РЯВанш! - Дмитрий Никитин

           - Да может он просто время тянет, выдумывает как полным дураком не выглядеть. Иначе зачем это мы, получается, пока остальная эскадра дралась, попусту туда-обратно ходили, с юга на север, с севера на юг. Ладно, если япошки нас не заметят, авось минует беда...

           - Но я-то запомню, - подумал про себя Веселкин. - Не быть тебе, Тринадцатый, адмиралом!

       

           Взрезая форштевнями роковые для русского флота воды Цусимского пролива, "Бородино", "Кинбурн" и "Наварин" шли в пеленге, часто меняя курс. У борта, на башнях и на всех прочих доступных им возвышениях толпились матросы, напряженно вглядываясь в окружающее море. Многим, впрочем, это занятие уже надоело, матросы что-то негромко обсуждали, собираясь кучками, переходили от одной группы к другой.

           - Измена, братва!

           Громкий выкрик раздался внезапно с прожекторной площадки кормовой дымовой трубы "Наварина". Кричал, размахивая скомканной в кулаке бескозыркой, кондуктор Дыбенко, который уже отличался накануне, самоуправством перенацелив орудия концевой башни по японскому крейсеру "Читозе". Тогда Дыбенко по приказу командира корабля капитана 1-го ранга Зеленого должны были отправить в карцер. Однако потом командира уговорили отменить приказ, крейсер всё же Дыбенко потопил.

           - Измена! Командиры и офицеры японцами куплены! Нашего дорогого товарища славного адмирала Колчака предали! Эскадру разделили, чтобы врознь погубить! Адмирал Колчак второй день в одиночку бьется! Крейсер "Нахимов" вот только что потопили. Сколько на нем матросов невинных погибло! И нас всех на погибель сюда завели, в самую Цусиму, японцам в зубы! Пусть командиры поворачивают к Колчаку! А не то за шкирку и за борт!

           Толпа на палубе грозно зашумела. Несколько активистов сразу придали волнениям среди матросов организованный характер. Часть в кинулась к оружейным, другие окружили кольцом оказавшихся поблизости офицеров, а остальных заблокировали в каютах или на боевых постах. Сделавший карьеру на штабных должностях и известный своими либеральными взглядами капитан 1-го ранга Зеленой решительно отверг предложение бывших с ним на мостике офицеров попытаться подавить мятеж силой. Зеленой направился к матросам, чтобы "прояснить недоумение". В результате через 10 минут "Наварин" оказался фактически во власти Дыбенко. Захваченный его людьми Зеленой дал указание вахтенным офицерам выполнять указание "временного судового комитета". Матросы-сигнальщики непрерывно передавали на другие корабли сообщения о смене власти и требования Дыбенко "прекратить измену и идти назад к Колчаку!"

           Теперь заволновались команды на "Кинбурне" и "Бородино". Члены бывших там подпольных ячеек импровизировали на ходу, организуя агитацию и одновременно беря под контроль важнейшие центры дредноутов. На "Кинбурне" бунтовщики почти не встречали сопротивления. Офицеры, пораженные внезапным неповиновением команды, вели себя пассивно, ожидая приказов от командира корабля. Однако 50-летний капитан 1-го ранга Фролов, мирно прослуживший последние годы в должности начальника Отдельных гардемаринских классов и назначенный на "Кинбурн" перед самой войной выслуживать ценз перед отставкой, оказался неспособным к каким-то активным действиям. Нерешительность большинства офицеров, помимо прочего, объяснялась еще и тем, что наивные обвинения матросов не казались им совсем уж беспочвенными. Действительно, ради чего, спрашивается, сильнейшие русские сверхдредноуты уклонились от участия в сражении? Если не измена, то что же тогда?

           "Кинбурн" вслед за "Наварином" перешел под контроль матросского "комитета". Красные флаги они еще не поднимали, но подчиняться командирам отказывались категорически. Ситуация на "Бородино" была напряженная, но, благодаря решительности и авторитету среди экипажа Иванова Тринадцатого, команду пока удавалось держать в повиновении. На корабле пробили боевую тревогу и, сразу же, - пожарную и водяную. Матросы живо разбежались по постам, а пытавшихся противодействовать зачинщиков препроводили в карцер. Дыбенко с "Наварина" потребовал по радио от имени "сознательных матросов, унтер-офицеров и офицеров" ареста "самодура и изменника" адмирала Веселкина, обещая, в этом случае, исполнять все исходящие от Иванова распоряжения. Тот в ответ дал радиограмму, что любое неисполнение приказа в условиях войны является прямой изменой государю и отечеству. Контр-адмирал Веселкин во время этих переговоров сидел, обхватив голову руками, в своем принесенном на мостик кресле, его сгорбленная грузная фигура олицетворяла собой крайнюю степень отчаяния.

