Соколы - Иван Шевцов

В сущности, мой вопрос владыке остался без ответа. Но я не стал заострять углы, задевая реформаторов. Мы не собирались дискутировать. Я спросил:

— Возвращаясь к Серафиму Саровскому и другим духовным подвижникам прошлого, в наше время были подвижники духа?

— Конечно. Возьмите патриарха Алексия Симанского. Это одна из сложных и в то же время выдающихся личностей. В душе он оставался монахом-подвижником. Для окружающих и всех, кто его знал, он был величественным патриархом-аристократом и духовный авторитет он имел как результат внутреннего подвига. Вы знаете его жизненный путь, служение Отечеству в годы Отечественной войны, видели в его келье осколок снаряда.

Я не был знаком с патриархом Алексием, но однажды на большом престольном празднике слышал его речь с балкона патриарших покоев, читал воспоминания о нем. И сказал:

— Мы несколько отвлеклись. Я возвращаюсь к вопросу о пассивности православной церкви. А не сказывается ли тут странная терпимость православия к другим религиям? Например, ислам такой вольности не допускает.

— Я знаком с Кораном, — медленно ответил владыка. — В этой интересной книге ярко проведена тема категоричности ислама, непримиримость к другим религиям. Свою роль тут сыграло происхождение арабского племени, южный темперамент, соседство с Византией. И, конечно, сама личность Магомета, яркая, сильная, непримиримая. Ведь и сама ересь зарождалась в среде, где формировалась категоричность убеждений. — Он замолчал в раздумьи, точно искал потерянную нить разговора. Начал: — Особая сторона Евангелия, которую не все поняли и приняли, как норму, тоже отмечена категоричностью. В личности Христа сказалась божественная сторона, которая утверждает силу Божью, не допускающую насилия при всей непримиримости с дьявольской стороной. Он все-таки допускает определенную терпимость, возможность для человека личного выбора.

— Не в этом ли причина странной терпимости, русского народа к тем нравственным и физическим мучениям, которые он испытывает от чужеродного дьявольского режима?

— Возможно, — обронил владыка. — Вспомните народную поговорку: «Христос терпел и нам велел».

— Ни один народ таких мучений не стерпел бы. А наш терпит.

— В этом есть какая-то великая тайна, — в раздумье

заметил владыка. — Бог не хочет стеснять свободу человека. Но все происходящие катаклизмы от Бога, как тревожное напоминание человечеству о грехе. Звонок. Это тревожно.

— К сожалению, Господь не спешит наказать главных грешников — истязателей и мучителей народа.

— Каждому свой час. Разве Гитлер и его клика не были отомщены?

— Последние слова его прозвучали тихо и как-то таинственно. Выдержав паузу он продолжал: — Но есть отрадные явления. Для нашего поколения кажется неожиданным то возрождение религиозности, которое мы наблюдаем сейчас.

— Искренне ли это — вот вопрос? Меня коробит, когда я вижу, как вчерашние ярые атеисты, умиленно опустив долу очи, стоят со свечой и беспрестанно крестятся. И среди них Борис Ельцин. А главный московский святоша Юрий Лужков мечется между храмом Христа Спасителя и синагогой. То мелькнет свечой в Храме, то появится в синагоге и, напялив на себя камилавку, произносит русофобские речи.

— Русофобские? Не слышал, — улыбнулся владыка.

— Ну как же: у главного сиониста России на сионистском сборище он с трибуны заявил, что правительство Москвы будет отдавать приоритет евреям. Спрашивается: почему приоритет и только евреям? Как божьим избранникам? А другие национальности — второсортные гои? Что это, как не откровенный махровый сионизм Лужкова. Не зря же на митинге 9 мая в колонне оппозиции несли лозунг: «Лужков, твое отечество Израиль!» Народ, как видим, понимает, кто есть кто.

Владыка не проронил ни слова. Когда я закончил свой «монолог», он, как бы продолжая начатое, сказал:

— Я имел в виду тягу к религии молодежи. И это удивительно: на фоне телевизионной бесовщины молодежь не приемлет духовный яд эстрады, похоже, насытилась и ищет спасение в религии.

— Дай-то Бог, — сказал я, не будучи уверенным во всей молодежи. — И все же церковь в этом отношении должна быть активней. Наступательна. Есть же хороший пример митрополита Иоанна. Кстати, как вы относитесь к его патриотическому служению?

