Иллюзия обмана - Илона Романова

То ли Ревидан что-то перемудрила, экспериментируя со своим пойлом, то ли давнишнее столкновение с Квадрой, то ли хрупкое сложение Прорицательницы дали о себе знать, но зелье сработало не совсем так, как должно было.

…Когда госпожа Вокаявра очнулась, она увидела, что полулежит на груде подушек в роскошном экипаже. Голова её покоилась на широченном плече пожилого мужчины с израненным лицом. Кажется, он был ей смутно знаком. Но ни сил, ни желания вспоминать, откуда, что, да почему, у неё не было. От человека веяло недоброй страстью, глаза же его были злобны и холодны, однако женщина определённо знала, что ей нечего опасаться. Она чувствовала, что этот мужчина ей бесконечно близок и дорог… Возможно, она могла бы обрести с ним счастье, изменив… Не всё ли равно что: свою ли жизнь, судьбу ли этого уставшего от одиночества воина. Хранить его. Заботиться, в конце концов. Да, именно так и должно было сложиться. Прямо сейчас. И здесь. Но… между таким понятным решением, безусловно сулившим жизнь, полную наслаждений, и душой Прорицательницы неожиданно встал иной образ. Почти позабытый, туманный и далёкий, но когда-то долгожданный и выстраданный. Тот другой человек, чьё имя всё уплывало из памяти, был частью самого существа Римэ. Началом её жизни и завершением её судьбы. Она могла хранить и продолжать только его. Остальное и остальные могли быть лишь отсветом этого единственного или прятаться в его тени. По мере осознания это ощущение становилось главным непреложным… А память — не всё равно ли, что решит показать эта капризная дама? Рано или поздно ей надоест куражиться, и она вернёт и лица и имена…

В душе Римэ по-прежнему горел тёплый спокойный огонь… Всё существо Прорицательницы было переполнено любовью и каким-то новым чувством, сродни глубокому всезнанию, столь почитаемому в её родной Ванирне. С замиранием сердца она поняла, что теперь больше не будет нужно вслушиваться и вглядываться в мир, чтобы прочитать и верно истолковать его смутные знаки. Она сама с этих пор становилась предсказанием. Загадочным и неотвратимым.

Не зря говорят, что торговец рыбой перестаёт чувствовать вонь. Осознав, что вожделенное сокровище оказалось у него в руках, Наместник решил, что медлить до свадьбы не имеет смысла. Распаляясь всё больше, Цервемза в очередной раз объяснял себе, что, мол, в конце концов, имеет он право вознаградить себя за фиаско и унижения последних суток! Чтобы иметь возможность сделать свою даму сердца ещё и дамой тела, он предпочёл отправиться в Мэнигу на экипаже, а не воспользовался перемещающим ковриком. Со смешанным чувством надежды на взаимность и сомнения в действенности снадобья Цервемза наблюдал за тем, как женщина приходит в себя. Едва дождался… Склонился к ней. И отпрянул… Он ожидал встретить влюблённый или хотя бы покорный взгляд, на худой конец, увидеть в её глазах ненависть или страх — ничего этого не было. На него туманно смотрела сама премудрая Вечность…

Ласково и спокойно, как-то по-домашнему улыбнувшись Цервемзе, Римэ без предисловий произнесла:

— Ты привык всегда получать желаемое, но всю жизнь платил за это меньшую цену, чем оно того стоит. Теперь же наступает время настоящей расплаты: ты не сумеешь сохранить присвоенное и стать полноправным хозяином того, что само шло в руки. Вспомни, каким можешь быть, иначе погибнешь, подняв руку на одного из тех немногих, кто тебе ещё дорог, пытаясь истребить его продолжение и убив того, кто вернётся к бывшему другу, — сказав это, она снова безмятежно и тепло улыбнулась, откинулась на подушки и погрузилась в некое подобие сна.

Наместнику стало холодно, и он ещё дальше отодвинулся от Прорицательницы. Страсть мгновенно обернулась страхом. Раздражённо решив, что разберётся со всем и всеми в Мэниге, Цервемза уставился в окно и промолчал до конца пути, стараясь не смотреть на Римэ.

IV

Арнит стоял перед зеркалом и рассматривал своё отражение. Оно ему не нравилось. Категорически. И чем дальше, тем больше. Прошло почти пятнадцать лет с тех пор, как он приехал в Мэнигу и двинулся по ступеням, ведущим на Престол. И вот уже больше полутора лет Корона безраздельно принадлежала ему. Император задумался: а, собственно говоря, кому? Бессмертному Йокещу? Арниту из Кридона? Или ещё какому-то неизвестному человеку с безнадёжными и отчаянными глазами, прячущемуся там, в зеркальной раме? А главное, что принёс ему столь желанный венец?

Итак, Йокещ больше не существовал. После написания портрета, который должен был вернуть Арниту лицо, стал разрушаться тот, что делал Арнита Йокещем. Изображение старело, болело, а потом умерло и рассыпалось прахом… Задумывая эту авантюру, Император не представлял, насколько страшно будет наблюдать за происходящим. А ведь это было только начало. Только вот чего — окончательного триумфа или бесславной гибели? Потом… такая же эпидемия охватила картины, на которых были лица его предшественников. Парадные и проходные портреты Йокещей стали гибнуть один за другим. Они тускнели, трескались, осыпались. Из-под фальшивых личин стали проступать лица, которые могли бы стать славой или позором Сударбского Престола. Но не стали ни тем, ни другим, поскольку дали бессмертие Императору.

Когда-то он хотел этого… Теперь — боялся… Он перестал заходить в галерею, всё больше страшась осуждающих взглядов прежних Императоров, чьё место он занял.

Арнит из Кридона тоже был мёртв. Точнее, жило его тело, которое по мере необходимости удовлетворяло те или иные свои потребности. В глубинах этой вполне крепкой плоти догорала душа. На редкость здоровое сердце билось — как всегда размеренно и холодно. Мозг продолжал лихорадочную работу. Но единого, цельного человека, который когда-то мог любить и проклинать, ждать и надеяться, желать и терять — больше не было. Навсегда погас гордый огонь его взгляда, оставив лишь тусклое тление злобы.

Тот человек, что смотрел на Императора из зеркала, выглядел ненамного лучше, настолько был стар. Нет, волосы его были ещё темны, цвет глаз — ярок, кожа — не тронута морщинами, а мышцы налиты силой. И всё-таки тот в отражении был стариком, прожившим долгую и тяжкую жизнь и потерявшим всё… В общем — крах полный: ни друзей, ни власти, ни бессмертия, ни наследника… — полное одиночество. Не жизнь, а так — бесконечное существование в пустоте. Умирающее отражение тоже уже не существовало, как будто его прототип отошёл от зеркала.

В любом случае, этот другой Арнит имел всё и не желал уже ничего, кроме… Впрочем, кажется, он и сам не знал, чего хочет больше всего: власти — бесконечной, безграничной и бесцельной — или покоя, подобного сну без сновидений. Долгожданного бессмертия или, наоборот — скорейшей, пускай даже и не очень лёгкой смерти…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});