Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest - Роб Хэлфорд

должен быть я, от Rocka Rolla до Painkiller. На альбоме должно быть все, что я всегда выражал и олицетворял.

Ах да, было еще кое-что. Альбом должен был называться Resurrection («Воскрешение»). Потому что я собирался воскреснуть.

Это был медленный и тщательный процесс по восстановлению, и в студии мы никуда не спешили. Работали несколько месяцев, сочиняли песни и создавали мощный, живой, динамичный, разноплановый металлический альбом. Каждая нота и слово должны были быть на своем месте. Я нес послание.

Мы сидели в студии не каждый день, но работали интенсивно и упорно Рой был параллельно занят другими проектами, поэтому иногда приходилось делать недельный, а то и месячный перерыв. Но меня это абсолютно не беспокоило. Пластинка рождалась естественным образом.

Благодаря Рою мы попросили Брюса Дикинсона помочь сочинить и спеть с нами песню «The One You Love to Hate» («Тот, кого любишь ненавидеть»). Брюс придумал название, и мы втроем с ходу сочинили эту песню в студии. Он приехал, записал и уехал Классный трек.

Пока у меня было свободное время, мы с Томасом переехали в Сан-Диего. Мы полюбили этот город и спасались там от адской жары в Финиксе. И хотя оба не пили, часто ошивались в гей-барах и клубах.

В конце концов, надо было многое наверстать!

Однажды в 1999-м я ехал по Сан-Диего и проезжал стройплощадку на пересечении двух дорог. Там строился десятиэтажный многоквартирный дом. Мне сразу понравилось это место.

Я позвонил Томасу и сказал: «Я нашел нам новое жилье – только оно еще не построено!» Когда его построили, мы были первыми, кто снял там квартиру. Следующие двадцать лет эта квартира стала нашим третьим жильем вместе с домами в Финиксе и Уолсолле.

Мы отправились на гей-парад в Сан-Диего в парке Бальбоа – потому что теперь я мог делать что хотел, ведь я признался! Гуляли, наслаждались солнышком и строили глазки другим парням, как вдруг я случайно заглянул в маленькую палатку.

Там сидел старик, один. Он был в макияже, на нем была бархатная куртка и помятый шарф, и сидел он за столом, разложив несколько книг. Никто не обращал на него внимания.

Это был Квентин Крисп.

О боже! Увидев Квентина, я сразу же вспомнил, как в детстве с широко раскрытыми глазами смотрел по телику «Голого чиновника», и меня поражало, что гей может жить настолько смело, открыто и бурно.

Теперь же я смотрел, как Квентин Крисп сидит в центре веселого шумного массового гей-парада – а мир с тех пор прилично изменился, – и чувствовал такой же благоговейный страх, как и тогда. Я подошел к палатке.

– Квентин? – спросил я.

Он кивнул.

– Я – Роб.

– О, привет! – сказал он своим уникальным певучим голосом, который по-прежнему звучал так, будто он говорил в ноздри. – Как поживаешь?

– Отлично! Вот это сюрприз! Не ожидал вас здесь увидеть!

– О, я во всех гей-парадах участвую, – протянул он медленно. – Мне нравится. Мне платят и привозят.

Ему было девяносто лет, и для меня большая честь встретить такую гей-икону. Квентин Крисп умер в том же году, но в тот день я купил его книгу, и он ее подписал: «Робу от Квентина». Я до сих пор ею очень дорожу.

Студийные сессии альбома Resurrection продолжились и в новом тысячелетии, но спустя несколько недель в XXI веке мне нужно было посетить важное мероприятие. Мы с Томасом прилетели на несколько дней в Англию ко мне в домик, поскольку предки отмечали «золотую» свадьбу.

Мы устроили им большой праздник в банкетном зале ФК «Уолсолл». И я собирался не только поднять бокал минералки за пятидесятилетие свадьбы родителей – было еще одно важное дело в тот вечер.

Я знал, что Кен там тоже будет.

За последние почти десять лет я практически не видел парней из Judas Priest и не разговаривал с ними. Видел время от времени Яна, если приезжал домой к Сью и он заезжал забрать их сына Алекса. Всегда было круто – но у нас с Яном всегда все было круто, со времен тусовок в Бичдэйле и «Гадком утенке».

Тем не менее с двумя вечно выясняющими отношения гитарными титанами, Кеном и Гленном, у меня не было никакого контакта – ну и раз уж на то пошло, с Биллом и Джейн тоже. Слишком долго царило молчание. Поэтому встреча с Кеном была для меня важным событием.

Была… и нет. Мы заметили друг друга в баре и кивнули.

– Как поживаешь Роб?

– Норм. Как сам, Кен?

И все. Два спокойных невозмутимых парня из Черной страны, которые не виделись почти десять лет, сели и, как в старые добрые времена, стали болтать. Было ощущение, будто мы не виделись всего один день. Ничего не изменилось.

О самой главной проблеме – возможности моего возвращения в Priest – мы не разговаривали. Разумеется, не разговаривали! Мы же из Уолсолла, а парни из Уолсолла решают серьезные проблемы… Делая вид, что их не существует! Но разговор прошел легко, непринужденно и в дружеской обстановке. Мы разошлись на хорошей ноте.

Тем вечером, после того как мы с Томасом отвезли маму с папой в их бунгало, я лег спать в домике с теплым и приятным чувством на душе. Чем черт не шутит? Может быть, есть способ вернуться!

Вернувшись в США, мы закончили альбом Resurrection. Именно такую пластинку я и хотел сочинить и очень ею гордился. Если Painkiller был нашим лучшим альбомом Priest, Resurrection был идеальным воплощением меня.

Все на альбоме Resurrection буквально кричало о Judas Priest. Это и была цель. Мне говорят, что это лучший альбом Priest, который они так и не выпустили, и, хоть я и считаю это преувеличением, но все понимаю. На этой пластинке я снова построил мостик к группе.

Рукоблуды, списавшие меня со счетов после приключений с 2wo, провозгласили альбом возвращением в форму, и я надеялся, что так и будет. Меня приняли домой как блудного сына. Журнальные заголовки были отрадой для глаз:

БОГ МЕТАЛЛА ВЕРНУЛСЯ!

Брюс Дикинсон к этому времени уже вернулся в Iron Maiden и позвал нас в мировой тур в поддержку их альбома Brave New World. Томас поехал со мной как личный помощник. Раньше я брал своих бойфрендов на гастроли с переменным успехом, но с Томасом все было спокойно и непринужденно. Гастрольная жизнь стала гораздо легче.

Halford приехали в августе, когда Maiden были уже в Канаде, и мы откатали пять месяцев по аренам и амфитеатрам Северной Америки и Европы. На четвертом выступлении я вновь оказался на сцене Мэдисон-сквер-гарден. Сиденья были на месте.

Фэны Maiden приняли нас прекрасно. Публика Maiden и Priest всегда была похожей. Мы с Брюсом через многое прошли, и теплый прием фанатов Maiden означал, что меня