Соня рапортует - Рут Вернер

Моя статья была мне возвращена.

Пусть читатель не думает, однако, что мы жили в атмосфере вечного уныния и подавленности. Дети вносили в наше существование разнообразие и веселье, а кроме того, нас радовало общение с природой. Когда мне становилось тоскливо, я бежала к тому месту, откуда открывался особенно любимый мною вид на луга, поля и гряды холмов.

Я использовала свободное время — а при наличии семьи, большого дома, сада, постояльцев и всякой домашней живности у меня его было не так уж много — для того, чтобы поштудировать работы классиков марксизма-ленинизма, до которых у меня долго не доходили руки. Кроме того, я посещала Общество рабочего просвещения в соседнем городке Чиппинг Нортон. Общество было близко к лейбористской партии.

Я всячески пыталась по возможности заполнить свою жизнь. Но с того момента, когда я убедилась, что Центр больше не возобновит контакта со мной, мною владело желание вернуться в Германию. На эту тему я должна была прежде всего поговорить с Юргеном. В январе 1948 года одна из попыток увидеться с ним сорвалась.

Юргену:

«Американское военное управление отказало мне в разрешении навестить вас. Они говорят, что поездки в Австрию и Германию дозволены только в чрезвычайных случаях.

Секретарша, типичная верноподданная, лишила меня всякой надежды: сунула меня, т. е. мое заявление, в папку и сказала, что я могу наведаться как-нибудь летом. Хотя я не очень-то твердо рассчитывала на удачу, все равно страшно расстроена. Тут я как рыба, вытащенная из воды. В Германии я бы могла что-нибудь делать. Рвусь туда всем сердцем…

В политическом смысле мир выглядит каким-то взбудораженным. Я вполне верю в будущее и часто чувствую себя радостно взволнованной. Многие сейчас допускают ошибку, смешивая активность реакции (а будет еще хуже) с ее силой. Впрочем, с другой стороны, меня нередко угнетает мысль о том, сколько же эта реакция натворит в мире бед, прежде чем ее уничтожат».

Проблемы новой Германии интересовали меня с первого дня строительства у нас. Брат присылал мне текущие материалы.

Юргену (без даты):

«Стихи, которые вы прислали, я большей частью не поняла. Кто тут виноват: я или поэт? Вчера получила «Страну радостной уверенности»[47]. Прочла ее в тот же день, вернее, в ту же ночь, и она мне так понравилась, что хочу порекомендовать тебе целиком переключиться на литературу для детей. Это заполняет пробел, который мне так хотелось бы заполнить самой. Однако твоя книга настолько лучше, чем была бы моя, что я вздохнула с полным облегчением: ты написал ее…

Большое спасибо за присланное, особенно за номер «Виртшафт». В Обществе рабочего просвещения меня как раз просили сделать доклад о послевоенной немецкой экономике по сравнению с экономикой Европы вообще, так что последние цифровые данные о производстве мне весьма кстати…

Впрочем, самой интересной показалась мне твоя статья «Инвестиции и немецкие внешнеэкономические связи» в «Арбайт». После нее мне по крайней мере многое стало ясно, и вообще она действует освежающе после лавины монотонных статей нашей прессы во всех странах, состоящих только из трескучих фраз.

Твою идею написать семейную хронику я нахожу просто дикой. Но, может быть, я взгляну на это дело благосклоннее, если ты сообщишь мне подробности. Кроме папы и тебя, у нас в семье нет никого, кем мы могли бы чваниться. Один дед был богатым банкиром, другой растранжирил половину состояния. Один прадедушка торговал в Галиции шнурками для ботинок с тележки, другой был, как это тогда называлось, политически свободомыслящим, что ли? Но, может, ты придашь всему этому более историко-социальный оттенок?[48] Четверть одиннадцатого вечера. Пора готовить ужин Лену, он сейчас придет после поздней смены».

В январе 1949 года мне наконец удалось встретиться с Юргеном в Праге. Он устроил меня у гостеприимных чешских друзей. Наверное, я слишком обрадовалась, увидев брата, но, так или иначе, меня в этот миг прямо-таки затопили мысли о положении в Англии: прекращение связи с Центром, неудовлетворенность Лена своей жизнью; денежные заботы, неопределенное будущее. Какое огромное облегчение: хоть раз поделиться всем этим с другим человеком и получить совет. С повлажневшими глазами я обнимала Юргена и повторяла: «Я так счастлива, теперь все будет хорошо». При этом у меня совсем вылетело из головы, что Юрген терпеть не может сердечных излияний и изъявлений чувств. Он хотел услышать от меня короткое изложение моих планов и выяснить, может ли он мне чем-либо помочь, а в остальном брат был в Праге все время занят и только дважды сумел урвать для меня по полчаса. Как сказал мне Юрген, без согласия Центра мое пребывание в Германии очень осложняется.

После этого я решила пойти в советское посольство в Праге и оставить там письмо для Центра. На конверте стояло «Военному атташе». На самом письме был адрес: «Директору армейской военной разведки, Москва, Арбат». Отправитель: «Соня, Бразилия».

Письмо было зашифровано. Я упоминала о прекращении связи и просила разрешения вернуться в Германию. Еще раз описывалось местонахождение нашего тайника на случай утери контактов.

Маргарите, 6 июня 1949 года

«От инцидента с Герхардом Эйслером[49] здесь поистине повеяло свежим ветром. Как раз в тот день, когда от Юргена пришла последняя посылка с книгами, в газете появился призыв посылать Эйслеру книги, для чего я и воспользовалась полученной посылкой, включая книгу самого Юргена, вышедшую в серии «Воля и познание».

Книги в то время играли в моей жизни еще большую роль, чем обычно.

Юргену, зима 1949 года

«Началась повторяющаяся из года в год борьба с окнами, из которых дует, и с водопроводными трубами, которые лопаются. Замерзла даже Нинина пара мышей — удар тем более тягостный, что мама-мышь ожидала прибавления семейства и Нина уже заготовила список имен в ожидании счастливого события.

Читала «Встречи» Шеера, из которых две главы мне очень понравились, прочла том воспоминаний Кольвиц. Насколько же больше живет она в своих картинах, чем в своих дневниках.

Один из коротких рассказов из жизни Арктики можно смело назвать выдающимся (Горбатов, «Роды на Огуречной земле»). Без единого слова пропаганды, без сентиментальности и красивых фраз в нем выражено то, что авторы многих других русских новелл пытаются вбить в голову читателя, буквально насилуя его. Впрочем, «выдающийся», пожалуй, не то слово. Лен, которому я сразу перевела рассказ на английский, сказал: «Трогает и пленяет». И это действительно так. Вы должны прочесть еще одну вещь: «Город призраков на Йеллоустоне» Эллиота Поля. Меня она страшно захватила. Сравните с «Заблудившимся автобусом» Стейнбека. Тогда видишь, в какого жалкого, вульгарного, лишенного связи с людьми жонглера словами превратился Стейнбек. Поль выбирает почти такие же типы и прибегает к столь же ядреному языку, но как совсем иначе действуют его произведения, как он любит и знает людей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});