Непутевая - Лиза Альтер

— Это — как игра. Очень интересно создавать формы, цвета, людей…»

— Я не удержалась и заглянула в твою книгу, — призналась я Хоку, вернувшись к бассейну. — По-моему, очень развлекательно.

— Она не для развлечения. Моя книга будет развивать в читателях духовность, которая в конце концов позволит им понять, что это не вымысел, а реальность.

— Понятно… Ты хочешь сказать, что все это было на самом деле? — Похоже, я ошиблась в своем выборе.

— Этого я не утверждаю. Просто мне хочется, чтобы читатель понял: эта книга — не для развлечения. — Он раздраженно дернул себя за колокольчик в ухе.

Назавтра мы чистили астральные каналы, ведущие от моего эфирного двойника, где бы он ни был, к «вульгарному физическому организму».

— Ты вдыхаешь около двадцати тысяч раз в день, — сообщил Хок. — Большая часть этих вдохов слишком поверхностна и заполняет всего одну шестую легких. Тело функционирует на самом минимальном уровне. Тебе придется научиться дышать так, чтобы потенциальная энергия Праны[9] передалась к сексуальной чакре, пробудила твою дремлющую Кундалини[10] и заставила через спинной мозг вдохнуть в тебя всепоглощающее пламя Майтханы Бога Шивы.

— Извини? — Я ничего не поняла в этом жаргоне, как не понимала когда-то футбольные разглагольствования Джо Боба или рассуждения о Декарте мисс Хед. Конечно, у меня есть энциклопедия и словари, но я сама не знала, хочу ли, чтобы отношения с Хоком развивались и дальше. После его книги я в этом очень даже сомневалась. (Он сумасшедший? Или пророк?)

— Потом поймешь, — небрежно отмахнулся он.

Мы сидели, скрестив ноги, у бассейна и старались отрешиться. Интересно, тот факт, что Венди может упасть в бассейн, — тоже мелочь? Мы семь раз вдыхали, делали паузу и выдыхали тоже семь раз. Потом мычали «Аум». Я ждала, когда пробудится моя дремлющая Кундалини.

— Ничего не происходит, Хок.

— Откуда ты знаешь? Ты же не представляешь, что должно произойти. — Он безмятежно смотрел на меня. — Ты настолько неразвита, что ждешь немедленного результата, а так не бывает. Вроде как я принимал колеса в Монреале — раз — и готово! Слишком много хочешь! Наверное, ты и в сексе сразу кончаешь.

— Ничего подобного, — возмутилась я. — Знал бы ты, сколько раз я умоляла Айру не торопить меня! Ты просто сваливаешь на меня собственные недостатки.

— Ничего я не сваливаю. Я так подавил свои страсти, что совсем не испытываю желания. Таким невозмутимым людям, как я, незачем что-то сваливать на других.

— А как ты определил, что избавился от страстей?

— Когда-нибудь поймешь. — Он закрыл глаза и принял позу удержания семени. — Делай как я!

Подошла Венди, отставила ножку, пробуя подражать нам, но не удержалась и упала. Я бросилась утешать горько плачущую дочку, а Хок мрачно вздохнул и закрыл глаза. Я отвернулась и отправилась укладывать малышку спать.

В заднем дворе около фамильного кладбища Блиссов Хок воткнул в землю четыре палки, расстелил скатерть с моего кухонного стола и положил на нее кучку земли. Нашел камень и разровнял ее так, что получился круг размером с тарелку. Мы сели на скатерть и уставились на этот круг. Оказывается, таким образом мы сосредоточивались на Майтхане. «Огромный и откровенный, гениальный Укрыватель подземных секретов», — бормотал Хок с нежностью пылкого любовника, а я презрительно шептала: «Деньги — к деньгам, деньги — к деньгам» и старалась подсчитать, сколько человеческих поколений прошло за время существования на Земле жизни.

Потом он заставил меня открывать и закрывать глаза — как затворы фотоаппарата, — чтобы запечатлеть на сетчатке духовный образ Майтханы. Наконец встал и потащил меня к бассейну.

«Наконец-то, — подумала я. — Вот оно!»

Он столкнул меня в воду, прыгнул сам и закрыл глаза.

— Зажмурься! Видишь его?

Я старалась, но, кроме черноты, ничего не увидела. Может, соврать? А то не захочет совершать ритуал совокупления с такой тупицей.

— Что?

— Светящийся круг, очищенный от материального несовершенства.

— Ах…

В эту секунду открылась калитка, и Венди — благослови ее Бог! — спасла меня от необходимости признаться, что Хок выбрал себе в партнеры непроходимую дуру.

Вечером я отыскала на чердаке елочные гирлянды, мы натянули их — красную и голубую — в каморке и уселись на койку в позе лотоса. Он надел мои «Леди Булова» и велел открыть глаза, когда, по моему мнению, пройдет тридцать минут.

