«Если», 2007 № 02 - Журнал «Если»

С Риджент-стрит ветер принес капли дождя. Губы и пальцы Клариссы посинели от холода, ее била дрожь (Лили была потрясена: она в жизни ничего подобного не видела, ведь виртуальцы не мерзнут). А еще Клариссу мучила боль: сломанная косточка в колене сместилась, и казалось, будто в мышце проворачивают нож, а еще она устала, ей хотелось есть и пить. Слишком поздно она сообразила, что термос с кофе забыла в инвалидном кресле.

— Ты глупая гусыня, Кларисса Фолл, — ворчала она себе под нос. — Не в состоянии сама о себе позаботиться. Однажды ты просто сыграешь в ящик, придут крысы и тебя съедят. И во всем будешь виновата ты одна.

Потом она вспомнила про свою низкоразрешенную спутницу.

— Ты еще тут, Лили? — заорала она. — Ты позвонила, как я просила? Я сейчас подойду вон к той статуе и включу имплантант, и тогда мы сможем поговорить.

Она доковыляла до постамента Эроса и подняла руку к имплантанту у себя за ухом. На пустынную площадь разом хлынули краски, электрический свет и бурлящая жизнь большого города. Люди были повсюду. Машины сияли передними фарами и оставляли за собой тлеющие огоньки задних, а еще ездили черные такси и красные автобусы, полные пассажиров, из окон лился уютный желтый свет. Волшебные реки электрического света складывались в живые картины, и мерцающие слова вывесок переливались на фоне из чистейшего пурпура, красного, зеленого, желтого, голубого и белого.

— О! — завороженно воскликнула Кларисса. — Почти такие же, как в те времена, когда я была маленькой и огни были настоящими!

— Я же говорила, что они чудесные, — сказала Лили, словно комнатная собачонка, которая ждет час, два или три, пока хозяйка про нее вспомнит, и будет бесконечно благодарна, если на нее наконец обратят внимание.

Кларисса с улыбкой обернулась, но карикатурное личико Лили подействовало на старуху неожиданно: она ощутила одновременно укол жалости и отвращения. Ее улыбка поблекла. Ее радость развеялась. Она почувствовала, как к ней стучится физический мир: острые когти физической боли терзали ногу и голова раскалывалась от усталости и обезвоженности.

Лили почувствовала перемену в ее настроении, и концы простенькой черточки, служившей ей ртом, как раз начали загибаться вниз, когда Кларисса вновь выключила имплантант. Лили исчезла, а с ней и огни, такси, автобусы и пестрая толпа. Стало очень темно и совершенно тихо, и дома замаячили смутными тенями.

— Дело в том, Лили, — объявила пустой тьме Кларисса, — что вы, виртуальцы, совсем как эти огни. Всего лишь движущиеся картинки, складывающиеся из точек. Просто изображения автобусов, изображения машин, изображения людей…

Подчеркнуто повернувшись спиной к тому месту, где стояла Лили, Кларисса опять включила имплантант, и огни зажглись снова. Но на сей раз не было ни дрожи возбуждения, ни радостного шока, ничего, что скрасило бы холод и боль. «Словно каналы на телевизоре меняешь», — горько подумала Кларисса и тут же потянулась выключить имплантант. И в этот момент тумблер, сконструированный так, чтобы его трогали не больше пары раз за день, наконец не выдержал и сломался, отказываясь оставаться в том или другом положении. Теперь все, окружавшее Клариссу, беспорядочно мерцало, раз в несколько секунд перескакивая из виртуального в физический мир и обратно, — и она ничего не могла с этим поделать. Некоторое время Кларисса стояла, беспомощно и безутешно теребя тумблер, потом сдалась и села на асфальт у подножия статуи. А что еще ей оставалось?

— Ты позвонила Совету, Ли… — начала она, но тут виртуальный мир пропал. — Ах ты боже мой… Лили, ты еще тут?… А, ты уже здесь? Хорошо. Ты позвонила Совету? Просто, кажется, мне пора домой… Лили? Лили! Совет пришлет помощь? Скажи, не надо Агентов. Скажи, пусть вытащат из постели кого-нибудь физического. Они будут на меня злиться, но все равно приедут. Плевать, что там говорил Ричард.

Но вне зависимости от пожеланий старухи, Агенты были уже в пути: четверо спешили с четырех разных сторон, оторвавшись от четырех разных дел в разных частях Лондона. Они были еще далеко, но приближались. Их послала Сердцевина после того, как связалась с Ричардом Говардом и узнала, что мы, физические, больше не придем.

Позже Ричард устыдился и позвонил мне.

— Знаю, это кажется жестоким, — оправдываясь, сказал он, — но я действительно считаю, что нам лучше не вмешиваться, разве нет? Клариссе надо понять всю серьезность положения, иначе она опять возьмется за старое. Господи помилуй, она же не где-нибудь, а на Пиккадилли-серкус! Даже Кларисса должна сознавать, что нельзя съездить в центр Лондона и обратно на этой ее глупой колясочке. Она, совершенно очевидно, решила, что кто-нибудь за ней приедет. Прямо-таки на это поставила.

Я не меньше его злился на Клариссу. Полуденные часы я провел, сгребая листья и прибираясь в моем обнесенном стенами садике. Я только что съел легкий ужин, налил себе стакан старого портвейна и рассчитывал на тихий вечерок у камина, уютное время, которое пробежит за подготовительными заметками к главе 62 моей книги «Упадок и разрушение Реальности»{11} (главы 60 и 61 я посвятил появлению интернета и мобильных телефонов и как раз подходил к центральному эпизоду повествования: моменту, когда человечеству впервые были представлены неопровержимые доказательства того, что его жизнедеятельность уничтожит планету — и не через сто или пару десятков лет, а уже через два-три года, если не сократить его физическое присутствие до сегодняшнего уровня).

— Проклятая Кларисса! Проклятая, проклятая, проклятая Кларисса!!!

Ну почему я должен отказывать себе в удовольствии посидеть над новой главой, если старуха по собственной воле, преднамеренно впуталась в такие неприятности? Даже днем мысль о поездке в центр Лондона вызывает у меня ужас, и Кларисса это прекрасно знает и тем не менее преспокойно решила, что меня можно вытаскивать из дома всякий раз, когда ей приспичит. И все-таки я понимал, что должен за ней поехать.

— Не могу же я оставить ее Агентам, Ричард. Знаю, она невыносима, знаю, она нас использует, но не могу же я ее бросить.

— Да бога ради, Том! Это послужит ей уроком, — отозвался Ричард, распаляясь от моей мягкотелости. — Как она вообще чему-то научится, если мы сейчас не проявим твердость? Это для ее же блага. И вообще, Агентов уже не отзовешь. Сам знаешь, каковы они.

— Ну, если они там будут, то и мне лучше поехать. Они напугают ее до смерти. Поеду прямо сейчас, тогда рядом хотя бы будет кто-то знакомый.

Я вышел на холод и завел машину. Я ужасно злился на Клариссу, боясь, что на меня вновь нахлынут горькие чувства, которые неизменно пробуждали во мне поездки в Лондон: смущение, стыд, горечь утраты, зависть, глубокое горе, сходное с тем, какое испытываешь, видя бывшую возлюбленную, которая ныне принадлежит другому и уже никогда, никогда к тебе не вернется… Меня мучила сама мысль о том, сколько сил будет потрачено зря, а еще пугали холод и темнота.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});