Непутевая - Лиза Альтер

— Меня не интересует секс, — продолжал он. — Разве что серьезный. По-моему, его нужно использовать, как яд, в гомеопатических дозах, чтобы поддерживать свое жалкое тело.

— Джинни, я искал тебя несколько месяцев. Думал, только на Юге смогу найти женщину, настроенную на ту же частоту, что и я. А нашел ее здесь. Станешь моей шакти?

— Извини? — Мне очень польстило, что мы настроены на одну частоту.

— Тебе было бы интересно приобщиться со мной к таинству Майтханы?

— К таинству кого?

— Майтханы. Это ритуал совокупления.

— Мне показалось, что ты не хочешь переспать со мной.

— Да. Я не хочу «переспать» с тобой, — сказал он с таким же отвращением, с каким говорили когда-то о Ницше мисс Хед или о правящем классе Эдди. — Я хочу испытать истинную космическую страсть и использовать слияние наших тел для ее достижения. Мы заставим свои душевные силы добиться невыразимого счастья божественного союза.

— Отлично, — ухмыльнулась я. Никто еще не соблазнял меня этаким манером.

— Это мой последний шанс, — веско сказал он. — Я перепробовал все что мог и готовился целый год. Если ты, Джинни, не отнесешься к этому серьезно, если тебе хочется просто поваляться с кем-нибудь в этой травке — скажи сразу, и я уйду.

Я вовсе не возражала против невыразимого счастья.

— Прости. Я не хотела показаться тебе пустышкой. Мне очень интересно, что это такое.

— По-моему, мне понадобится около четырех недель, чтобы приобщить тебя к Майтхане.

Я присвистнула.

— Ха! Вот это я называю «переть напролом».

— Ладно. Забудь. — Он встал. — Мне пора.

— Ладно, Хок. Я больше не буду.

Он снова сел.

— Так ты готова отдать себя в мои руки?

Я кротко кивнула.

— Тогда проникнись мыслью, что духовно я развит лучше тебя и знаю все, что тебе нужно. Ты должна быть покорна душой и телом. Согласна?

Я суеверно скрестила пальцы и неуверенно кивнула. В конце концов, я вручала себя в более ненадежные руки, например, Клема Клойда.

— Когда вернется твой муж?

— Через неделю с хвостиком.

— Как он отнесется к тому, что я тебя тренирую?

Я поперхнулась.

— Я и его смог бы тренировать.

— Он об этом и слушать не станет, — расхохоталась я. (А впрочем… Айра так помешан на сексе, что, может, тоже захочет попробовать невыразимого счастья? Хок поможет ему… И вдруг меня осенило: как я объясню мистеру национальному гвардейцу, что он должен слушаться какого-то дезертира?)

— Нет, он не согласится. Он сдаст тебя ФБР.

— Гм-м. Тогда тебе придется ради спасения собственной души принести в жертву ребенка и мужа. Поедешь со мной в Монреаль?

Я испугалась. Хок принес в жертву своих близких, любимую девушку и надежды на будущее, когда дезертировал, и теперь хочет, чтобы я принесла равноценную жертву: бросила Айру, Венди, дом и свою без того хлипкую репутацию. Нет, это невозможно. Меня раздражала скучная жизнь в Старкс-Боге, но теперь, когда появилась возможность избавиться от нее, я воспротивилась. Наверное, это было написано на моем лице, потому что Хок тихо сказал:

— Не сейчас. Когда будешь готова. В один прекрасный день ты отчетливо поймешь, что надо делать, и не станешь раздумывать. А сейчас ты не готова ступить на тропу самоотречения.

Я облегченно вздохнула. Оказывается, в моей заторможенности есть свои преимущества. Я никогда в жизни не принимала ясного и твердого решения. Меня или несло по течению, или решение вырывали у меня с болью, как зуб мудрости.

— Но где же мы будем тренироваться? Если мне нельзя остаться здесь, а ты не готова уйти, нам не провернуть это дело.

Меня осенило.

— Знаю! У нас в подвале есть потайная каморка. В ней в былые времена прятали беглых рабов, когда они бежали в Канаду.

— Отлично!

Мы спустились в темный сырой подвал. Каморка была замаскирована под огромную бочку, в одной стенке которой была узкая дверь. Внутри кирпичом выложили пол и стены, оставив маленькое окно. Каморка — футов шесть на девять — была совершенно пуста.

— Фантастика! — восхитился Хок.

Я подмела пол, принесла туда койку, маленький столик на колесиках и походную табуретку. Хок уселся в углу на свой рюкзак и стал шумно выражать восторг. Интересно, что сказал бы Папа Блисс, чей дух, несомненно, витал в этом винном погребе? Похвалил бы за то, что я поддерживаю фамильную традицию, пряча несправедливо обиженного и гонимого, или счел бы меня лживой женщиной, наставляющей рога его потомку?

