Девочка по имени Аме - Анна Аршинова

Сердце постепенно успокаивалось, и страх, вызванный кошмаром, теперь стихал. Данте снилось, что он в Священном Гроте, и что лежит в ледяном гробу. Все думают, что он мертв, но это на самом деле не так, и нет возможности сказать об этом - тело не двигается. Он видит застывшие лица, полные печали и скорби - бледное, точно первый снег, Амако, отстраненное - Акито, скорбящее - Кунимити… Выныривая из воспоминаний, Данте с усилием разжал руки, которые чудом не поранили его, и сел. Коса почти расплелась, и теперь легкие пряди щекотали лицо. Молодой ками убрал их за уши трясущейся рукой и вздохнул. Все в порядке, он в безопасности, здесь тени, которые говорят. То был лишь сон…

Данте зашуршал одеялом, а потом поднялся, протопал по деревянному полу к небольшому столику и зажег лампу. Когда комнату осветил тусклый желтоватый свет, а тени стали больше и отчетливее, он почувствовал себя значительно лучше. Ками присел на колени рядом с зеркалом и стал ловко расплетать косу. Он медленно перебирал тяжелые шелковистые пряди пальцами и чувствовал, как дрожь страха проходит, оставляя за собой странное волнение и расслабленность.

Данте закусил губу и бросил быстрый взгляд на свое отражение в зеркале. Незнакомец. Почти ничего не осталось от него прежнего. Куда подевались те мягкие черты и плавные, почти девичьи изгибы? Их больше не было. Как не было мягко-карих глубоких глаз. Вместо них на бледном лице с заострившимися чертами - бледно-лиловые, похожие на дым, и хищный вертикальный зрачок. Кожа стала по цвету напоминать дорогой фарфор и будто сияла изнутри, но это в помещениях, при ярком солнечном свете она отливала синевой, а загар не лип, как ни пытайся. Заострилась линия скул, впали щеки, и теперь лицо выглядело едва ли не болезненно худым. Нет, Данте оно, определенно, не нравилось. Он хотел назад свой прежний облик, и что, греха таить, свою прежнюю жизнь. Неизвестность страшила, сны пугали, Хорхе не стал понятнее, и Данте мучился острыми приступами одиночества.

Закончив с косой, он еще долгое время смотрел на свое отражение, а затем осторожно сдвинул шелковую ткань - чуть зазеваешься, и можно что-нибудь себе повредить острыми когтями. Халат послушно скользнул с плеч, открывая взору абсолютно здоровую, без единого шрама кожу. Это было так невероятно - Данте сжился вечными повязками и шрамами, и сейчас их отсутствие казалось неправильным. Худоба смотрелась почти болезненно: выпирающие ребра, слишком впалый живот, тонкие руки, узкие плечи и бедра. Это не было красивым, а выглядело даже уродливо, неправильно и неестественно. Непривычно. Казалось, что он смотрит на кого-то другого, не на себя, подглядывает. Эта мысль заставила фыркнуть и отвернуться от зеркала, запахнувшись в свой халат из белого шелка.

- Не спится? - Хорхе появился, конечно, в самый неподходящий момент. Расписные фусума были раздвинуты, и он стоял в проеме, скрестив руки на груди. Золото волос струилось по плечам, а из-за спины торчала черно-желтая рукоять катаны. В волосах было столько различных заколок, украшенных драгоценными камнями, что они сверкали, точно стайка светлячков по ошибке запутавшаяся в густой гриве ками. И будь то кто-нибудь другой, не Хорхе, это бы смотрелось нелепо и даже вульгарно, но на нем заколки выглядели гармонично.

Пронзительный и изучающий взгляд ками смутил Данте, и он поспешил плотнее запахнуться в свой халат - женская привычка, от которой оказалось трудно избавиться. Хорхе, кажется, это позабавило, и он дернул бровью, но на этот счет промолчал. Но только на этот.

- Тебе не обязательно было приходить, - молодой ками прошелся по комнате и уселся на краешек огромной постели, с которой недавно убежал.

- Да что ты?

Иногда Данте казалось, что скоро эта усмешка ему будет являться в кошмарах. Нет, не в тех, что его на данный момент посещали. Хорхе, кстати, знал о них. Хорхе знал обо всем, ну или делал вид, что знает - не все ли равно? - и объяснял это привыканием к новому телу. Говорил, что Хищник без человеческого сердца или искусственного ограничителя (ох, если бы еще знать, что это такое) не может "фильтровать" Сейкатсу нужной ему стихии и потому мучается нервными расстройствами. Данте из этого путанного объяснения понял мало, и остался при мнении, что ему снова наговорили ерунды. А как отчаянно порой хотелось быть уверенным, что его сны - это просто кошмары, и те мальчики, что покоились во льдах Священного Грота, мертвы на самом деле, а не закованы душой в холодных телах. К сожалению, на этот вопрос ему никто не отвечал.

- По-твоему мне не удалось бы обойтись без твоей помощи? - приподнял бровь молодой ками.

- Это был третий, - Хорхе проигнорировал вопрос Данте, проходя в комнату. Хищник иногда поражался, как легко тот проникает на его территорию, и что самое главное - его присутствие не вызывает отторжения. Даже когда он разгуливает по комнате и с любопытным видом все разглядывает. А Данте нарочно в этой комнате ничего не менял, здесь все равно ничего не принадлежало ему.

- Третий? - переспросил он недоуменно.

Хорхе посмотрел на него, как на слабоумного.

- Третий кошмар на этой неделе, - все же сподобился объяснить он, слегка кривясь.

- И что?

Ками отвернулся. Посмотрел на себя в зеркало, поправив изящным движением волосы. Зеркала - это одна из слабостей Хорхе. Ему нравилось любоваться собой, и это могло продолжаться очень долго.

- Слишком часто, - объяснил он, повернувшись.

Вот такое своеобразное проявление заботы. Волнуется. Это открытие едва не заставило Данте широко улыбнуться.

- Я не могу это контролировать… - молодой ками пожал плечами.

- Это происходит из-за того, что ты не отпускаешь свое прошлое. И чем скорее ты поймешь, что те люди, с которыми ты жил все девять лет своей жизни, отныне для тебя никто, тем быстрее тебе полегчает.

Вот значит как: Данте тоскует по своей жизни в Сарумэ, и потому ему снятся эти кошмары? И как только он забудет свое прошлое, братьев, маму, Акито, ему сразу станет лучше? Как все просто! Невероятно.

- Они моя семья, - он упрямо вскинул подбородок. Ну и что, что он теперь ками. Они все равно дороги ему. К тому же мама, наверное, с ума сходит, вряд ли ей сказали, куда его дели…

- Я твоя семья, - произнес Хорхе тихо, но Данте захотелось его ударить.

- Нет, - возразил он упрямо. - Они.

- Прекрасно, - обиженно хмыкнул ками. Данте не мог понять, чем его обидел. Уж не думал же он, что после всего произошедшего, что к нему воспылают великой сыновей любовью? И примут с распростертыми объятиями? - Я приходил сообщить, что завтра утром придет ювелир Таманоя. И лучше бы тебе быть в форме. Неправильно подобранный ограничитель, знаешь ли… чреват последствиями, - желтые глаза злобно блеснули.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});