Исцеление - Борис Мишарин

Все гости вскоре ушли, а начальник остался. Подвыпивший, он открыто заявил о своих желаниях, но получил отказ, дело чуть не дошло до изнасилования, но он опомнился вовремя и ушел, бросив напоследок, что добьется своего и Светлана еще приползет к нему на коленях, станет просить, нет — умолять: сделать ему минет.

Степанов видел, что последние слова дались Светлане с трудом, он решился прервать ее рассказ, успокоить немного ее трепещущую душу и тело.

— Не знаю, Света, но мне почему-то хочется налить вам немного вина, поддержать ваши силы и успокоить. Но, к сожалению, у меня дома ничего нет. Я, конечно, сделаю из этого вывод, но это будет завтра, а сегодня могу предложить только кофе.

Он подогрел чайник, налил две кружечки растворимого кофе и приготовился слушать. Эта женщина почему-то казалось ему давней и старой знакомой, от прихода которой в дом становится теплее и уютнее. Светлана отпила несколько глотков и продолжила свой рассказ. Он внимательно слушал ее и поражался человеческой непристойности и подонству одновременно со стойкостью взглядов и убеждений, поражался начальнику и его секретарше.

После этого работа Светланы превратилась в пытку, постоянно обнаруживались промахи, недочеты и упущения, взыскания следовали один за другим. Зарплата, ставшая сразу 300 контрактных рублей, не выплачивалась, все шло в погашение долга, который в настоящее время вырос уже до 200 тысяч. И чем больше она его гасила, тем почему-то больше рос процент.

Света ходила на работу пешком, не на что было взять билет или проездной, в крайнем случае, ездила зайцем, деньги, занимаемые в долг у знакомых, кончались быстро, она голодала, но не сдавалась. А начальник все время напоминал ей, что можно все прекратить в одночасье. Света решила, что лучше умрет, но любовницей его не станет. Сегодня она нашла выход — продаст квартиру и погасит долг, а там будь что будет.

— Я и на вас, Борис Алексеевич, подумала, что вы подосланы моим начальником и поэтому испугалась. Простите, — она неожиданно улыбнулась, допивая свой остывший кофе.

А Степанов сидел в кресле понурившись, как показалось Свете, думая над услышанным рассказом, потом взял сигарету и закурил, глядя ей прямо в глаза.

— Знаешь, Света, я, наверное, смогу помочь тебе, но не бесплатно, есть у меня здесь и свой интерес.

— И, конечно, этот интерес — я, — перебила его она, — мне деваться некуда, между начальником и вами, я выбираю вас. О любви говорить нечего, но вы хотя бы не противны мне, не заезжайте издалека и говорите прямо. Я приму ваш интерес, если вы выпутаете меня из этой истории и уже думала над тем, чтобы отдаться какому-нибудь симпатичному бизнесмену, лишь бы не видеть этого слащавого гада. У меня нет ничего, кроме тела, пользуйтесь им в свое удовольствие, я лягу с вами в постель и стану ублажать вас, может, вы и понравитесь мне со временем.

Она саркастически улыбнулась, вытащила сигарету из пачки, закурила и закашлялась. Степанов, поначалу обидевшийся на ее слова, заулыбался, поняв, что Светлана наговорила ему разного от безысходности.

— Я совсем не знаю вас, Света, но мне почему-то кажется, что вы совсем другой человек, каким хотите казаться. Неплохой человек, хоть и наговорили здесь много лишнего. Завтра после обеда вы подадите заявление об увольнении, и все ваши проблемы будут разрешены.

— Дудки, он не уволит меня, — перебила его снова Светлана, — а вы, видимо, богатенький «Буратино», если готовы выложить за меня 200 тысяч и квартирка у вас не «пыльная», — продолжала ехидничать Света.

— Хватит, — резко оборвал ее он, — неприятности не дают вам права оскорбительно ёрничать. Разве я причинил вам зло? Да, мы можем лечь в постель, но если оба этого захотим, у вас действительно красивое тело, но без желания оно мне ни к чему. И запомните, никто здесь не собирается вас трахать за деньги, услуги или одолжения, не надо мерить всех мужчин по одному засранцу. Вас действительно завтра уволят, а мой интерес заключается в следующем.

Он закурил сигарету и заметил, как удивленно она на него смотрела.

— Я живу совсем недавно в этом городе и живу один, целый день провожу на работе и возвращаюсь в пустой дом. А иногда хочется поесть что-нибудь домашнего, столовые уже все обрыдли. Поэтому я хочу взять вас на работу к себе, домработницей, пусть это слово и звучит еще пока необычно. Думаю, вам не сложно будет убрать квартиру и приготовить еду. Я не стану платить вам денег, через год мы будем в расчете и вы полностью свободны. Захотите, останетесь, не захотите — вольному воля.

