запахи, голова пошла кругом от обилия цветов, глаза лезут из орбит, высматривая магические ловушки. Сердце ликующе екнуло: ни одной, все подстерегают неосторожных только в коридоре. В огромном зеркале все та же малахитовая стена, хотя узор вроде бы другой…

Я наконец заставил себя двигаться, осторожно перемещался вдоль стен, осматривал артефакты, стараясь не прикасаться вовсе, а если какой и брал в руки, то клал на прежнее место в том же положении.

На стену вдруг пал багровый отблеск. Я застыл, но через минуту сообразил, что отблеск напротив зеркала, торопливо подбежал, там из огня и пламени вышел чародей в прежнем сером плаще и шляпе цвета заката, быстро пошел через свою комнату. Я посматривал на него лишь краем глаза, в руках моих фиговина вроде деревенской сопилки, но из неизвестного сплава, колдун внезапно остановился и посмотрел на меня со значительно большим интересом, чем в прошлый раз. Мне показалось, что он мгновенно понял, что я здесь тайком.

— Ты кто? — спросил он густым хрипловатым голосом.

— Человек, — ответил я, — хомо сапиенс, он же гомо хабитулус и еще с десяток латинских, матерных и прочих выражений. Ты какие предпочитаешь?

Он усмехнулся:

— Нет, ты кто вообще?

— Странник в этом мире, — ответил я. — На мой взгляд, он недостаточно технологизирован. А на твой?

Его взгляд стал острее, знакомые мурашки пробежали по всему моему телу, но холода я не ощутил, хотя вторжение не понравилось, чародей это ощутил, развел руками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});