Древние Боги - Дмитрий Русинов

Навстречу им шли воины, залитые кровью, раненые, шатающиеся, поддерживающие друг друга, и в их глазах он видел страх, безнадёжность. Вот тогда он начал сомневаться в скорой победе.

– Где ваш тысячник? Где Файгиз?

Какой-то еле стоящий на ногах раненый хрипло засмеялся, и, булькая кровью, стоящей в горле, еле внятно произнёс:

– Файгиз отправился в ад! Какой-то молодой виг разнёс ему голову в клочья! – И злорадно добавил: – Мы своё уже получили, теперь ваша очередь! Там – смерть!

Сагынай услышал, как зароптали его воины, как кто-то за его спиной стал истово молиться Великой Пустоте, и он, боец, отправивший на тот свет не один десяток врагов, почувствовал страх.

– Даже мёртвый северянин ещё продолжает сражаться, и успевает убить нескольких наших братьев, прежде чем падает! Их невозможно сломить!

– А ну заткнись! – Вспылил тысячник. – Они такие же люди, как и мы, и у них такая же кровь!

Где-то за спиной, за рядами воинов заревел боевой рог, и Сагынай, выхватив из ножен меч, делая шаг вперёд, закричал как можно громче, едва не сорвав свой голос:

– Вперёд! Наши Боги с нами! Они помогут нам одолеть врага!

Он слышал, как войско сделало нестройный, неуверенный шаг, ещё один, и скоро за ним, бряцая оружием, устремилась вся тысяча, готовая к бою, готовая растерзать любого, кто встретится ей на пути. Перед глазами что-то мелькнуло, так быстро, что он не успел понять, что это, и сзади послышались крики. Оглянувшись, Сагынай с удивлением увидел, как падают несколько воинов, пронзённые вместе со щитами, какими-то длинными, необычно толстыми стрелами. Он посмотрел вперёд, на стену, где продолжала кипеть битва, где с каждым мгновением росли горы трупов, увидел чернёные доспехи врага, сине-красные щиты, блеск мечей, остроконечные шлемы с рогами, и понял, что все схватки, где он был до этого, всего лишь детские потасовки. Настоящее сражение здесь, и стоит сделать всего лишь несколько десятков шагов, как попадёшь в ад!

Как он тогда выжил? Как избежал смерти, не жалея себя? Повезло? Или всё же Великая Пустота хранила его? Для чего? Чтобы выполнить клятву, что он дал после поражения полководцу вигов, и лорду Фельмору? Месть! Вот что сейчас наиболее важно! Его воины сломлены, и сейчас победа, пусть небольшая, нужна им как никогда. Им нужно поверить в себя, вернуть себе былое достоинство, и снова стать безжалостными к врагам, сея смерть и ужас непокорным.

– Повелитель!

Сагынай вздрогнул от крика и вышел из палатки. В лагере царило необычное оживление. Он это заметил сразу. Раненый в соседнем шатре смолк, и слышалось только бряцанье оружия. Кто-то где-то кричал. Но это не были крики боли. Это были крики ярости.

Тысячник посмотрел на склонившегося воина, на его доспехи, покрытые старой запёкшейся кровью, и помятый, круглый шлем. Он узнал его. Это Вадул. Он спас его там, на стене у Волчьих Ворот отведя от него чудовищный удар секирой, что держал в руках высокий виг, с ужасным шрамом во всё лицо.

– Что случилось? Почему я слышу радость в твоём голосе, Вадул? Великая Пустота сжалилась над нами?

– Повелитель! Наши лазутчики нашли отряд вигов по эту сторону Чёрного Леса! Их около сотни, и они остановились недалеко отсюда на холме!

Сердце сбило свой размеренный стук, и Сагынай понял, что это шанс. Это шанс вернуть своим воинам веру в себя, и отомстить. Уничтожить хотя бы сотню ненавистного, грозного врага, и выполнить клятву, что он дал лорду Фельмору.

– У них есть флаг? Под чьим они знаменем?

– Да! Я видел их стяг! Они под чёрным флагом с головой белого барса! Ты видел этот флаг у Волчьих Ворот!

– О, Боги! – Тысячник поднял руки к небу. – Благодарю вас, что вы не отвернулись от нас! Благодарю, что отдаёте мне в руки того, кто виновен в гибели сотен ваших сыновей!

– Какие будут приказания, повелитель?

Сагынай посмотрел на строящиеся, вооружённые десятки, увидел их глаза, и горящую в них ненависть.

– Разве нужны приказания? Ещё до наступления темноты я вырву сердце из груди Стального Барса, и брошу его в котёл, чтобы его сила перешла ко мне!

Тысячник сделал несколько шагов к строю, несколько мгновений изучал их злые, загорелые лица. Нет, он не ошибся. Они горят местью, и готовы идти в бой, чтобы убить, или умереть. Они просто не умеют жить, зная, что когда-то потерпели поражение! Они всегда были и будут победителями!