           Между тем "Наварин" приблизился к "Бородино", оказавшись всего в трех кабельтовых по его правому борту. Башни мятежного дредноута одна за другой пришли в движении, пытаясь навести орудия на флагманский корабль. Иванов, стоя на мостике, неторопливо отдавал приказы на центральный пост. Орудийные башни "Бородино" быстро и синхронно развернулись на "Наварин", демонстрируя четкость централизованного управления. Это так отличалось от того, как наводили вразнобой орудия на восставшем корабле, что стало полностью ясно - если будет бой, Иванов с одним своим дредноутом разнесет два "революционных" корабля всего за пару минут. Вскоре с "Кинбурна" пришло сообщение, что командир Фролов вернулся к управлению. Дыбенко с "Наварина" дал очередную радиограмму, что будет подчиняться только командующему эскадрой, и потребовал от всех е немедленно идти на соединение с Колчаком. Чувствовалось, что революционеры на "Наварине" держали себя все менее уверенно. Иванов уже обдумывал, как можно было бы попробовать послать туда отряд офицеров и надежных матросов, как вдруг с донесся крик с наблюдательного поста на фок-марсе:

           - Дымы на горизонте! Пеленг 200 градусов!

           С юга, из Цусимского пролива, шла на север большая группа кораблей - еще непонятно, крупный транспортный конвой или военная эскадра. Однако транспорты со всей очевидностью должны были бы держать курс на запад или восток - в Корею или Японию. На севере, в Японском море, делать им было нечего. Значит, боевые корабли. Но все корабли, которые остались у японцев после вчерашнего побоища, - законная добыча для троицы "измаилов".

           - Повезло вас, ваше превосходительство! - бросил Иванов с легким оттенком презрения в голосе Веселкину, который стал осторожно расхаживать по мостику. - Похоже, дождались. Японцы всё же решили свои последние резервы на север перебросить.

           - Константин Петрович! С "Наварина" сигналят: "Готовы выполнять все ваши приказы! Командир Зеленой находится на мостике! "

           - Приказ по бригаде! Выровнять кильватер! Курс зюйд-зюйд-вест! Полный ход! - как-то само собой Иванов Тринадцатый взял на себя командование эскадрой, и присутствующий на мостике контр-адмирал не высказывал по этому поводу никаких возражений.

           На юге, вслед за уходящими в небо дымными столбами над горизонтом появились мачты, а потом и черные силуэты идущих почти встречным курсом кораблей. Иванов внимательно разглядывал в бинокль приближающуюся чужую эскадру.

           - Ну что же, господа! Позвольте представить. Старые наши знакомые "Микаса", "Асахи", "Сикисима", "Хидзен" и, наконец, "Ивами". Японцы, почитай, последние свои броненосцы в море вывели.

           - "Фудзи" и "Суво" нет, - заметил один из офицеров.

           - Ничего, нам и этого довольно.

           - Поворачивают! Противник начал поворот оверштаг! - закричали с фор-марса.

           - Не уйдут! - удовлетворенно хмыкнул Иванов Тринадцатый, наблюдая за маневром вражеской эскадрой, где, очевидно, тоже идентифицировали идущие им навстречу корабли. - У них восемнадцать узлов хода в лучшем случае, у нас двадцать семь будет, если поднажмем. Никуда им от нас не деться. Догоним! Хотя лезть в пролив мне очень не хочется!

           - Надо, Константин Петрович, надо! - подал голос до того тихий как мышь контр-адмирал Веселкин. - Это же как нам с Божьей помощью подвезло! Если мы "Микасу" потопим, да еще в том самом месте, где Того наших в пятом году разгромил... Да о нас песни слагать будут!

       

           В первоначальных планах японского командования не было ни слова об участии в сражениях с русским флотом старых броненосцев, ветеранов первой русско-японской войны. Хотя формально они продолжали числиться наравне с дредноутами "линейными кораблями", фактически броненосцы давно были учебно-артиллерийскими судами. Если их и можно было использовать в военных целях, то лишь как дополнительные плавучие батареи у собственного побережья. Ну, или для устрашения Китая, весь флот которого состоял из шести слабых крейсеров.