Света с удивленным интересом смотрела на него и Степанов не чувствовал в ее глазах доверия к себе. Изумление — более ничего он прочесть не смог и ждал ее ответа.

— Вы это серьезно? — тихо спросила она.

— Очень серьезно, — ответил он.

— 200 тысяч очень большая сумма…

— А почему вы решили, что я собираюсь выплатить ему 200 тысяч? Вы же брали у него 50, и в расписке не было указано про проценты. Не было?

— Нет, не было.

— Пять месяцев вы работали на него задарма, значит, вы уже погасили долг. Разве это не справедливо?

— Но-о, я не знаю, что вы любите кушать, какие блюда готовить, я не повар…

— О-о-о! — засмеялся Степанов, — сейчас вопрос должен быть решен в принципе, если согласны, станем обсуждать детали, знакомиться ближе. Так как, вы согласны?

Степанов понимал, что в принципе она согласна, это следовало из ее последних слов, но какие-то сомнения еще мучили ее истерзанную душу.

— Да, я согласна, — словно очнулась она, — вы про меня знаете почти все, хотелось бы и о вас что-нибудь услышать. И пожалуйста, не обижайтесь на меня, я не хотела причинить вам зла, не хотела обидеть.

Выражение ее лица и глаза стали другими, исчез сарказм и обиженная надменность, недоверие и предвзятость. Лед обреченности таял в глазах, наполняя их теплом надежды.

— Вот и хорошо, — вздохнул Степанов, он решил вначале рассказать немного о себе, чтобы она лучше понимала его. — Я военнослужащий, почти все время на службе и редко буду мозолить вам глаза. В пище непритязателен, ем все съедобное, кроме консервированной фасоли, терпеть ее не могу. Переведен в Н-ск недавно и еще плохо знаю город, как меня зовут, вы знаете, а фамилия моя Степанов.

— Вот те на! — воскликнула и засмеялась Света, — сюрпризы еще, оказывается, не кончились — и моя фамилия Степанова.

Настала очередь удивляться ему, только теперь он понял, почему так отнеслась к нему врач скорой помощи — фамилии-то у них одинаковые. Они еще долго и непринужденно болтали, удовлетворяя свой интерес, знакомились ближе в общении, и он предложил ей остаться ночевать у него, показал ей ее комнату, где она может расположиться.

Света, покраснев, согласилась — чего уж там, в свое время предлагала большее, стыдно сейчас отказаться от вежливой малости.

— Пора ложиться спать, Света, мне завтра рано вставать, служба… Ты сходи к себе, принеси что-нибудь из одежды, зубную щетку, все, что потребуется. Вот тебе ключи, где лежат деньги — я тебе объяснил, возьмешь завтра, сколько потребуется. Я приму душ и в постель, завтра будить тебя не буду, рано уйду, позвоню позже с работы.

У Светланы прокатилась внутри теплая волна нежности и благодарности к Степанову — такое доверие дорого стоило. Подспудно стучалась мыслишка, а вдруг опять какая-нибудь уловка, но она отогнала ее — предлагала себя: не взял, что еще с меня взять?

Стоя под душем, Степанов надеялся, что не ошибся в соседке, и она не окажется пройдохой, завтра его сотрудники проверят всю ее подноготную — иначе нельзя, он не может жить в одной квартире с компрометирующей его женщиной. Пусть она домработница, а не близкий человек, все равно нельзя.

Ему вдруг захотелось, чтобы она пришла к нему в спальню, внутри забились мужские гормоны, давно не находившие выхода, перед глазами замаячили ее красивые ноги. Усилием воли или контрастным душем, но он подавил желание, выключил воду, вытерся и, накинув халат, вышел.

Света уже была в легком ситцевом домашнем халатике, подчеркивающим ее стройную фигурку, соски грудей выделялись шишечками, а оголенные до верхней трети ноги заставляли дыхание становиться глубже. Он понял, что вскоре низ его живота оттопырится и сделать в этой ситуации он ничего не сможет другого, как быстро уйти. Пожелав спокойной ночи, Степанов закрыл за собой дверь и вскоре услышал журчание воды — душ принимала она.

Плюхнувшись в постель, он постарался уснуть, но образ вставал перед глазами, словно в отрочестве, «натягивая палатку». Такого с ним не происходило давно, желание будоражило плоть, но он твердо решил не ходить к ней. Степанов постарался переключить мысли на работу, но вместо этого понял, что не сможет этого сделать. Он слышал, как она вышла из ванной, и ощущал, что ее флюиды зовут его. «Надо вызвать машину и уехать на работу. Нет, зачем отвлекать сотрудников».