Заговор красного бонапарта - Борис Солоневич

После первых же минут очередных докладов стало понятно, что сам Дыбенко, как это ни странно, ничего еще не знает об оглушительной новости. Не сразу решился начальник штаба сообщить своему командующему об утреннем радио Москвы. Он не без колебания посовещался с ближайшими сотрудниками и, наконец, решился. Оправив мундир, вошел в кабинет Дыбенко.

— Ну, что еще? — ленивым барским тоном спросил располневший грузный кочегар. — Начдив Прокопченко прибыл с докладом?

— Прибыл, Павел Ефимович… Разрешите мне пока вам, так сказать, внеслужебный вопрос задать… На правах старого сослуживца..

— Да-а-а-а?..

— Куда ВЫ, Павел Ефимович, назначаетесь после сдачи округа?

Дыбенко поднял свою лобастую голову.

— Как это — «куда»? Да что вы, батенька, меня разыгрывать вздумали?

— Ну, как можно, товарищ командарм?.. Я только хотел у вас лично узнать, куда вы назначены после сдачи округа маршалу Тухачевскому?

Дыбенко удивленно смотрел на своего начштаба.

— Какой передачи округа?

— Ну-да… Ведь сегодня утром опубликован приказ наркома обороны о назначении маршала Тухачевского на ваше место.

Дыбенко, который еще вчера утром долго беседовал с Ворошиловым, снисходительно усмехнулся.

— Ну, довольно, довольно, товарищ… Разыгрываете!.. А я этого не терплю на службе…

— Но ведь в самом деле, товарищ командарм! Какой тут может быть розыгрыш? Разве бы я осмелился?

Дыбенко уже с раздражением дернул плечом, но в это время затрещал телефон. Узнав голос, он сладко улыбнулся.

— Ах, это ты, цыпочка?.. Ну, как доспала?

Через минуту не только сладенькая улыбочка сползла с его лица, но оно побледнело. Молодая жена спрашивала его с понятным беспокойством, что с ним будет дальше… «Розыгрыш» начштаба оказался жгучей правдой.

Дыбенко сейчас же в лихорадке потребовал прямого провода с Реввоенсоветом. Долго пришлось ему ждать соединения и много пережил он за это время, переходя от отчаянья к надежде. Только советский гражданин может понять, что значит для какого-нибудь главка или командарма неожиданное смещение с его поста в такой форме. Это — первый звонок с того света…

— Кто у телефона? — дрожащим напряженным голосом пробормотал он, наконец, получив соединение. — Комдив Снегов? Говорит Дыбенко. Здравствуй, Миша… Что это за новость объявлялась сегодня по радио? Да?.. А что со мной?.. Как? Куда? (в напряженном голосе внезапно зазвучали радость, облегчение и благодарность). Ara!.. А приказ скоро? Завтра? Великолепно! (в голосе Дыбенко опять появились старые барственные нотки). Так ты, Миша, будь другом, поторопи, пожалуйста, чтобы можно было заранее приготовиться… Ну, будь здоров, браток. Привет жене…

Со вздохом облегчения он положил трубку, вытер пот, обильно выступивший на лбу, и жадно выпил стакан воды.

— Маршал приедет через несколько дней, — официальным тоном сказал он стоявшему сбоку начальнику штаба. — Озаботьтесь, чтобы все было готово.

— Есть, товарищ командарм. А куда вы, Павел Ефимович, назначены?

— Командующим войск СибВО, — благосклонно ответил Дыбенко…

Сейчас же машины округа стали объезжать книжные магазины города и скупать портреты маршала Тухачевского, которыми были затем украшены соответствующие кабинеты всех высших советских учреждений. Готовилась квартира маршалу, приготовлялись акты о сдаче и приеме округа, паковались вещи Дыбенко. Обсуждалась программа выступлений, митингов и концертов в честь нового командарма. И никто еще не знал, что секретарь крайкома партии, член ЦК Тубриков, уже получил из личной канцелярии Сталина особо секретный пакет со специальными инструкциями…

Через несколько дней после приезда Тухачевского состоялось общегородское партийное собрание. После его открытия было внесено предложение о выборе маршала Тухачевского в состав президиума собрания. Вместо голосования этого предложения, зал ответил дружной продолжительной овацией, не смолкавшей до занятия Тухачевским места за столом президиума. Маршал неоднократно хотел встать и что-то сказать, желая прекратить ставившую его в неловкое положение овацию, но гром аплодисментов не давал ему говорить. Даже здесь, на берегу Волги, широкая популярность прославленного маршала была очевидной, ибо в волнах приветствий вставшего зала было нечто большее, чем только казенная обязанность. Когда, наконец, замолкли аплодисменты и Тухачевский поднялся, его лицо не было ни оживленным, ни радостным. Глаза блестели каким-то лихорадочным огнем, а черты красивого лица передавали большое душевное напряжение. Но даже это не помешало всему залу почувствовать в поднявшемся у стола маршале настоящего, Божьей милостью, вождя и командира.

