Дети Кремля - Лариса Васильева

Но если оказывалась нужна серьезная консультация лучшего специалиста, то его приглашали из обыкновенной больницы или научного института, где он работал и славился на всю Москву. Тут уж не имели значения ни национальность, ни партийность.

В кремлевской поликлинике и больницах было еще одно удобство: всегда в наличии любые лекарства, из любых стран мира. Бесплатные в больнице или дешевые в поликлинике. Их раздавали щедро. Моя мама, не любившая «эту лечебную химию», всегда говорила: «Дают три таблетки, съешь одну и последи, не стало ли тебе после нее хуже».

Уходя из больницы, она оставляла медсестрам сэкономленные лекарства.

* * *

Спецдыхание… Что это такое? Возможность жить на правительственных и ведомственных дачах, то есть дышать свежим воздухом среди сосен и берез.

Самыми лучшими местами считались дачи по Рублево-Успенскому шоссе. Там, в загородных домах и даже дворцах бывшей московской знати и богатых купцов, а также в кремлевских новостройках, все было поделено согласно рангам и положениям. Само Рублево-Успенское шоссе всегда пестрело так называемыми «кирпичами» — запретными дорожными знаками для обыкновенных людей, вздумавших прокатиться по правительственной трассе. Черные автомобили, мчащиеся на самых больших скоростях, — непременные черты пейзажа этой дороги. И милиционеры на каждом шагу.

Дача точно соответствовала должности ее временного владельца: чем выше начальник, тем лучше месторасположение дачи, сам дом и участок. Убранство дач являло разностильную мебель, завезенную из особняков еще царского времени. Буфеты в столовых поражали пышностью стиля барокко или ампира. В кабинетах — письменные столы на лапах, чернильные приборы невиданной красоты, но без чернил — начальники на дачах, как правило, не работали. На всей мебели, на покрывалах и скатертях, на люстрах — латунные, серовато поблескивающие бирки с номерами — знаки казенного добра. Они, в общем-то, могли напоминать жильцам дачи о временности их проживания там. И, возможно, напоминали.

Опять же — если сравнивать с царями — ничего особенного. По наследству не передается. Отнимают в тот же день, когда летишь с высоты. Жалкие привилегии, но тайные. И в этом всегда была их уязвимость для будущего.

* * *

Кремлевские дети высшего ранга в начале пятидесятых разъезжали на государственных автомобилях, прикрепленных к их матерям. Любимым занятием сынков было катание по Рублево-Успенскому шоссе, непременно с шофером, который молча наблюдал жизнь высших слоев своего народного общества и наверняка имел на сей счет нелицеприятное мнение.

Они заезжали на дачи друг к другу, обсуждали, чей дом лучше, чей парк более живописный, у кого больше земли, у кого лучше покрытие на бильярдном столе. С собой всегда была водка. И непременно — девушки. Я иногда попадала в такие компании, но не могу сказать о них ничего плохого: никаких оргий не видела. Возможно, потому, что расставалась со своими кремлевскими знакомыми всегда засветло — мои строгие родители не одобряли этих поездок и требовали меня домой в точно назначенное время.

Кремлевские люди невысоких рангов имели соответственно невысокого ранга дачи для спецдыхания: деревянные финские домики, небольшие участки земли, часто неогороженные. Но и они расставались с этими привилегиями, едва покидали место работы.

Сегодня ничего не изменилось. Все так же по Рублево-Успенскому шоссе со свистом проносятся черные кремлевские автомобили, все те же запретительные «кирпичи». Разве что появились огромные дворцы «новых русских», успешно соперничающие с правительственными дачами. Но и в этих новых дворцах, лепящихся, как правило, на пустырях или при дороге, мне видится некая временность и обреченность: а что как завтра национализируют?

Не видела бы я в кремлевских и околокремлевских привилегиях ничего плохого — они, наверно, должны быть у власть предержащих, и они, при бирочной их жалкости и временности, выглядели бы честнее новорусских дворцов, выстроенных на нетрудовые доходы, — если бы атмосфера закрытости, завеса тайны, условия секретности и запретности не придавали им особого значения, вызывая обостренное чувство несправедливости у того народа, которому эти люди как бы слуги.

* * *

Снобизм кремлевских детей, образовывавшийся сам собой от условий жизни, с потерей этих условий часто преображался в озлобленность, делая их несчастными людьми, и нужны были крепкие характеры, цельные натуры, чтобы выдержать и остаться собой. Но оказаться в условиях кремлевского быта и остаться нормальным, морально здоровым человеком было непросто. И все же их немало, выживших душою в кремлевском мире.

Знаю троих: Петра Ворошилова, Раду Хрущеву и Нину Буденную.

Приемный сын Ворошилова, замечательный инженер, конструктор танков, всегда отличался скромностью и спокойным отношением ко всему, что составляло привилегии его приемных родителей.

Может быть, потому, что был приемный?

Но Рада Хрущева — подлинная дочь Никиты Сергеевича и Нины Петровны. Она сильная, умная и, насколько может быть кремлевская дочка, скромная женщина, никак не выпячивавшая себя, не требовавшая к себе особых привилегий — ни при власти, ни после падения отца.

И Нина Буденная ничем себя не запятнала.

Может быть, потому, что женщины? Может быть.

Впрочем, дочь Брежнева, Галина Леонидовна, тоже не мужчина, а ее похождения и разгульный образ жизни, ее ощущение безнаказанности при власти отца всегда были в народе притчей во языцех.

Приходится признать — все дело в человеке: каким задумала его природа, таким он будет, как бы благополучно или неблагополучно ни складывались условия его жизни.

* * *

Царские и боярские детки немало бедокурили в истории России. Много больше, чем советские. Но ведь их отцы и матери не провозглашали себя носителями народной власти. Привилегии считались нормой жизни.

Большевики объявили нормой равноправие, однако, не обойдясь без привилегий, таили шило в мешке. Пытались воспитывать в детях скромность, но не всегда удавалось: жизнь детей текла «в порядке особого исключения».

Академии, институты, университеты принимали кремлевских детей, как правило, безоговорочно.

Были в кругах Кремля модные профессии.

Летчики — самая романтическая и престижная для детей сталинской эпохи. Время героических перелетов. Летчики спасают челюскинцев. Чкалов совершает беспримерный перелет в Америку. Торжественные, грандиозные встречи на улицах Москвы.

Байдуков, Беляков, Ляпидевский, Леваневский, Громов. Все мальчики страны мечтают стать летчиками, как потом мечтали стать космонавтами, которые изначально тоже летчики.