Враг божий - Бернард Корнуэлл

– Правосудие свершилось, о король, – бесцветным голосом проговорил Каллин, вложил меч в ножны и пошел прочь.

Керновские копейщики, не поднимая на меня глаз, расступились. Я поднял Хьюэлбейн и едва увидел серый клинок за пеленою слез. Я слышал, как кричала Изольда, пока воины ее мужа убивали шестерых копейщиков Тристана, вставших на защиту своей госпожи. Я закрыл глаза.

Я не мог смотреть на Артура. Не хотел с ним говорить. Я пошел на мыс и там молился богам, призывая их вернуться в Британию, а пока я молился, керновцы отвели Изольду к заливу, где стояли две темные ладьи. Однако ее не отвезли назад в Кернов. Принцессу Уи Лиатаина, пятнадцати весен от роду, ступавшую босиком по волнам, девочку с голосом, призрачным, как шепот погибших корабельщиков, чьи души носятся над морем, не обретая покоя, привязали к столбу и навалили вокруг плавника, что в изобилии валяется на берегу Халькома, и здесь, под непрощающим взором мужа, сожгли живьем. Тело ее возлюбленного уложили на тот же костер.

Я не хотел ехать с Артуром. Не мог с ним говорить. Он отбыл, а я остался ночевать в темном пустом доме, где еще вчера спали влюбленные. Потом вернулся в Линдинис и рассказал Кайнвин о давней бойне на вересковой пустоши, когда во исполнение клятвы пролил невинную кровь. Я рассказал, как сожгли Изольду. Как она горела и кричала, а король Марк смотрел.

Кайнвин обняла меня.

– Ты знал за Артуром эту суровость? – тихо спросила она.

– Нет.

– Он один защищает нас от ужасов хаоса, – сказала Кайнвин. – Как ему не быть суровым?

Даже сейчас, закрывая глаза, я иногда вижу эту девочку, выбегающую из моря, белое платье, прилипшее к худенькому телу, улыбку, руки, протянутые к возлюбленному. Я не могу услышать чаячьи крики, чтобы не увидеть Изольду; ее образ будет преследовать меня до смертного часа, и там, куда моя душа отправится после смерти, она будет со мной: дитя, убитое ради короля, по закону, в Камелоте.

Глава 9

Много лет после клятвы Круглого стола я не видел ни Ланселота, ни его прихлебателей. Близнецы Амхар и Лохольт, сыновья Артура, жили в Венте и возглавляли отряды копейщиков, но если и сражались, то лишь в кабаках. Динас и Лавайн тоже вместе с Ланселотом перебрались в Венту, где получили в свое распоряжение храм римского бога Меркурия; их церемонии соперничали по пышности с теми, что происходили в Ланселотовой дворцовой церкви, освященной Сэнсамом. Епископ часто бывал в Венте и сообщал, что белги довольны новым королем; это значило, что они хотя бы не бунтуют в открытую.

Ланселот и его свита нередко бывали в Думнонии, обычно в Морском дворце, но порою в Дурноварии, на каком-нибудь большом пиру. Я не шел на празднество, если знал, что они там будут, и ни Артур, ни Гвиневера не настаивали на моем присутствии. Не позвали меня и на торжественные похороны Ланселотовой матери Элейны.

Честно говоря, Ланселот оказался неплохим правителем. В отличие от Артура он не забивал себе голову правосудием, справедливостью в сборе податей и состоянием дорог; ничем таким он попросту не занимался, но поскольку этим не занимались и его предшественники, никто не заметил разницы. Ланселот, как и Гвиневера, думал только о собственном удобстве и, подобно ей, выстроил великолепный дворец со статуями и яркими фресками. Здесь по стенам он развесил зеркала, чтобы любоваться своими бесконечными отражениями. Деньги на всю эту роскошь брались из налогов, но народ, освобожденный от саксонских набегов, не роптал на тяжелые подати. Кердик, как ни странно, хранил верность обещанию, и ни один саксонский копейщик не вторгся в изобильные хлебом и скотом владения Ланселота.

В этом не было нужды: Ланселот сам пригласил саксов в свое королевство. Оно обезлюдело за долгие годы войны, некогда плодородные пашни заросли лесом, и Ланселот предложил соплеменникам Кердика заселить пустующие земли. Саксы присягали ему на верность, вырубали леса, строили новые деревни, платили подать и даже вступали в его дружину. Мы слышали, что теперь дворец Ланселота охраняют исключительно саксы. "Саксонская гвардия", называл он их и отбирал по росту и цвету волос. Я их видел – правда, не тогда, а позже; все они были высокие, белокурые, с топорами, начищенными до зеркального блеска. Поговаривали, будто Ланселот платит Кердику дань, но Артур на совете с гневом опровергал этот слух. Артур не одобрял появление на Британской земле саксонских переселенцев, но считал, что тут Ланселот в своем праве, и главное, что в стране царит мир. В его глазах мир искупал все.

Ланселот даже хвалился, что обратил своих саксонских воинов в христианство. По всему выходило, что его крещение было не показным; во всяком случае, так уверял Галахад, частенько навещавший меня в Линдинисе. Он описывал церковь, которую Сэнсам выстроил в Венте, рассказывал, что там каждый день поет хор и священники совершают христианские таинства. "Так красиво", – говорил Галахад. Я тогда еще не видел безумия христиан в Иске, поэтому не полюбопытствовал, происходит ли подобное в Венте и поощряет ли его брат думнонийских христиан смотреть на себя как на избавителя.

– Изменило ли христианство твоего брата? – спросила Кайнвин.

Галахад смотрел, как мелькают ее пальцы, вытягивая и ссучивая кудель.

– Нет, – признал он. – Ланселот считает, что можно помолиться с утра и весь день вести себя как вздумается. Увы, многие христиане такие же.

– И как же он себя ведет? – спросила Кайнвин.

– Дурно.

– Хочешь, я выйду из комнаты, чтобы ты мог, не стесняясь, все рассказать Дерфелю? – вкрадчиво спросила она. – А он мне все перескажет, когда мы уйдем спать.

Галахад рассмеялся.

– Ланселоту скучно, госпожа, и он ищет способы развеять скуку. Охотится.

– Мы с Дерфелем тоже охотимся. Тут нет ничего дурного.

– Он охотится на девушек, – грустно сказал Галахад. – Не то чтобы он их принуждал, но особого выбора у них тоже нет. Некоторым даже нравится роль королевских любовниц.

– Большинство королей так поступает, – сухо заметила Кайнвин. – И это все, чем он занимается?

– Он проводит часы с этими двумя гнусными друидами, – сказал Галахад, – и никто не понимает, что общего может быть у христианского короля с идолослужителями. Ланселот говорит – просто дружба. Еще он покровительствует поэтам, собирает зеркала и ездит к Гвиневере в Морской дворец.

– Зачем? – спросил я.

– Уверяет, что для бесед. – Галахад пожал плечами. – Вроде бы они разговаривают о вере. Точнее, спорят. Гвиневера с головой ушла в религию.

– В служение Изиде, – неодобрительно уточнила Кайнвин. Мы все слышали, что за годы, прошедшие с клятвы Круглого стола, Гвиневера превратила Морской дворец в одно огромное святилище Изиды, а своих прислужниц, отобранных за изящество и красоту, – в жриц великой богини.