_Товарищи! Возможно, что вы несколько опрометчиво и поспешно избрали меня в президиум и устроили ненужную овацию — сказал он негромким, но ясным и твердым голосом. — К сожалению, теперь моя партийная репутация, мое партийное лицо не являются безупречными.

Все замерли. В голосе маршала было много скрытой горечи и боли, столь странной для его облика бесстрашного бодрого солдата. Было что-то даже торжественное в его негромких точных словах, скупых, медленных жестах, что заставило всех притихнуть в предчувствии чего-то необычайного.

— Считаю необходимым довести до вашего сведения, товарищи, что я только что получил от ЦК партии, членом которого являюсь, серьезное и вполне заслуженное партийное взыскание. Дело в том, что мой бывший адъютант, за которого я в свое время ручался, оказался неприятельским шпионом и изобличен агентами НКВД в передаче за границу очень важных документов. За это я сурово наказан Реввоенсоветом и смещен с поста замнаркома обороны…

Едва заметно прозвучала в голосе Тухачевского нотка обреченности. Но этого зал не понял. Искренние слова маршала еще более усилили симпатии зала к нему (в конце концов, разве за всеми, углядишь? Везде шпионы и враги!) и в конце заседания Тухачевский был неожиданно, как для себя, так и для партийных верхов, избран дополнительно делегатом на предстоящую окружную партконференцию.

* * *

Несмотря на тяжелую трагедию в душе, Тухачевский принялся за свои обязанности с обычной энергией и знанием дела. После приема дел от Дыбенко, он познакомился со всеми высшими командирами своего нового округа и, как бывало всегда и раньше, сразу же приобрел себе много крепких и верных друзей. После «командования» Дыбенко, старого кочегара с революционными заслугами, полуграмотного вообще и, тем более, в военном деле человека, четкость, ясность и ценность указаний и распоряжений Тухачевского сразу привлекли к нему сердца всех начальников. По контрасту с грубостью, резкостью и безграмотностью старого командвойсками, спокойствие, такт и выдержка маршала ошеломили всех высших командиров округа. Они только теперь поняли, что значит, наконец, настоящее командование — твердое, умное, тактичное и компетентное…

Как раз в этот период случился маленький эпизод, очень характерный для методов воспитания армии, которыми пользовался Тухачевский. В один из приволжских полков приехала из глубокой провинции старая крестьянка, хотевшая посетить своего сына-красноармейца. Случайно она увидела его, стоявшим на боевом посту часовым — около пороховых погребов. Естественно, мать кинулась обнимать сына. Тот же взял винтовку на изготовку и после троекратного предупреждения «не подходи», выстрелил и ранил старуху, не понимавшую, почему, собственно, ей нельзя обнять сына. После этого трагикомического случая Тухачевский в приказе поблагодарил солдата за правильное выполнение устава, но — самое интересное — наградил мать крупной денежной наградой и подарками за то, что сумела воспитать в сыне высокое чувство долга.

Этот приказ по, округу еще больше поднял престиж командующего и, — главное, — приобрел ему друзей среди простых солдат, восхищенных таким решением начальника…

* * *

Дыбенко, уже посвященный в планы Кремля, был до приторности любезен с Тухачевским. Он старался ничем не показать, что в жизни маршала назревают трагические события. Мирно шла упаковка и отправка вещей старого командующего в Сибирь, опять закипела обыденная военная работа округа, громадная машина, после перемены начальника, вновь работала полным ходом, на этот раз творческим и свободным. Все командиры, от высших до низших, почувствовали новое веяние в военном творчестве, и подъем инициативы и воодушевления охватил всех. Да и сам маршал, после кабинетной работы, не без удовольствия погрузился в повседневную жизнь командарма, более близкую солдату, чем сиденье в великолепных залах Реввоенсовета…

Скоро из Москвы на имя Тухачевского и Дыбенко пришли вызовы на заседание Реввоенсовета. Было решено, что из Москвы Дыбенко поедет прямо в Новосибирск, не заезжая в Самару. Поэтому «вожди» края и города решили до его отъезда устроить товарищеский вечер — проводы старому командарму. Почти никто не знал, что главный устроитель и режиссер вечера находится в Москве на Лубянской площади и, потирая ротные ручки и сладострастно хихикая, готовит финальную сцену…