– Воины! Вы все уже знаете, что по эту сторону Чёрного Леса разбил свой лагерь наш смертельный враг! Великая Пустота отдаёт нам его в руки, так неужели мы упустим этот шанс и не отомстим за тех, кто лежит в Башнях Молчания?

Подняв мечи вверх, степняки закричали, и воздух наполнился непрекращающимися, воинственными кличами. Сагынай улыбнулся. Именно этого он и добивался. Всё, теперь вперёд, на врага, пока воины ослеплены яростью, и готовы с голыми руками бросаться на обнажённые мечи. Потом, когда воинственный запал спадёт, и появятся первые убитые, это будет сделать гораздо труднее. Степняки плохо сражаются пешими, и не владеют искусством боя в строю, но зато их много, и они ненавидят. Так неужели они не смогут одолеть сотню вигов?

Тысячник вернулся в свой шатёр, торопливо влез в помятые доспехи, и, подхватив на ходу щит, вышел. Всё. Он готов или победить, или отправиться на встречу с Великой Пустотой. Перед боем надо принести жертву богам, но у них уже не осталось пленных гаар. Ничего! Потом боги получат кровь поверженного врага, и будут довольны!

Сагынай не удалось построить своих воинов в боевые порядки. Едва завидев сине-красные щиты, и на фоне голубого неба чёрный флаг с изображением оскаленной пасти барса, челманы с каким-то звериным рычанием бросились вверх по склону холма, не обращая внимания на команды. Напрасно тысячник пытался вразумить бойцов. Его никто не слушал, и ему пришлось, выхватив меч, последовать за своим отрядом. В голову, как назло, ничего не приходило, да и что ему оставалось делать? Только последовав общему яростному порыву с упоением отдаться битве.

Впереди послышались крики, и тысячник понял, что виги начали стрелять из своих страшных арбалетов. Рядом захрипел воин, и Сагынай увидел, как тот упал с торчащей из груди стрелой. Он прикрылся щитом, и тут же подумал, что это бесполезно. Если в него попадут, то дерево, обитое медью, не спасёт. Его проткнёт стрелой вместе со щитом, и, тем не менее, хотелось верить, что этого не случится. Внезапно он различил какой-то непривычный звук, совсем не походивший на шум битвы. Крики боли и смерти не могли его заглушить, а он всё нарастал, становился ближе, и скоро удивлённый тысячник увидел источник этого странного шума.

Впереди бежавший воин внезапно остановился, и с глазами полными ужаса, повернулся. В то же мгновение, что-то большое и тяжёлое, ударило его в спину, и вместе со степняком отбросило Сагыная в сторону. Он ничего не успел понять, только заметил, как промелькнули мимо огромные, деревянные колёса, и длинное тело большой телеги. Что-то железное ударило в грудь, и тысячник опрокинулся на чей-то труп. Уже на грани потери сознания он увидел, как по склону холма подняв мечи, стремительно спускаются виги, выставив перед собой щиты, утыканные стрелами. Сагынай попытался подняться, нащупывая рукой оброненный меч, и застонал от боли, парализующей всё тело.

* * *

Глава 5.

Аласейа снял флягу с луки седла, и плеснул горсть воды в лицо лежащему без сознания челману. Росс наклонился над ним, вгляделся, пытаясь распознать хоть какие-то признаки жизни в полумёртвом теле, и улыбнулся:

– Жив! Что ему сделается? Рутгер! Ты уверен, что это он?

– Конечно. Именно его я видел в шатре Владыки Альгара. Что же ему надо было здесь? Они давно должны были уйти в свои степи. Неужели они ждали нас, чтобы отомстить? Тогда откуда они знали, что мы перейдём Чёрный Лес недалеко отсюда?

– Не терзай себя напрасно. Скоро мы всё узнаем… – Аласейа похлопал челмана по щекам, а когда заметил, что тот шевельнулся, позвал своего телохранителя: – Анди! Вытащите его оттуда! Воевода Рутгер хочет с ним поговорить.

Стальной Барс, осторожно ступая между трупами, и боясь поскользнуться в крови, спустился с вершины холма. Вот одержана ещё одна победа. Но почему она не приносит никакой радости? Почему на сердце так пусто и тоскливо, словно вместе с челманами в нём умерло что-то, что звало его к жизни? Рутгеру было жаль погибших воинов врага. Пусть они враги, людоеды, и всё же, прежде всего они люди. Неужели так без конца и будет продолжаться эта безумная бойня? Для чего? Для владения землями, не заражёнными Невидимой Смертью? За самородок золота, что удалось случайно найти, и он предопределил судьбу всего народа? За власть над всем Обитаемым Миром? Но для чего она? Что это даст? Чтобы прославиться в веках? Для этого достаточно совершить какой-то подвиг!