О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов» - Владимир Мединский

Эта вам не традиционная европейская рыцарская война: без явного перевеса сил, туда-сюда лет на 10. А то и на 116.

Тогда же, после триумфа на Чудском озере, ни о какой серьезной затяжной войне уже и речи идти не могло. Слишком не равны были силы. Слишком силен свободный Новгород.

Псков — особый пригород Новгорода

До середины XIV века Псков формально был пригородом Новгорода,[273] однако имел особые автономные права. Например, мог строить собственные пригороды. Самый известный из них — Изборск, но вообще-то таких своих городов у Пскова к XIV веку было 12.

Псков имел собственного князя, собственную армию и постоянно вел собственные войны.[274]

Он был особым городом русской истории. Сам Псков впервые упоминается в летописях сравнительно поздно, в 903 году. По летописной легенде о призвании варягов Трувор «седе во Изъборску, а то ныне пригородок пъсковскии, а тогда был в кривичех болшии город».[275] А ведь Изборск, пригород Пскова, — один из городов псковской земли, с которой связана и легендарная княгиня Ольга — жена Игоря, мать Святослава, бабка Владимира, прабабка Ярослава Мудрого.[276] Естественно, это возвышало Псковскую землю и ее столицу. Псков сделался особым пригородом с момента возникновения Новгородского государства.

Во главе здесь тоже стояли крупные землевладельцы — бояре. Но размеры их богатств никогда не достигали новгородских сказочных масштабов. Они не могли открыто противопоставить себя остальному обществу и возглавить враждующие кланы.

В Пскове общество разбивалось на те же общественные группы, что и в Новгороде, с теми же названиями. Ниже бояр стояли «житьи люди» — землевладельцы поменьше и купцы. «Черные» или «меньшие» люди в городах делились на ремесленников-мастеров и «наймитов», не имевших собственности.

Псковский Кремль. Общий вид.

Господин Великий Псков не имел сказочных богатств Новгорода. Но его масштабы все равно потрясали западноевропейцев.

Среди крестьян псковской земли было много «земцев» или «своеземцев» — владельцев собственной земли. На государственных землях сидели смерды — они платили дань Господину Пскову. На землях частных владельцев трудились «изорники» — слово происходило от слова «орать», то есть пахать. Пахари-изорники отдавали часть урожая владельцу земли.

Только не надо считать этих крестьян лично несвободными. Даже если боярин давал изорнику ссуду-купу, это не делало крестьянина-закупа лично зависимым. Закуп мог уйтик другому боярину, изорник мог отдать купу, мог переселиться в город и сделаться ремесленником.

А если землевладелец не согласится? Псковская судная грамота регулировала отношения феодалов, посадских людей, изорников, смердов. Если у боярина возникали споры с изорником-закупом, он обращался в суд и должен был представить в доказательство своих притязаний письменный документ или несколько свидетелей. Права изорника и боярина в суде были равными.

Для сравнения: в большинстве земель Германии и в Польше крестьяне были намного более зависимы. В Великом княжестве Литовском и Русском тоже было крепостное право. Крестьяне Господина Пскова больше напоминают свободных бондов Скандинавии и лично свободных крестьян Англии — йоменов.

Полурабы-холопы в Пскове тоже были. Но они никогда не играли заметной роли в хозяйстве в силу своей малочисленности.

Таким образом, общественный строй Пскова оказывается еще более демократичным, чем в Новгороде. Сравнительная бедность Пскова оборачивалась некоторыми положительными сторонами: имущественное расслоение общества было незначительным. Меньше очень богатых, но меньше и холопов. И никаких традиций произвола богатых и знатных, отделенной от народа власти бюрократов или аристократов. Для своего времени — весьма демократический общественный строй.

Господин Великий Псков

Как и Новгород, Псков был «Господином» и даже «Великим». Господином Великим Псковом тоже правило вече…

Как и Новгород, Псков разделялся на районы — концы. В каждом было тоже свое кончанское вече.

