Связанные поневоле - Галина Чередий

Я просто не могу поверить, что Монтойя сейчас со мной так поступает. Я словно тону в темноте и боли, что умудрилась дотянуться до меня из прошлого своими мерзкими щупальцами.

— Я не буду подчиняться, — тихо рычу я в ответ, утирая слезы. — Ты такой же, как он! Я не буду подчиняться ни ему, ни тебе!

— Спи сейчас. А потом проснешься, и мы поговорим, — приказывает мой личный тиран.

Опустившись на постель, он властно обхватывает меня, но его прикосновение больше не ощущается как защита, забота и покой. Это оковы, клетка. Такая же, как сегодняшняя камера. Как страх прошлого. Я не буду сидеть в клетке. Ни за что.

Я еще долго лежу, прижатая к его сильному, горячему телу, но больше не чувствую тепла. Вскоре усталость побеждает, и я вырубаюсь. Просыпаюсь от того, что я одна в постели. Монтойи нет, но я слышу, как тихо работает телевизор в зоне гостиной. Тихонько поднимаюсь и на цыпочках крадусь в сторону двери. Словно стремительная тень передо мной вырастает Микаэль. Он не улыбается и только грустно смотрит мне в глаза.

— Значит, ты все-таки мой тюремщик? — усмехаюсь я.

— Охранник. Не только я. Каждый, — отводит он глаза.

— А если я этого не хочу? Ты не подумал, что мне это не нужно?

— Подумал. Но ты должна это решать с мужем. Ты теперь моя стая и семья, и я умру за тебя, если потребуется, без раздумий. Но приказ Севера я нарушать не стану. Вернись, пожалуйста, обратно.

— А если откажусь? Что, будешь силой держать?

Микаэль молчит и только шумно сглатывает, не оставляя сомнений в ответе. Я знаю свои возможности. Я не противник сильному самцу, и я уступаю. Я найду выход. Всегда, всегда есть шанс вырваться и убежать. Должен быть.

Глава 30

Северин

Как ощущается ожог холодом? Теперь я это точно знаю. Прошли сутки после нашего скомканного разговора и попытки Юлали взбрыкнуть и послать меня. Она словно оледенела. И это ощущалось особенно отчетливо болезненно после того спонтанного доверчивого тепла, которым она осчастливила меня в последние сутки. А ведь только судьба вроде бы стала поворачиваться ко мне приличным местом. Упертая женщина, вспыхнув от ревности и заявив на меня права, едва придя в себя, попыталась тут же дать полный назад, даже не понимая, что это уже бессмысленно. Изменяющие облик никогда не претендуют и не бросаются отстаивать то, что не считают своим окончательно и бесповоротно. А то, как ее трясло в страхе за меня перед этими жалкими вояками, сказало о ее чувствах больше, чем мог бы это сделать целый день бестолковой непрекращающейся болтовни. Наверное, только это звенящее чувство в ее голосе и заставило меня остановиться и не переломать руки этим ушлепкам, что посмели направить на нее стволы. Она испугалась за меня до истерики, забыв, глупая, насколько быстрыми мы были. У этих клоунов в камуфляже не было ни единого шанса. Что меня останавливало, так это реальная угроза шальной пули в такой тесноте. Юлали слишком давно не живет среди своего народа и растеряла многие инстинкты и скорость реакции. Она в тот момент была единственной, кто был в настоящей опасности среди нас. Поэтому вся эта ситуация так и взбесила меня. Мысль о том, что что-то угрожает ее жизни, чуть не уничтожила во мне и так не слишком значительный налет цивилизованности, пробуждая защитные инстинкты. Но тогда я сумел победить ревущего и истекающего пеной бешенства зверя, который требовал сомкнуть челюсти на горле любого, кто смеет угрожать его паре. Поняв, что я отступаю, мой волк едва не разорвал меня изнутри, считая это трусостью и проявлением слабости. Что поделать, не всегда то, что приходится совершать в человеческом обществе под давлением обстоятельств, понятно зверю. Он грыз и упрекал меня все те часы, которые пришлось провести под тем гребаным управлением, не желая понимать, почему нельзя войти и вытащить оттуда Юлали прямо сию минуту. Это были, наверное, самые долгие и трудные часы в моей жизни. Она там одна, я здесь со всеми этими людьми, мамой и парнями… И хотя я вроде был рад, что вокруг столько тех, кому не наплевать на мою девочку, но все же жутко напрягало все это мельтешение, а особенно необходимость отвечать на сочувственные фразы и бесконечные вопросы. Но взгляды мамы и членов моей стаи было выносить еще тяжелее. Нет, никто не смотрел на меня с упреком за то, что я, типа, слабак и позволил увезти Юлали. Достаточно было и беспокойства в их глазах. Ведь они, в отличие от присутствующих тут людей, знали, что творится с Изменяющим облик, когда он оказывается в ловушке. Да, конечно, мы могли справляться с этим какое-то время, каждый по-своему и насколько хватит сил сдерживать паническую реакцию зверя. Только я не имел пока понятия, каковы возможности моей девочки. Поэтому-то мысли об этом и то, как волк продолжал накручивать меня, заставляли балансировать в опасной близости к катастрофической вспышке.

Появление Дина создало неловкость лишь в первый момент, но потом мы без слов заключили некий договор взаимной терпимости ради Юлали. Зато вот когда примчался взмыленный, слегка очумевший полицейский, я оказался в малюсеньком шаге от того, чтобы уже наконец убить кого-то сегодня. От него так разило чувством вины, что я понял сразу, что он если уж не точно знает, то наверняка догадывается, почему моя жена сейчас сидит там, в этом долбаном застенке. И не будь всей этой суеты вокруг, я бы уже знал, какого хрена происходит. Он бы мне все рассказал, в этом я не сомневался.

Когда Юлали наконец показалась в тех проклятых дверях, выйдя из-за спины своего адвоката, я думал, что лопну от радости. Но первый же взгляд на ее бледное и изможденное лицо привел меня в настоящую холодную ярость. Я понял, что борьба с истерикой зверя высосала из нее все силы, буквально выпотрошила, оставила пустой. Продлись это еще немного, и она была бы просто раздавлена. Разрушена до основания. Слишком долго она гнула свою волчицу, вынуждая копить гнев и силу. Это читалось не только в погасших и словно ввалившихся за считаные часы глазах, но и в каждом нервном, дерганом движении. Моя дикарка была выжата досуха, хоть и пыталась, как всегда, держать лицо.

Но когда на нее буквально набросились с поздравлениями все вокруг, она сломалась. Юлали сначала смотрела на окружающих в шоке, на грани страха даже. Так, словно перед ней были не знакомые и переживающие за нее люди, а какие-то странно выглядящие инопланетяне, и она сразу и не может решить, опасны ли они для нее. А потом что-то словно щелкнуло, как будто из Юлали выдернули какое-то ребро жесткости, и по ее щекам потоком потекли слезы. Вот на это мне уже просто невыносимо было смотреть. Легче было бы выдержать, чтобы меня живьем на части резали, чем видеть, как она плачет. Без всхлипов и содроганий плеч, без заламывания рук и искаженного лица. Просто стоит вся на самом деле такая маленькая, хрупкая, одинокая и смотрит, а по щекам потоком льется соленая влага.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});