Закат империй - Александр Лайк

В это время, раздвигая толпу где криком, а где и ударом ножен, в ряды едва успокоившихся зрителей врезалась шумная кавалькада из полусотни всадников. Кто-то не успел податься в сторону и получил копытом. Теперь в этом месте тут же сомкнувшиеся вновь люди волновались и переругивались. Кто-то истошно орал: «Ой, миленькие, затопчете ведь!»

Всадники заработали плетками и все-таки прорвались сквозь затор, оставив позади еще нескольких пострадавших. Впереди «серые спинки» поспешно отвязывали одну из веревок, одновременно пытаясь не допустить толпу в огороженное пространство.

— Рен, — негромко позвал рыцарь, — если я правильно тебя понял, ты хочешь попробовать с испытанием?

— Насчет попробовать не знаю, — сдержанно отозвался воин, — но поглядеть хотелось бы поближе. Очень мне интересно, что это за жертва Эртайсу, о которой я слышу в толпе уже не первый раз. Да и святой отец о ней поминал. Отче, нельзя ли поподробнее? Именно про жертву.

— Подробнее я не знаю, мой господин, — смиренно сказал жрец. — Я не воин, я только скромный служитель великого небесного милосердия и длань справедливости. Истина о делах воинов до нас редко доходит. Могу сказать только, что кровь убитых в поединке испытания считается жертвой, а тела никогда не отдают близким, а хоронят на особом орденском кладбище. Это считается великом почетом, хотя не солгу, сказав, что многие неутешные матери предпочли бы вместо почета еще хоть раз взглянуть на лицо сына.

— Возможно, милосерднее было бы не позволять им этого, — задумчиво сказал рыцарь. — Хотя справедливее всего было позволить матери самой выбрать, чего она желает.

— Несколько раз ко мне и моим братьям обращались люди в трауре, сказал жрец. — Они просили помочь им по справедливости вызволить тело убитого на поединке испытания. Но мы ничем не могли им помочь, поскольку отправляющийся на поединок предупреждается обо всем, и все убитые согласились с таким условием.

— Юные идиоты, — прошептал рыцарь.

— Почему обязательно юные? — воин пожал плечами. — Насколько я понимаю, Сон, здесь бывают и вполне зрелые бойцы. Но все равно — посмотрим, посмотрим. Эй, жирная задница! Три кружки шерхада сюда!

— Кружки? — жирная задница поворотилась, обнаружив на противоположном конце своего обладателя такую же жирную морду, только порядком удивленную.

— А что, в вашем городе шерхад кружками не пьют? — воин скривил презрительную гримасу.

— Отчего же, почтенный, пьют, — ухмыльнулась жирная морда, — а даже если б и не пили, то отчего бы мне вам не услужить? Желание покупателя — закон наипервейший, хоть из лужи закажите, так я и в лужу налью. Только это будет ровнехонько девять фенстов, за три кружки-то, а остальное чепуха, с остальным мы справимся.

— Ну так давай, осел, — брезгливо сказал воин.

— Извольте, милостивый сударь, денежки показать, — неприятно улыбнулась жирная морда. — А то некоторые привыкли мечом платить, да только у нас здесь меч за деньги не очень считается. А если где и считается, так это вы в оружейный ряд сходите. А уж сюда с серебром возвращайтесь, или прощевайте, недосуг, день торговый, жаркий.

— Ах ты… — начал было воин, но рыцарь тронул его за руку, останавливая движение.

— Это справедливо, Рен, — сказал он тихо. — Дай ему денег. В мире есть обманщики, есть и обманутые. Позволь людям честно пытаться уберечь себя от греха.

Воин неприязненно вздохнул, слазил в кошель и добыл оттуда тяжелую золотую монету. Монету он бросил на лоток, а кошель передвинул ближе к пряжке пояса.

— Беречься — так уж всем, — сказал он с улыбкой.

Торговец неуверенно потыкал монету пальцем, поднял и прикусил.

— Золото, — сказал он неуверенно, сквозь недоумение медленно проступала идиотская улыбка. — Точно, золото!

— А ты чего ждал, дерьма? — ядовито поинтересовался воин. — Давай шерхад, скотина, а то вот теперь точно меча попробуешь!

— Секунду, мой господин, — засуетился торговец, — одну секунду только! Шерхад вот уже делаю, вот уже наливаю, только сдачу мне сразу не собрать, сдачу я, пока вы пьете, состряпаю! Эй, Хринка! Боров драный, беги сюда! Кошель возьми, оболва!

Тем временем руки его привычными точными жестами засыпали в большие стеклянные кружки сахарную пудру, смешанную с содой, рассекали пополам огромные, цвета масла, лимоны с Побережья и выдавливали пахнущий солнцем пенистый сок.

— Сдачи не надо, — сказал воин. И даже без нарочитой небрежности сказал, привычно и уверенно.

— Как не… — захлебнулся торговец. — Ай, господин мой!.. Ай, спасибо, господин! Ну я сейчас вам сделаю…

Три щепотки перни, процеженный персиковый сок, экстракт вереха и таинственная жидкость из большого глиняного кувшина проследовали в кружки, не задерживаясь ни на миг. Последними в возникающий на глазах эликсир свежести плюхнулись три щедрые горсти ледяного крошева из потаенного ведерка, укутанного овчинным тулупом.

— Прошу, мои господа! — морда торговца даже вроде похудела от старательности и обзавелась вполне симпатичной улыбкой. — Погоди, Хринка, уже не надо. Уже поздно. Уже можешь назад идти.

Воин поднес кружку к губам, принюхался и отпил большой глоток. Потом еще один. Потом приложился как следует и крякнул, отирая губы.

— А что, ничего, — признал он. — Вполне прилично и даже вкусно. Тебе как, Сон? По-моему, нормально.

— Вполне славно, — отозвался рыцарь. Он пил мелкими, частыми глотками и улыбался так светло, что всем проходящим должно было немедленно захотеться шерхаду. — Только мне наш оринкс все равно больше нравится. Воспоминания детства, наверное. Праздник, мама веселая, еще совсем молодая, все суетятся, друг друга поздравляют, я уже с корзинкой в углу сижу и подарки перебираю, и тут вносят целую плетенку махтамы! И запах на весь дом! И кухарка бежит с подносом, и все, кто не занят, идут к столу и махтаму жмут. И я даже корзинку бросил и тоже к столу… а мама смеется и говорит: ладно тебе, помощник, у тебя еще сил не хватит отжать, и отдает мне свой стакан…

— Ну, тогда для тебя лучше оринкса ничего и не будет, — хмыкнул воин. — Хотя уж ты его за свою жизнь напился… знаешь, мне ведь он тоже в детстве безумно нравился, а потом из-за тебя, негодяя, весь восторг выветрился. Стал я к нему относиться безразлично, как к воде. Даже безразличней. Потому что оринкс — это такая штука, которой в любой миг тебе хоть ведро подадут. Даже зимой. А чистой воды под рукой может и не быть, вся на оринкс ушла… — он необидно засмеялся.

— Ладно тебе, — добродушно фыркнул рыцарь. — Шерхад тоже неплох. Спасибо, добрый человек, было вкусно. Вам понравилось, отец?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});