Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но с тех пор, как ты умерла, прошло уже столько лет! А с тех пор, как вела этот дневник, – и вовсе целая вечность! В 1907 ты была совсем ещё девчонкой...
– И что? Это не повод двум сплетницам вроде вас лезть в мои дела. Особенно Джиневре – она ещё дитя, ей рано знать об отвратительных сторонах жизни.
– Джиневра выросла совсем в другом мире, бабушка! Ты даже представить себе не можешь, что она знает. И что делает.
– Как бы то ни было, я не хочу, чтобы она знала. А что касается тебя, Адита... Это же я тебя воспитала (пусть даже ты мне все время перечила), у тебя должна быть хоть капля скромности!
– Бабушка, пойми, ты только разжигаешь во мне любопытство! Какая ещё скромность? О каких отвратительных сторонах жизни ты говоришь, чего стыдишься? Что такого ты могла натворить в свои семнадцать?
– Я была богобоязненной, а потому точно знала, что правильно, а что нет! Но ты читай, читай! Я не в силах тебя остановить, я беззащитна перед вашими наглыми руками! Только не жди, что я замолчу! Я буду говорить, когда мне захочется!
– Тётя Адита! Тётечка! – донёсся сбоку голос Джиневры. – Что с тобой? Ты часом не заснула? Допивай-ка свой кофе, пока он совсем не остыл. Хочешь, я начну читать?
– Нет-нет, прости, я увидела фотографии и задумалась. Она мне напомнила...
– Как она могла тебе что-то напомнить? Ты же тогда ещё не родилась!
– Она напомнила мне один рассказ...
Часть пятая
Стыд Ады Феррелл
(рукопись)
Донора, 3 марта 1907 года
Мне стыдно быть бедной. Такой бедной, как вы, девушки, даже и представить себе не можете. Отец проигрался в пух и прах, и теперь у нас нет даже крыши над головой – ни в Доноре, ни в Ордале. Из жалости нас пустила к себе пожилая вдовая кузина отца, тётя Эльвира, иначе пришлось бы идти в приют, а это стало бы позором не только для нас, но и для всего семейства Феррелл. Тётя предоставила нам в глубине квартиры две комнаты, где никогда не разжигают камина – даже зимой, когда у мамы случались приступы. Отец, по его словам, изо всех сил старается вернуть наше состояние (или, как ворчит тётя Эльвира, ещё глубже загнать нас в долги). У меня с двенадцати лет не было нового платья, я донашиваю те, из которых выросли кузины. Конечно, это не Золушкины лохмотья: ткани прекрасного качества, а наша горничная, Тоска, очень удачно их подгоняет, расставляя, если они узки, или подшивая воланы, если коротки. Но эти платья уже видели на других девушках, и поэтому все в Доноре их узнают: городок-то маленький. Кузины очень добры ко мне, не забывают приглашать на праздники, пикники, конные прогулки и балы-маскарады, которые теперь называют карнавалами. Но мне не хочется довольствоваться ролью бедной родственницы, которая не может ответить им взаимностью. У меня есть чудесная отговорка, чтобы не покидать дом: здоровье матери. Она уже почти год не встаёт с постели и нуждается в постоянном уходе.
Сказать по правде, ухаживает за ней горничная, потому что я целыми днями занимаюсь тётей Эльвирой, чтобы отплатить ей за гостеприимство. Я помогаю ей одеваться и причёсываться, читаю молитвенник... Но большую часть времени мы проводим за вышиванием: я – в гостиной, рядом с тётей, а Тоска – там, в промёрзшей за зиму комнате, возле маминой постели. У нас золотые руки, у неё и у меня. Тётя Эльвира откладывает всё, что мы вышьем, в приданое кузинам или раздаривает, демонстрируя свою щедрость, при этом рассказывает, что купила у монахинь, а нам не даёт ни гроша: «Знаешь, во что мне обходится еда и проживание на четверых?»
Обед и ужин ей подают в столовую, а я спускаюсь в кухню за одной порцией, заворачиваю её в салфетку, уношу в мамину комнату, и мы едим вместе с ней и Тоской, держа тарелки на коленях.
Все кузины уже обручены, а у меня теперь и приданого нет, потому что отец проиграл его, а семейные драгоценности заложил ростовщикам. Даже чтобы уйти в монастырь, как это делают девицы дворянского происхождения, и то нужно приданое.
Я знаю, Адита, о чём ты хочешь спросить: не думала ли я пойти работать? Но где и как? Что я умею, кроме вышивки? Закончив начальную школу, дальнейшего образования я не получала. Умею играть на фортепиано и петь романсы, но пока играешь и
- Тайный голос - Бьянка Питцорно - Детская проза / Русская классическая проза
- Память – это ты - Альберт Бертран Бас - Историческая проза / Исторические приключения / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Русские ночи - Владимир Одоевский - Русская классическая проза
- Немного пожить - Говард Джейкобсон - Русская классическая проза
- Том 6. Дворянское гнездо. Накануне. Первая любовь - Иван Тургенев - Русская классическая проза
- Гроб о трех узлах - Андрей Гордасевич - Русская классическая проза
- В снегах без огня - Лисбет Тэмбл - Русская классическая проза
- Очень хотелось солнца - Мария Александровна Аверина - Русская классическая проза
- Зелёный луч - Владимир Владимирович Калинин - Русская классическая проза
- Ладонь, расписанная хной - Аниша Бхатиа - Русская классическая проза