Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл

прекрасно их слышал:

Барабанщики отбивали pas de charge, который звучал очень похоже на: «И-рам-дам, и-рам-дам, и-рамадам-дамадам, дам, дам!» Затем все кричали: Vive l’Empereur![36] И это повторялось снова и снова.

4-й стрелковый был последним в отважной попытке прорвать линию Веллингтона, но слева от них, на гребне, находилась бригада генерала Эдама, а в ее составе – 52-й, большой оксфордширский батальон под командованием сэра Джона Колборна. Сэр Джон был опытным воином 37 лет от роду, прошедшим Пиренейскую войну. В то время как большинство офицеров продвигалось по карьерной лестнице, покупая должности, Колборн каждый свой шаг наверх отработал сполна. Он был протеже великого сэра Джона Мура, который сделал его майором, а предсмертным желанием Мура в битве при Корунне было, чтобы Колборна повысили до подполковника, поскольку он это заслужил. Колборн командовал успешно, его любили, а теперь, когда 4-й гвардейский стрелковый взобрался на верхнее плато гребня, он еще и прославился.

Он вывел 52-й из линии. Половина солдат Колборна была ветеранами, они хорошо знали свое дело. Сэр Джон провел свой батальон вперед и развернул таким образом, чтобы солдаты стояли лицом к левому флангу наступающих гвардейских стрелков. Командующий его бригады, сэр Фредерик Эдам, прискакал выяснить, что происходит, и Колборн впоследствии говорил, что ответил, будто собирается «дать колонне почувствовать нашего огоньку». Генералу Эдаму было всего 34, но ему хватило чутья, чтобы позволить Колборну продолжать. Он поехал в 71-й и приказал ему последовать примеру 52-го, который теперь стоял на склоне, открытый флангом для любого врага, который вздумает выглянуть из затянутой дымом долины. Однако именно эту позицию они и выбрали, чтобы раскромсать гвардию. Они принялись стрелять залпами французам во фланг, так что императорские гвардейцы оказались атакованы с фронта и слева. Огонь был беспощадным. Непобедимые побеждали непобежденных. Люди Колборна понесли от французских гвардейцев тяжелые потери, но их залпы разорвали 4-й стрелковый на части, а фронтальный огонь британской гвардии размозжил их передние ряды, и, подобно остальным батальонам Императорской гвардии, он сломался. Британский залповый огонь разбил 4-й стрелковый, и он бежал от лютой мушкетной стрельбы, бежал туда же, куда и остальные гвардейцы.

А когда они сломались, рухнули и все надежды Франции. «Фортуна – женщина», – сказал Наполеон, и теперь она плюнула ему в лицо. Когда сломался 4-й стрелковый, с ним сломалась вся армия. Упал боевой дух французских солдат, началась паника. Обычные солдаты увидели, как бегут непобежденные, – и побежали сами. Это зафиксировал и Наполеон:

Несколько полков… увидев, что часть гвардии бежит, подумали, что дрогнула Старая гвардия. Раздались крики: «Все пропало! Гвардия разбита!» Солдаты говорили, что кое-где даже раздавались злонамеренные крики: «Каждый сам за себя!» Паника распространилась по всему полю боя. Беспорядок перемещался к нашей линии отступления, солдаты, канониры, повозки – все толпились, чтобы пробиться туда.

Произошло это неожиданно. Весь день и вечер напролет полыхала битва, французы крепко и отважно наседали на линию Веллингтона, но вдруг, в один момент, французской армии не стало, от нее осталась лишь кучка напуганных беглецов.

Веллингтон вернулся в центр своей линии. Только что Лик видел, как он выводил в бой 52-й, развеявший в прах мечты императора. Костюм герцога, вспоминал Лик, «состоял из синего сюртука, белых кашемировых панталон и ботфортов. Шпагу он носил на поясе, без перевязи». Простой синий сюртук и черная шляпа с кокардой делали герцога легко узнаваемым для его солдат, и, когда французы побежали, он некоторое время наблюдал за этим с центра гребня. Он видел врага в панике, видел, как отступление врага претворяется в хаос. Он смотрел вниз, а потом пробормотал: In for a penny, in for a pound («Встрял за пенни – встрял и за фунт»)[37]. Затем снял с головы шляпу с кокардой, и люди рассказывают, что как раз в этот момент лучи вечернего солнца выскользнули из-за туч и озарили его. Веллингтон махнул шляпой в направлении врага. Трижды он махнул, и то был сигнал к наступлению всех союзных сил.

Не все видели этот сигнал. Если потребовалось некоторое время, чтобы паника заразила всю французскую армию, то время потребовалось и для того, чтобы дуновение победы достигло всех союзных войск. Капитан Джон Кинкейд со своими стрелками сражался против французских застрельщиков:

Внезапно радостный крик – как мы поняли, британский – раздался далеко справа, и каждый навострил уши. Это был долгожданный приказ лорда Веллингтона к наступлению. Постепенно он приближался, становился громче, раздался рядом. Инстинктивно мы его подхватили и бросились через кустарник… штыками гоня наших противников. Вдруг к нам прискакал лорд Веллингтон, и наши принялись его приветствовать. Не надо приветствий, ребята, просто вперед – и доведите вашу победу до конца».

Мгновениями раньше 52-й, стоявший поперек склона до тех пор, пока не развернулся вправо, чтобы идти по дороге к La Belle Alliance, совершил ошибку, приняв британскую легкую кавалерию за французских всадников, и своим мушкетным огнем опустошил несколько седел. Там оказался и Веллингтон. «Не важно! – крикнул он Колборну. – Вперед! Вперед!» Несколько стрелков 95-го последовали за батальоном Колборна. Капитан Джозеф Логан из «зеленых мундиров» писал:

Такой бойни я никогда не видел… Этот аристократ, лорд Веллингтон, двинулся вместе с 95-м и все время кричал: «Вперед, мои храбрецы!» Я боялся за него, о себе я не беспокоился. Боже мой! Если бы его сшибли, какой горький день настал бы для Англии!

Теперь вся линия союзных войск спустилась в долину, уже не будучи линией, – потери были слишком велики. Барон фон Мюффлинг, прусский офицер связи,