— Начнем этой ночью, — заявил он, когда я собралась идти кормить Венди. Я задрожала. С тех пор как я зачала ее, мне не приходилось испытывать эту сладкую дрожь.

Я явилась к Хоку в ночном пеньюаре, поставив себе спираль и ожидая Бог знает какого экстаза после многомесячного воздержания.

Хок не взглянул на меня. Он сидел, скрестив ноги, на кирпичном полу и рассматривал разложенные игральные карты. Под потолком он подвесил военный фонарь. Окошко было открыто.

Знаком он велел мне сесть рядом. Я села, одернула на коленях пеньюар и взяла карты, которые он протянул, чтобы я сняла. Он велел мне вытащить несколько штук, перевернуть и дать ему, а потом углубился в их изучение. Зачем ему карты? Что обнаружил он в этом раскладе?

Хок удовлетворенно вздохнул:

— Смерть. Точно. Отлично.

— Смерть? — Господи, я снова во что-то влипла!

— Тише. Расслабься. Эта карта благоприятна. Она символизирует победу страсти над физической смертью. Хиппи в Монреале ликуют, если им выпадает такая карта. Доверься мне, Джинни. Это добрый знак. Знак духовного потенциала.

Довольная своим высоким духовным потенциалом, я помчалась наверх. Пусть называет как хочет, лишь бы дело шло хорошо.

Утром, когда я пришла за инструкциями, Хок сказал:

— Сегодня и завтра можешь не приходить, но потом не беспокой меня и по утрам. Я буду работать над книгой.

— Конечно! Принести тебе завтрак?

— Да. Йогурт, пшеничные гренки и мятный чай.

Сгорая от желания услужить, я перекопала весь чулан, но нашла ему мяту.

— Мы займемся специальными упражнениями, — сказал после завтрака Хок. — Мне потребуется твое постоянное присутствие. Сможешь куда-нибудь сплавить дочку?

— Постараюсь.

— Останешься со мной.

Я взлетела наверх и сделала нечто беспрецедентное: попросила Анжелу взять Венди на пару дней, пока я съезжу в Сан-Джонсбери за покупками и навестить друзей. Она была так ошеломлена моей наглостью, — с ее-то четырьмя и младенцем! — что согласилась.

Мне нелегко было оставить Венди. Анжела стояла рядом с малышом на руках и понимающе смотрела.

— Я понимаю, в первый раз это трудно…

Венди с несчастным видом махала мне своей маленькой ручкой. Я несколько раз посигналила ей из Айриной пожарной машины и помчалась домой как на крыльях. Там снова вставила спираль и спустилась к своему Шиве[7], как велел называть себя Хок.

В каморке моего Шивы не оказалось. Я помчалась во двор и нашла его возле бассейна. Он сидел голый, вытянув назад одну ногу, а вторая, согнутая в колене, выдерживала вес всего тела. Растрепанные космы закрывали глаза.

— Верья стамбханасана, — пробормотал он.

— Что?

— Поза удерживания спермы, — пояснил он и снова замер в своей странной позе.

— Зачем это? — спросила я с удивлением.

Хок не удостоил меня ответом. Наконец он выпрямился и велел следовать за ним на кухню. Я приготовила несколько сэндвичей и кувшин воды, и мы спустились в свое подземелье. От возбуждения у меня отвердели соски.

Я села на койку. Он вытащил из рюкзака какие-то тряпки и заткнул ими окно. Я удивилась: он боится, что мы сможем видеть свои тела? Или еще что-нибудь!

В каморке стало темно. Хок на ощупь подошел к двери и сказал:

— Оставайся здесь сколько можешь. Лежи неподвижно. Захочешь в туалет — в углу банка. Ешь сэндвичи, пей воду. Я буду наверху. В твоих интересах следовать моим инструкциям. Если упустишь момент, придется начать все сначала.

— Что я должна делать?

— Постарайся ничего не делать. О’кей?

— О’кей. Но в чем смысл?

— Будешь много болтать, ничего не узнаешь.

Я легла на койку и стала ждать духовного озарения. Вот только пойму ли я, когда оно придет? Наверное, я что-нибудь увижу: тень на стене или вспышку; но ничего не было. Я вытянула руку и пошевелила пальцами, но не увидела даже их. Я ничего не слышала, а ведь птицы, должно быть, чирикали за стеной…

Через какое-то время я перестала ощущать свои руки и ноги. Они словно исчезли. Спасибо Декарту, от него я знала: я мыслю — значит существую. Я осторожно дотронулась до стены и ощутила холодный неровный кирпич. Я мошенничала: Хок велел мне ничего не делать и не шевелиться. Я положила ладонь на место и уснула.

Проснулась я от голода. Взяла сэндвич с колбасой и съела, удивляясь своему аппетиту. Обычно я давилась им, как когда-то соевыми крокетами на ферме Свободы. Я съела еще один и выпила два стакана воды.