— Вполне нормально, — ответил владыка. — Мы единомышленники, хотя у нас были разные учителя, разные школы. Мой учитель великий патриарх Алексий Симанский. У Иоанна учителем был митрополит Мануил — личность тоже незаурядная. Аскет, страстный полемист. Его характер несомненно сказался и на личности достойного ученика. Митрополит Иоанн был удивительно трудолюбив, невероятной трудоспособности, несмотря на тяжелую, изнурительную болезнь. Это цельная натура, достойная примера. Подвижник.

Наша беседа подходила к концу, у владыки была назначена еще одна деловая встреча. И я сказал:

— Константин Владимирович, можно «под занавес» еще один вопрос? Возможно, не совсем корректный и не по адресу? Церковь декларирует свою аполитичность. Но тогда почему же во время выборов президента священники в храмах призывали мирян голосовать за Ельцина? Разве они живут в другом мире, чем народ, и не понимали, что призывают верующих отдать власть дьяволу?

В грустных глазах митрополита сверкнула горестная улыбка. После короткой паузы он как-то отчужденно и уклончиво ответил:

— Да, вопрос не по адресу. В то время я уже отошел от общественных забот.

Я понимал, что вопрос мой был праздным. Ответ на него я мог сам дать, догадываясь, что священники на этот счет имели указания и ориентировку свыше. А позиция патриарха и постоянных членов священного синода мне была известна. Я вспомнил, что католические священники в диктаторских государствах Латинской Америки, вопреки запрету Ватикана, открыто и решительно призывали народ на борьбу с тиранией. Но то за океаном, до них нам далеко. Как верно заметил владыка Питирим. «в этом есть какая-то великая тайна».

…За окном разгорался зной, накаляя дома до ночной нестерпимой духоты. Синоптики не обещали дождей. На полях погибал урожай, пугая народ голодом. Во многих краях России по вине глупых людей горели леса, эти легкие Земли. Тучи прожорливой саранчи делали то же, что делал огонь. Кровавый XX век уходил, «хлопнув дверью» — Божья кара, — сказал митрополит Питирим, прощаясь со мной у лифта.

Придет час расплаты. Непременно придет.

Июль 1999 г.

ЧТО БЫЛО, ТО БЫЛО

В конце пятидесятых годов, во времена хрущевско-аджубеевской «оттепели», когда были открыты идеологические шлюзы, грязный поток американской псевдокультуры, затопив Западную Европу, хлынул в нашу страну. Это была тщательно запрограммированная, с дальним прицелом духовная интервенция в русле известной программы Даллеса, рассчитанная на развал СССР, ликвидацию Советской власти и реставрацию капитализма. Активизировали подрывную деятельность «агенты влияния», масоно-сионистские элементы, свившие свои гнезда во всех структурах власти, начиная с Политбюро и кончая «Литгазетой» и журналом «Юность». В авангарде шли творческие союзы писателей, художников, композиторов, плодя диссидентов, которые пользовались особым покровительством западных спецслужб.

Власти, партийная верхушка, придерживались политики «кнута и пряника», отдавая предпочтение последнему. Под давление «агентов влияния» и зарубежной «прогрессивной» интеллигенции, а также лидеров западных коммунистических и социалистических партий, состоящих главным образом из сионистов, Политбюро провозгласило лозунг консолидации. А это означало: никакой критики идеологических диверсантов — ребята, живите дружно. И в то же время давала зеленый свет «агентам влияния», часть из которых, наиболее шустрых, вроде Евтушенки, одновременно сотрудничала с КГБ, ЦРУ и израильским «Нативом». Они разъезжали по заграницам, издавались там, выступали в аудиториях, за что получали немалое вознаграждение и признание в «мировом масштабе». Словом, их лелеяли по обе стороны «железного занавеса».

В те годы я работал заместителем главного редактора журнала «Москва», был в дружбе с известными художниками (А. М Герасимовым, Е. В. Вучетичем), писателями, артистами, отвергавшими соглашательский лозунг ЦК о консолидации. Часто встречаясь то у Вучетича, то в мастерской художника Павла Судакова, мы с тревогой говорили о том, что в стране идет борьба за души людей, особенно молодежи, злонамеренное оплевывание национальных святынь, нравственное растление.

— Мы, патриоты, не должны молча наблюдать за «ползучей контрреволюцией», надо что-то делать, — говорил мне Евгений Вучетич.

— Что ты конкретно предлагаешь? — спросил я.

— Надо бить в набат. Написать коллективное откровенное письмо в Политбюро, открыть им глаза на то, что творится. Эту мысль высказывал мне и Михаил Иванович Царев, и Федор Васильевич Гладков, и другие товарищи. Все они обеспокоены беспечностью властей и готовы подписать такое письмо. Давай заготовим текст.