Происхождение личности и интеллекта человека - Александр Невзоров

Очевидец этого процесса в XIX веке на острове Uvea Dr. Bartels описывает данную процедуру следующим образом: «В покровах черепа делается крестообразный (+) или Т-образный (т) разрез, полученные кожные лоскуты отворачиваются в стороны и из черепа осторожно выскабливается острым куском стекла или раковины отверстие до твердой мозговой оболочки. Иногда по неопытности оператора выскабливается и эта последняя, последствием чего является смерть пациента. Ella утверждает, что умирает не менее половины оперируемых» (Bartels М. Medizin der Naturvolker, 1893).

Используя штатный ручной пта-кранйотомь, отверстие диаметром в 2 см я сделал за 40 секунд на влажном и за 1 м 12 секунд — на сухом черепе (лобная кость). Используя итальянский краниотом XVI— XVII вв. (схожий по принципу конструкции с трепанами Боталло и Паре) с «родной» и основательно затупленной конической фрезой, примерно такое же отверстие было проделано мной за 2 минуты на влажном и за 3,5 минуты — на сухом черепе. Вопрос о том, какую методику (прореза или выскабливания) предпочитали древние «трепанаторы», остается открытым. Хотя Средневековье знало уже несколько различных конструкций трепанов: Фабриция, Шолиака, Герсдорфа, Бруншвига, Боталло, Бартиша, Паре, Абуказема, Питара, Беренгарио, Веллизия, Шульца, Морганьи, тем не менее в употреблении были и инструменты, предназначенные для «проскаблива- ния» черепа.)

Отметим, что само по себе удаление костного лоскута (фрагмента любой из костей черепа) не является обсуждаемой задачей.

Это удаление и, соответственно, отверстие, можно сделать тем или иным образом, но вопрос заключается не в том, как трепанаторы древности «попадали» в мозговой череп, а исключительно в том, что они там делали, не имея ни диагноза, ни представлений о динамической локализации функций, цитоархитектонике коры, свойствах мягкой и арахноидной оболочек, расположении цистерн, артерий, венозных синусов, пиальных сплетений.

Как мы знаем, до появления известного труда А. Везалиуса мозг был неизвестен анатомически, первые внятные понимания его функций датируются концом XIX в., а подробное картирование его поверхностей — серединой XX в.

Древний трепанатор, проникший инструментом под твердую мозговую оболочку, мог действовать только «вслепую», мгновен- ь Патологоанатомический краниотом. — Прим. ред.

но разрушая функции речи, зрения, обоняния, вызывая моторную, проводниковую, сенсорную афазии, парезы и параличи, иные дисфункции и в результате — мучительную смерть.

Чем тогда можно объяснить отчетливые факты остеопластиро- вания краев отверстия, доказывающих, что пациент иногда оставался жив?

Puto, только тем, что несмотря на прохождение инструмента сквозь кости свода, сама dura mater (твердая мозговая оболочка), внутричерепная защитная капсула мозга, осталась непрободен- ной, инструмент не получил доступа к полушариям, т.е. трепанация в ее настоящем, нейрохирургическом смысле слова как таковая и не произошла.

Ad verbum, это вполне возможно, учитывая, что именно в области свода dura mater связана с костями черепа очень слабо, и даже сняв значительные площади лобной или теменной кости, при некотором навыке реально сохранить интактность твердой мозговой оболочки. Sed и в случае ложной краниотомии опасность для жизни оставалась значительной. Л. Полежаев в своем труде «Утрата и восстановление регенерационной способности органов и тканей у животных» (гл. 2. Утрата и восстановление регенерационной способности костей свода черепа) (1968) приводит данные по удалению частей свода черепа у мышей, крыс, кроликов и собак. Согласно исследованиям Л. Полежаева, даже при сохранении dura mater в неприкосновенности требовалось значительное количество антибиотиков для ликвидации тяжелых воспалений надкостницы и разрушения диплоиче- ских каналов.

Ergo, в тех случаях, когда мы можем наблюдать остеопластиро- вание краев отверстия, мы можем говорить об обычном шарлата- нировании, характерном для любого века истории homo, и о том, что «операция на мозге» ограничивалась эффектным, но бессмысленным удалением фрагмента кости черепа. Вероятно, и этого действия было достаточно, чтобы выполнить «впускание или выпускание духов» или «достать камень глупости».

Не случаен скепсис, не расшифрованный, но отчетливый, в отношении таких «трепанаций» у Л. Мороховца (1903), Э. Тэйлора (1939), Л. Этин- гена (2009), В. Сперанского (1980).

