Полгода — и вся жизнь - Элизабет Хауэр

— Это мои следы, — сказала Камилла. — Мы пришли.

За стеной под низкими сосенками рос кустарник. Сосновая поросль тянулась к небу. Пахло смолой и сеном. Вокруг черных пеньков росли полевые колокольчики. Темные стайки насекомых разлетались, как бы играя, при виде капустницы, а потом опять собирались вместе. На маленьком свободном пространстве трава с трудом пробивалась сквозь плотный мох. Камилла расстелила там свой передник.

— Посмотри, — сказала она. — Через верхушки деревьев видны окна монастыря. Я иногда сидела здесь и представляла себе, что ты там, за этими окнами.

Они сели на передник, тесно прижавшись друг к другу.

— Раньше мы не часто встречались, — сказал Винцент.

— Ты был уже взрослым, а я — еще маленькой. Иногда ты говорил со мной. Как с ребенком. Или с кем-то, кто живет в другом мире.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ведь жил не так, как я.

— Смешно, что ты так смотришь на это. Ведь мы были соседями.

— Да. Но я всегда знала, что нас разделяет большее, чем решетка в саду. Когда я стояла около нее, смотрела в ваш сад и слушала, как вы разговариваете, ваши слова проникали не через решетку, они пролетали над ней. Только тогда я могла их слышать.

— Почему, Камилла? Я не понимаю тебя.

— Наверное, потому, что ты — Винцент Ротенвальд, а я — Камилла Лангталер.

Теперь он понял.

— Так думаешь только ты, не я. А сейчас эта решетка между нами все еще существует?

Камилла чуть-чуть подняла руку над землей:

— Она стала ниже и почти незаметна.

— Давай, — сказал Винцент и потянул Камиллу вверх, — перепрыгнем через нее.

Он заставил ее перешагнуть через ветку, лежавшую на земле.

— Правда, это было нетрудно? Сейчас мы в саду Ротенвальдов. Здесь собрались все. Мои родители, братья и сестры. Маленькая Антония прибежала и сказала: «Очень хорошо, что ты привел Камиллу». Моя мама говорит: «Камилла — наш гость». Мой отец с видом знатока произносит: «Она очень милая девочка». Мои братья еще маленькие и ничего не понимают. Они смеются.

— Что будет потом? — спрашивает Камилла быстро.

— Потом мы пойдем в дом.

Винцент скрутил в пучок гибкие веточки орешника.

— Это наша гостиная. Ты знаешь ее. Здесь висит знаменитый Лампи. Здесь стоит рояль. Ты садишься за него, как моя мама, и что-то играешь мне. Окна открыты. Остальные, в саду, тоже слышат, как ты играешь. Мама говорит: «Камилла играет прекрасно».

— Но я не умею играть на рояле.

— Ты научишься. Так, садись. Это стул для рояля.

Он прислонил Камиллу к стволу дерева, сам сделал то же самое и закрыл глаза.

— Я стою рядом с тобой. Слушаю.

Камилла засмеялась:

— Ну хорошо. Я в самом деле играю без ошибок? Как хорошо, что теперь меня приглашают к вам не только для того, чтобы помочь варить варенье. А дальше, Винцент, что дальше? Я сыграла пьесу до конца.

— Да. Что дальше. Я думаю, мы пойдем в библиотеку. Я покажу тебе свои книги. Ты любишь книги?

Камилла кивнула.

— Ах, — сказала она и погладила нежные иголки молодой пихты. — У Винцента так много книг. Ты дашь мне почитать?

— Ты можешь взять любую, не спрашивая.

— Хорошо. Но мой визит на этом не закончится?

— Конечно нет. Мы идем на чердак. Оттуда видно, где ты живешь.

— Нет, спасибо. Этого я не хочу видеть.

— Тогда мы посмотрим в сторону Вегерера, а потом дальше, на церковь. Можно даже увидеть трамвай.

— Я вижу голубые окна церкви, — сказала Камилла, поднявшись с Винцентом по воображаемой лестнице.

— Я же говорил тебе. Отсюда открывается прекрасный вид. Сады, сады, а вверху на холме — виноградник.

— Мы смотрим поверх дома инженера.

— Естественно. Он не может помешать нам. Нам ничто не может помешать.

— Что ты делаешь? Куда ты поворачиваешь меня? Винцент!

— Не бойся. Сейчас мы съезжаем вниз по лестничным поручням. Я всегда так делал раньше. Я впереди, ты за мной. О Боже, какая скорость.

Быстрым рывком он заставил ее опуститься вниз, она почти сидела на его коленях, здоровой рукой он обнимал ее.

— Винцент, — сказала Камилла, смутившись, и попробовала освободиться из его объятий. — Так нельзя. Смотри-ка, к нам идет твоя мама.

— Ну что же. Действительно, придется отпустить тебя ненадолго. Мама спрашивает, не хочет ли Камилла остаться у нас. Что скажешь?

— Я отвечаю: «Да, охотно».

— Отлично. Решено. Только в конце нашей прогулки.

— Нет, хватит, — сказала Камилла и закрыла глаза. — Я устала. Давай просто посидим.

— Согласен. Но сначала произойдет нечто из ряда вон выходящее, отчего захватывает дыхание.

— Что? — спросила Камилла и закрыла глаза.

— Мы спускаемся вниз, — ответил Винцент, чуть наклонил ее голову и убрал волосы со лба. — Ты чувствуешь, становится все холоднее.

— Винцент, где мы? Я боюсь.

— Мы в погребе. В огромном, пустом погребе барона Ротенвальда. Здесь темно, но ты не должна бояться. Нас никто не видит. С тобой только я. Ты хочешь быть со мной?

— Да, — сказала Камилла.

Их губы впервые встретились. Сначала лишь на долю секунды, а потом все время принадлежало только им одним.

* * *

— Сколько ты еще пробудешь здесь? — спросила Камилла, прежде чем они оторвались друг от друга.

— Может быть, две или три недели. Потом я должен освободить место для других. Так как мне не дали отпуска, то меня снова отправят на фронт.

— Разве ты уже настолько поправился, что можешь ехать на фронт? Это сумасшествие, — сказала Камилла.

— Я не хочу об этом думать и говорить, пока ты со мной.

— Я скоро уеду домой. Двадцать восьмого начинаются занятия в школе.

— Ты сразу же должна написать мне.

— Я тебе уже писала один раз, — сказала она.

— Ах да, — ответил Винцент. — С тех пор прошло столько времени. Мне не удалось тогда ответить.

— Ничего, — сказала Камилла, разом забыв о долгих днях ожидания. — А почему ты хотел, чтобы я тебе написала?

Теперь Винцент уже не помнил, как удивился несколько недель тому назад, получив письмо от Камиллы. В эти минуты он был убежден, что никогда не желал ничего так сильно, как получить это письмо.

— Я хотел, чтобы ты была ко мне ближе, — ответил он. — Да, это было моим единственным желанием.

— Теперь я совсем близко, — сказала Камилла.

Послышался крик кукушки. Он то отдалялся, то приближался, то вдруг обрушивался на них из облаков. В трещине стены зеленой молнией мелькнула ящерица. Винцент взял руку Камиллы и сжал ее пальцы. На их разгоряченных лицах отражалось удивление от познанного ими хрупкого счастья.