Большой, маленький - Джон Кроули

— Мне кажется, я знаю, что это такое, — сказал Оберон.

— Да? — удивился Смоки.

— Это битва.

— Хм.

Оберон и раньше внимательно рассматривал карты в старых книгах по истории: продолговатые прямоугольнички, обозначенные маленькими флажками, разбросанные по пересеченной поверхности топографической карты; серые прямоугольнички были выстроены симметрично напротив черных. А на другой странице — та же самая картина, но спустя некоторое время: некоторые значки отодвинуты назад, в них вклинились черные прямоугольники, стрелки показывают направление наступающих и отходящих войск. В светло-серой карте, разложенной на полу библиотеки, разобраться было труднее, чем в обычных картах: она раскрывала полную картину грандиозной битвы в масштабе 2:30, которая была полностью представлена на одной странице — наступления и отступления, победители и побежденные. Но топографические линии были совершенно прямыми — они не имели плавных закруглений и не сходились в одной точке.

— Там внизу есть легенда, — сказал Смоки, чувствуя усталость.

Легенда конечно была. Оберон тоже видел разъяснительные надписи закорючки, обозначающие планеты. В легенде говорилось, что толстые линии проходят здесь, а тонкие там. Но не было никакой возможности определить, какие линии на карте действительно толстые, а какие тонкие. Под легендой карты была сделана надпись, которая привлекла его внимание: «предела — нет нигде; центр — везде».

Испытывая большое затруднение, которое даже вызывало у него чувство опасности, Оберон посмотрел на отца. Ему показалось, что он увидел в лице Смоки и в его опущенных глазах /спустя годы, когда Оберону снился отец, у него было именно такое выражение лица/ печальную покорность, разочарование, как будто он хотел сказать: «Ну, я постараюсь объяснить тебе, постараюсь удержать тебя, чтобы ты не зашел слишком далеко, постараюсь предостеречь тебя; но знай, что ты свободен, я не хочу оказывать на тебя давления, только теперь ты знаешь, видишь, теперь все мосты сожжены — в этом есть частично и моя вина, но твоей больше.

— Что, — сказал Оберон, чувствуя, как у него в горле застрял комок, — что… что это… — Он попытался проглотить мешающий комок, но понял, что все равно не сможет ничего сказать. Казалось, от карты исходит такой шум, что он не сможет расслышать даже собственных мыслей. Смоки схватил его за плечи и рывком поставил на ноги.

— Послушай, — сказал он. Возможно Оберон ошибался в своих чувствах: как только он встал и отряхнул ворсинки от ковра со своих колен, он чувствовал только скуку.

— Знаешь, я действительно думаю, что сегодня неподходящий день для этого. Я хочу сказать, пойдем отсюда. Пойдем на пикник. — Смоки засунул руки в карманы и стоял, глядя на сына сверху вниз. — Может быть, тебе этого не очень хочется, но я думаю, что твоя мама оценит, если ты ей немного поможешь приготовить все для пикника. Тебе бы хотелось поехать на машине или на велосипеде?

— На машине, — ответил Оберон, все еще не поднимая глаз, не будучи уверенным рад он или нет тому, что мгновение тому назад он и его отец отважились вместе совершить путешествие в загадочные земли, а теперь они по-прежнему были далеки друг от друга. Он подождал, пока отец отвел глаза, вышел из библиотеки и звук его шагов замер на паркете в другой комнате, только тогда он поднял глаза от карты, которая снова стала маленькой и не заставляла его испытывать смущение и беспокойство от невозможности разрешить эту загадку. Он снова свернул карту, закрыл книгу, но вместо того, чтобы поставить ее на место среди таких же фолиантов, закрытых стеклянными дверками полок, он засунул ее за обивку кресла, чтобы потом можно было снова взять ее.

— Но если это сражение, — сказал он самому себе, — то кто на чьей стороне?

— ЕСЛИ это битва, — поддакнула Лайлек, очутившаяся в кресле с поджатыми ногами.

СТАРАЯ ГЕОГРАФИЯ

Тэси раньше всех прибежала на то место, которое было облюбовано членами их семьи для проведения пикников в этом году, промчавшись по старым дорогам и новым тропинкам на своем новеньком велосипеде. Вслед за ней ехал Тони Бак — она выпросила у родителей разрешения предоставить ему место для гостей. Лили и Люси появились с другой стороны — по поручению Тэси они нанесли очень важный утренний визит. Стареньким фургоном управляла Алис, за ней сидела тетушка Клауд, у двери восседал Смоки; дальше скрестив ноги, сидел Оберон, а рядом с ним собака Спак. У Спака была привычка бесконечно ходить туда-сюда во время движения автомобиля. Здесь было место и для Лайлек.

— Алая статуэтка, — сказал Оберон доктору.

— Нет, горихвостка-лысушка, — говорил доктор.

— Черная с красным…

— Нет, — доктор назидательно поднял палец, — статуэтка красная с черным крылом. Горихвостка почти вся черная с красными пятнышками… — он похлопал себя по нагрудному карману.

Фургон, подпрыгивая на кочках и выбоинах, двигался по разбитой дороге, которая вела к месту пикника. Алис утверждала, что это из-за ходьбы Спака фургон так трясется и качается и еще в прошлом году нужно было пройти техобслуживание и тогда бы автомобиль двигался бесшумно. Его кожаные сиденья были такими же морщинистыми, как лицо тетушки Клауд, но мотор был еще достаточно мощным и Алис изучила его так же хорошо, как ее отец знал все привычки горихвостки— лысушки и рыжей белки. Ей пришлось обучаться всем этим премудростям, чтобы ездить за покупками, необходимыми их увеличивающейся семье. Им требовались целые упаковки куриных окорочков, десятифунтовые коробки масла, запасы молока. Фургон, поскрипывая, переносил все эти тяжести с таким же терпением, с каким Алис заботилась о покупках.

— Как ты думаешь, дорогая, — спросил Момди, — стоит ли ехать дальше? Может быть, нам стоит выйти?

— О, я думаю, что мы еще можем проехать, — ответила Алис. Она понимала, что Момди с ее артритом и Клауд с больными ногами не смогут идти пешком и они поехали на автомобиле только из-за них. Раньше… Они переехали через яму и все, даже Спак, подскочили на сиденьях; автомобиль въехал в тень; Алис замедлила ход и почти ощутила мягкое прикосновение тени к полотняному верху машины; она забыла, что думала и наслаждалась счастливым летним днем. В это время все они услышали пение первой в этом году цикады. Алис остановила фургон. Спак перестал расхаживать.

— Ты сможешь дойти отсюда, ма? — спросила она.

— Конечно, дорогая.

— А ты, Клауд?

Клауд не ответила. Притихнув, она сидела в этом завораживающем море зелени и солнечного света.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});