Замок Саттон - Дина Лампитт

Чарльз Брэндон, герцог Суффолкский, увидев входящего Захария, повернулся к Норфолку и сказал:

— Боже мой, Том, вот пришел твой внебрачный сын, похожий на сливу. Почему у него такая странная прическа?

— Я полагаю, что он сражался с расческой, — ответил Норфолк, рассмеявшись против собственной воли. — Но не говорите ему ничего, Чарльз. По его меркам он выглядит прекрасно.

Брэндон загоготал в бороду.

— Сохрани нас всех, Господи. Посмотрите на этих расфуфыренных павлинов. И ради чего? Чтобы Генрих мог выставить на показ свою…

— Я вам говорил тысячу раз, — зашипел Норфолк, — говорите потише.

— Я прямо сказал ему это в Англии, — ответил Брэндон. — Это нам слишком дорого обходится и может вовлечь нас в Бог знает какие отношения с Францией. А в ответ он послал меня собираться. И все это ради того, чтобы доставить ей удовольствие. Она решила устроить эту встречу. По этому случаю она получила драгоценности Екатерины. Поверьте, Том, я всего этого не перевариваю.

— Конечно, это возмутительно, — согласился Норфолк. — Но она спокойно оставалась здесь в Кале, в то время как он ездил в Булонь. Вы должны согласиться, Чарльз, что ведет себя она достойно.

— Да, достойно. Хотя, без сомнения, она в ярости. И сегодня вечером она также не выйдет. Бог знает, когда она собирается встретиться с королем Франциском. Хотел бы я знать, в какую игру она играет со всеми нами сейчас.

И, тяжело ступая, он отошел в раздражении, оставив Норфолка с Захарием, который подошел к ним в своем камзоле и штанах ярко-желтого цвета — в одеянии, от которого глаза Говарда полезли на лоб.

— Лорд герцог, мой отец! — приветствовал Захарий, кланяясь.

— Мой дорогой мальчик. Ты благополучно доехал?

— Прекрасно, милорд, прекрасно, очень приятно.

— Но, как я слышал, уже успел ввязаться в историю?! Сэр Фрэнсис Брайан тут всем рассказывает, как ты ударил его в живот, а потом украл его лошадь.

Довольный Захарий ухмыльнулся:

— Да, это был замечательный миг — видеть, как он лежит распростертый на земле и с него слетела вся его спесь.

— А из-за чего же вы повздорили?

— Ничего особенного, просто я не в восторге от его манер. Он любит лишь себя и никого больше, запомните мои слова.

Норфолк вздохнул:

— Тебе следует избегать его, Захарий!

— Буду стараться.

— Добавлю его к своему черному списку, — озабоченно сказал Норфолк.

Но голос Томаса Уатта, восторженного кузена Анны Болейн и шурина Захария, прервал их разговор.

— Глаз содрогается,И сердце бьется едва-едваСкажите же мне, умоляю,Человек это или просто айва?

— Изысканно, — пробурчал Норфолк. — Очень даровито, Томас.

Краешком глаза он мог видеть, что сын нахмурился, и, зная строгость Его Светлости, когда дело касалось поведения придворных, он торопливо добавил:

— Мы высоко оцениваем вашу оду, посвященную одежде Захария. Она ведь в честь одеяния Захария, не так ли? Честно говоря, я считаю ваши стихи настолько остроумными, что иногда совсем не могу понять их. Всего доброго.

И, взяв сына под локоть, он увел его прочь, чтобы избежать назревавшей перепалки. К его облегчению громко затрубили английские трубачи, оповещая, что приближается король Генрих, а ответные звуки их французских коллег не замедлили сообщить, что монарх приближается к дверям ратуши, чтобы приветствовать короля Франции. Как только музыканты вступили в большую украшенную галерею, в зал вошел французский король со своей свитой, и герцог заметил, что Франциск I бегло скользнул взглядом по собравшимся, по-видимому, пытаясь увидеть маркизу. Но ему пришлось разочароваться. Анна держала свое слово: ничто не напоминало о ней и за блестящим банкетным столом: для нее не было приготовлено места между монархами. Вместо попыток сделать свое присутствие заметным, женщина, ради которой и замышлялось все это великолепие и встреча монархов, казалось, довольствовалась тем, что скромно пребывала в своих апартаментах, а ее прекрасные наряды и драгоценности королевы Екатерины так и лежали без дела.

Норфолк увидел, как Франциск прошептал что-то королю Англии на ухо, и оба посмотрели через зал на его сына. Он заметил выражение изумления и недоверчивости на лице давно ничему не удивляющегося француза. Без сомнения, посол рассказал ему о чудачествах астролога, но он явно не был готов встретить что-либо похожее на Захария. Герцог поймал себя на мысли, что самым большим его желанием сейчас было бы, чтобы эти ужасные штаны и камзол оказались на дне гавани Кале. Но в довершение всех бед, теперь оба короля направлялись к ним, и губы Франциска что-то шептали. Норфолк инстинктивно собрался, чтобы исправить положение, но он уже мало чем мог помочь. Весь двор следил за происходящим — всем сразу стало известно, что французский монарх проявил повышенный интерес к знаменитому астрологу из Англии.

Захарий с удивительным изяществом склонился, чтобы поцеловать руку Франциска, а когда поднялся, посмотрел прямо на французского короля. И так же, как много лет назад архитектор Да Тревизи, король Франции ощутил, что от стоящей перед ним фигуры с взъерошенными волосами исходят энергия и сила. Глядеть пристально, глубоко в глаза Захария значило почувствовать, что в мире присутствуют невидимые вещи — фигуры, окутанные туманом, молчаливо движущиеся тени, отдаленные шепоты в полупустых церквях.

— У вас большие познания, — медленно произнес Франциск. — Не поделитесь ли вы частью их со мной?

Захарий опустился на одно колено:

— Мои знания всегда к услугам тех, кто их ищет, Ваше Величество.

Франциск кивнул головой.

— Благодарю вас, астролог, — сказал он.

По дороге из своего дома в Ист Хорсли в поместье Саттон Генри Ниветт думал: «Какой же я дурак. Вот уже два года она замужняя женщина, и тем не менее я не могу упустить самый незначительный повод, чтобы искать встречи с ней. Такая неотвязная любовь никому не приносит добра».

И хотя такие мысли не выходили у него из головы, он настегивал своего коня, потому что только за день до этого к нему дошло известие о том, что Роза Вестон оставила двор и приехала в поместье Саттон из-за недомоганий. Он только что вернулся из поместья своего отца в Норфолк и узнал об этом от слуги.

— Говорят, хозяин, что она не в себе после того, как потеряла своего ребенка!

— Но это было почти год назад, не так ли? — ответил Генри, снимая запыленную в дороге одежду, чтобы помыться; большие кувшины с горячей водой и деревянная лохань уже были принесены в его спальню.