Общегородское вече держало в руках всю высшую административную, законодательную, судебную, даже военную власть. Вече выбирало посадников и сотских, приглашало князя, объявляло войну и заключало мир, проводило мобилизацию и принимало решение вести военные операции. И делало это с максимальной оперативностью. Узнав о нападении Ливонского ордена, «посадники псковские вече созвонили нощию дважды», и «тою же нощью посадники и псковичи мужи» поехали навстречу неприятелю.[277]

Вече назначало посадников в псковские пригороды. Псковская земля была меньше, компактнее новгородской, опасность внешнего завоевания при этом всегда сохранялась. Пригороды Пскова вели себя лояльно к Господину Пскову. Во всяком случае куда лояльнее, чем пригороды Новгорода к Господину Великому Новгороду. Не известно ни одного случая, чтобы пригород пытался освободиться, а Псков посылал туда войска.

Псковское вече собиралось на площади у Троицкого собора, который играл ту же роль, что и Святая София в Новгороде. Только в Новгороде вече, княжеское подворье и собор находились в разных местах. Источники власти как бы разделялись в пространстве. А в Пскове резиденция князя, место сбора веча и Собор — в одном месте. Опять же — все меньше, уютнее, патриархальнее.

В перерывах между сборами вече правил Совет бояр — господа. Собирался этот совет «на сенях», то есть на галерее Троицкого собора. Уже из этого видно, как мало людей входило в него. Тут же, в Троицком соборе, находились архив и канцелярия вече, хранились важные государственные и частные документы.

Князя приглашало вече. Он начинал службу городу с того, что клялся и целовал крест на всех старинных грамотах, обещал соблюдать традиции Пскова. Знакомо. Но разница в том, что в Новгороде князя чуть ли не демонстративно отстраняли от власти, от дел города. В Пскове он и в мирное время был как бы при делах: правил и судил вместе с посадником.

В XV веке псковичи стали выбирать сразу двух посадников. Видимо, они очень не хотели сосредоточивать слишком много власти в одних руках. Так поступали и римляне, выбирая сразу двух консулов, чтобы не оказалось слишком много власти у любого, пусть даже самого замечательного человека.

Господство закона

Псковская судная грамота состоит из 120 статей, и половина из них посвящена гражданскому праву. Грамота различает весьма тонкие юридические понятия. Недвижимое имущество (отчина) четко отделяется от движимого (живот); указываются законные способы приобретения собственности обоих видов. Различается наследование по завещанию и по решению суда.[278]

Псковские законы очень подробно регулировали область права, которую современные юристы называют «обязательственной»: отношения людей в области продажи, покупки, мены, залога, дарения, займа, ссуды, найма на работу или пользования имуществом. Словом, все случаи, когда люди несут друг перед другом какие-то обязательства.

По псковским законам, женщины могли владеть имуществом, наследовали после отца и мужа.

Уголовное право Пскова трудно назвать свирепым, особенно по меркам «темного» Средневековья. За большую часть вин можно было откупиться, заплатив денежный штраф (продажу). Смертная казнь полагалась лишь за несколько тяжких преступлений: за «перевет», то есть государственную измену, кражу из Псковского кремля, за поджог и за кражу, совершенную в третий раз.

В английских законах XV века смертная казнь предусматривалась более чем 80 статьями. В сравнении с этими кодексами Псковская судебная грамота — прямо песнь торжествующего гуманизма.

В общем, да здравствует псковский суд, — вполне мог выкрикнуть герой советской кинокомедии, — самый гуманный суд в мире!

По уголовным делам доказательством считались предъявление письменных документов, взятие с поличным, представление свидетелей, собственное признание, судебный поединок (как же без этого!), извещение о преступлении, сделанное в публичном месте, — «заклич».

«Заклич» относился к доказательствам, потому что человек в те времена очень уж зависел от соседей и сограждан. Неуверенный в совершенном преступлении не стал бы публично сообщать о нем: оклеветав кого-то, человек оказывался в слишком неприятном положении.

Судебный поединок и «заклич» трудно считать совершенными формами доказательств. Но судебных поединков со временем становилось все меньше; люди как-то все менее полагались на божественное Провидение, а как-то больше на самих себя и на доказательную базу.