Задание показалось мне очень простым. Я стала считать тридцать раз по шестьдесят — на сей раз не подведу!

Вскоре это дурацкое занятие мне надоело, я еще посидела, скорчившись, и позвала Хока. Он посмотрел на часы и записал на бумажке время. Потом снял красную гирлянду и велел считать снова.

Через какое-то время все повторилось, только я сидела под красной гирляндой. Я сочла это довольно глупой прелюдией к сексу. Неужели не придумали чего-нибудь поинтересней?

После четвертого раунда Хок сказал:

— Хорошо. Хватит. Под красной и голубой ты назвала двадцать четыре с половиной минуты, под голубой — двадцать семь минут, под красной — тридцать три, без гирлянд — тридцать.

Господи, неужели я опять провалилась? Не смогла даже точно оценить время. Нечего и надеяться на неземное блаженство. Я виновато опустила глаза. Что ж, по крайней мере, я старалась.

— Это наводит меня на мысль, — задумчиво проговорил Хок, — что тебе ничто не поможет.

Я разочарованно побрела наверх в свою одинокую огромную кровать.

Утром Хок сухо сказал:

— Я надеялся обойтись без этого, но, боюсь, ничего не выйдет. Сплавь на сегодня ребенка.

Вернувшись от Анжелы, я помчалась вставлять спираль. Хок ждал меня на койке. На столике стояли кувшин с водой и стакан.

Он услышал мое предупреждающее покашливание и жестом велел лечь рядом. Я скромно потупилась, выполнила приказ и закрыла глаза в ожидании поцелуя.

Он встал и начал рыться в рюкзаке.

— Все в порядке, — прошептала я. — Я уже вставила спираль.

— Что? — Он вытащил маленький пузырек и вылил его содержимое в стакан с водой. — Пей.

— Что это? Экзотическое возбуждающее? — Я отхлебнула.

— ЛСД.

— ЛСД?

— Расслабься и пей.

— Но я не хочу ЛСД.

— А участвовать в Майтхане?

— Конечно, хочу. Но как ЛСД поможет нам трахаться?

— Черт побери! Сколько тебе говорить, что это не траханье? Это не имеет ничего общего с теми отвратительными движениями, к которым ты привыкла!

— Откуда ты знаешь, к чему я привыкла?

— Мне незачем это знать! В том, к чему я пригласил тебя приобщиться, нет и намека на похоть, какую бы форму она ни принимала. Я пытаюсь внушить тебе, что ты — не просто физическое тело, требующее удовлетворения. Ты — женщина. Я — мужчина. Во время Майтханы мы не просто спариваемся — мы уравновешиваем свои противоположности и торжествуем в единстве!

Завороженная такими громкими словами, я залпом допила остальное. Значит, нашей целью не было достижение оргазма?

— Я давно готов для Майтханы. Я делаю все это ради тебя. Хочу, чтобы ты испытала запредельное наслаждение.

Я уставилась на него: что он мне Дал? Никакого эффекта.

— Что-нибудь чувствуешь?

— Нет. Совершенно ничего.

— Ты думаешь, я тебя дурачу? И это не ЛСД?

Я промолчала. В конце концов, не совсем же я идиотка, чтобы всерьез ждать чего-то сверхъестественного от его упражнений?

— У меня столько ЛСД, что можно спускать линкор, — продолжал он. — Прошу тебя, поделись со мной видениями, которые скоро возникнут. Некоторые после принятия дозы спят, некоторые ходят, кто-то фантазирует…

— Больше всего мне нравится твое лицемерие, — холодно ответила я. Кирпичи над головой стали шевелиться, но я не сказала об этом Хоку — нечего выставлять себя на посмешище. Вернется к своим дружкам-дезертирам и будет рассказывать о моих галлюцинациях после стакана чистой воды… Мне показалось, что надо мной уже хохочет весь мир…

— Это не ради забавы. — Неужели я не замечала, что он картавит? И рот у него как у рыбы. — Я покажу тебе скрытую сторону жизни. — Вместо глаз у него ледяные ромбы, а в бороде ползают мохнатые пауки. Да еще и шипят…

— Ты что-нибудь чувствуешь? — прогремел гулкий голос, как прибой в океанской пещере.

— Нет.

Я действительно ничего не чувствовала. У меня не было органов чувств. Телесная оболочка обмякла и спала с меня гниющим, вонючим куском мяса. Я имела к ней такое же отношение, как к отвратительной куче хрящей и мяса, глазеющей на меня льдинами-ромбами.

Я захихикала. Вот умора! Я всю жизнь кормила, одевала это тело и преклонялась перед ним, и все — готово! — оно умерло. Вот потеха!

Кусок жира у стены заискивающе улыбался. Дурак! Не понимает, что тоже мертв. Хотел отправить меня морем в Марокко, но не успел: тоже умер. Труп продает труп! Я стонала от смеха.