Таким образом, т.н. древние трепанации, несмотря на весь их интригующий имидж, могут быть поставлены в один ряд к закапыванию бутылок с катамениальными жидкостями, к представлениям дикарей о пищеварении или о способе укрепления крепостных стен. В данном случае мы вновь убеждаемся в неспособности чистого разума homo к решению задачи, часть компонентов которой скрыта или не является явной.

Breviter:

Secundum naturam, список примеров мог бы быть пополнен и образчиками гораздо более изощренных проявлений первобытного мышления: гаруспикациями и другими формами гаданий, колдовством, спиритизмом, психоанализом, ясновидением, эвхаристированием, хироманти- ческими, пророческими и астрологическими практиками et cetera, но данные явления, как правило, тщательно замаскированы фразеологией и снабжены внешними приметами интеллектуальных систем, а в ряде случаев и вовсе представляют собой сложные симбиозы паразитического типа, где первобытное мышление облигатно паразитирует на различных интеллектуальных формах. Это не меняет их сути, но затрудняет их использование в данном труде, так как требует развернутых трактовок, что может несколько «увести» нас от цели исследования.

Естественно, все приведенные здесь примеры того, как с помощью одного лишь «природного» чистого разума homo пытался решать вопросы физиологии, земледелия, контрацепции, смерти, безопасности — это ничтожная часть возможных иллюстраций к данной теме, но у нас нет намерений и возможности переписывать тысячи страниц трудов Дж. Фрезера, Л. Леви-Брюля, К. Леви- Стросса, Э. Тэйлора, Г. Шурца, 5. Спенсера и Ф. Гиллена et cetera.

К тому же то, что антропологам представляется странной последовательностью архаичных казусов, которые следует объяснять религиозными и этнографическими причинами, для нас есть лишь простые свидетельства о качестве природных, врожденных возможностей той функции головного мозга человека, что называется «разумом».

Sane, предпочтения и ориентиры могут быть различны, но в том случае, если за ориентир берется представление научное, т. е. основанное на опыте, эксперименте, логике, поиске естественных причин, то придется признать, что возможности разума «как такового», molliter dictu, не велики, а анатомическая развитость мозга не годится на роль даже формального индикатора верности выводов о «природе вещей».

В самом деле, какая разница, сколь совершенны полушария мозга, каковы пропорции архео- и палеокортекса сравнительно с новой корой, какова нейрональная плотность в височных долях и скорость синаптических связей, если этот мозг упорно, столетие за столетием пытается решить задачу охраны полей от тли зарезыва- нием переодетой девочки?

Ergo, как мы видим, речь, религия, социализация, традиции — способны только усугубить изначальную неверность представлений, основанных на чистом разуме. То, что без речи, социализации, традиций осталось бы мимолетной ошибкой, становится передаваемой нормой и своего рода эталоном представлений о мире.

Традиции не просто закрепляют эти ошибки, но и очень агрессивно парализуют всякий поиск правильного ответа. (Прекрасным примером могут служить религиозные представления, объясняющие события вмешательством «духа», трансляционизм, «народные» средства лечения болезней et cetera.)

Следует обратить внимание на то, что понятие «традиция» не совсем заслуженно сакрализовано и представлено как явление, характерное лишь для сообществ homo.

Это не так.

Ю. Трошихина в академическом труде «Филонтогенез функции памяти» (1978) предложила точную и деликатную препаровку данного понятия: «В условиях стадной жизни на основе индивидуального подражания возникают традиции. Они описаны в литературе, начиная с Дарвина и Брема. Мы также неоднократно наблюдали появление традиций в стадах низших обезьян. Например, когда одной обезьяне удается вылезти из вольера каким-либо сложным путем, то и другие члены стада, подражая ее действиям в течение недели или двух, оказываются на свободе. Традиции можно определить, как сложившееся групповое поведение, возникшее в результате подражания и превратившееся в силу частых повторений в постоянное для данной группы поведение».

Ad verbum, Ж. Фабр, анализируя групповое и индивидуальное поведение Sphex flavipennis, Carabus auratus, Ammophila sabulosa тоже описывает то, что с полным основанием можно называть бытовыми «традициями» этих существ. (Фабр Ж. Инстинкт и нравы насекомых, 1993); примерно такие же наблюдения принадлежат и Дж. Роменсу в отношении муравьев, пауков, птиц и млекопитающих (Ромене Дж. Ум животных, 1888).