О всех созданиях – больших и малых - Джеймс Хэрриот

Нелли, безусловно, согласилась бы со мной. Поражено было внешнее копытце, и она стояла, изгибая ногу в попытке перенести вес на здоровый внутренний палец.

Фермер задал неизбежный вопрос:

— Ну, так что же мы будем делать?

Я испытывал неприятную уверенность в том, что особого толку не будет, что бы мы ни делали, но сказать этого, естественно, не мог.

— Будем давать ей сульфаниламидные порошки, а кроме того, я хочу, чтобы вы трижды в день ставили ей на эту ногу припарки.

— Припарки? — Фермер даже просиял. — А я их уже ставил. Я…

— Если Джонни Надд подпишет контракт с «Дарлингтоном», так, по-моему…

— Погодите, Лен, — сказал я. — Какие припарки вы ставили, мистер Бертуисл?

— Коровьи лепешки, — провозгласил фермер. — Хорошая коровья лепешка живо всю дрянь вытянет. Я только ими и пользуюсь, когда…

— …придется мне ездить в Дарлингтон вместо того, чтобы смотреть наших «Кестрелс», — перебил Лен. — Надо же будет поглядеть, как у Джонни пойдет дело с профессионалами. Что ни говори…

Я криво улыбнулся. Футбол мне самому нравится, а Лен был просто трогателен в своей приверженности деревенской команде, играющей перед двумя десятками зрителей. «Кестрелс» были ему дороже и интересней всех команд высшей лиги вместе взятых.

— Да-да, Лен, я вас понимаю! — И тут же повернулся к его отцу: — Но я имел в виду припарки совсем другого рода, мистер Бертуисл.

Лицо фермера вытянулось, уголки губ печально поползли вниз:

— Ну, средства лучше коровьих лепешек мне не встречались, а я за скотиной всю жизнь хожу.

Я стиснул зубы. В тридцатых годах эта деревенская панацея высоко ценилась местными фермерами и, черт бы ее побрал, нередко действительно приносила пользу. Навоз, щедро налепленный на воспаленный участок, действовал не хуже любого согревающего компресса и успешно снимал раздражение. В те дни мне приходилось скрепя сердце смиряться со многими целебными средствами, но коровьих лепешек я еще не прописывал и не собирался прибегать к ним теперь.

— Возможно, — сказал я категоричным тоном, — но я имел в виду каолин. Возьмите его в нашей аптеке. Достаточно подержать жестянку в горячей воде и наложить припарку на больную ногу. Она будет греть несколько часов.

Мистеру Бертуислу мой совет явно пришелся не по вкусу, и я предложил другое средство:

— Или можете использовать отруби. Вон их целый мешок.

Он несколько повеселел.

— Ну что же, это дело.

— Значит, так: трижды в день прикладывайте горячие отруби, давайте порошки, а дня через два-три я заеду ее поглядеть еще раз.

Я не сомневался, что мистер Бертуисл выполнит мои инструкции, потому что он относился к своим животным с большой заботливостью, но мне уже доводилось сталкиваться с гнойными артритами, и на сердце у меня было неспокойно. Ничто так быстро не выводит хорошую корову из строя, как боли в ноге. Сколько раз на моих глазах страдания, причиняемые гнойным артритом, за несколько недель превращали крупное упитанное животное в скелет! Мне оставалось только надеяться, что этот случай окажется исключением.

— Ладно, мистер Хэрриот, — сказал фермер. — А теперь идемте в дом. У хозяйки готов для вас чаек.

Я редко отказываюсь от таких приглашений, но, войдя в кухню, сразу понял, что чаепитие обещает быть не из легких.

— А знаете, мистер Хэрриот, — с сияющей улыбкой начала фермерша, ставя передо мной дымящуюся кружку, — вчера на рыночной площади мы с миссис Хэрриот остановились поговорить, и она мне сказала, что…

— Так вы думаете, ваши порошочки ее подлечат? — Супруг миссис Бертуисл вопросительно заглянул мне в глаза. — Дай-то бог! Уж очень Нелли много молока дает. После первого отела мы надоили от нее никак не меньше…

— В халтонском кубке «Кестрелс» встречаются с «Дибхемом», — вставил Лен. — Вот это будет игра! В тот раз…

Миссис Бертуисл продолжала, не переводя дыхания:

— …вы устроились на верхнем этаже Скелдейл-Хауса. Вид оттуда, конечно, красивый и…

— …после первого отела по пять галлонов и не сбавляла до…

— …они чуть не разнесли нас, но, черт подери, мы им…

— …весь Дарроуби виден. Но толстухе вроде меня трудновато было бы. Вот я вашей хозяйке и говорю: чтобы там жить, надо молоденькой быть и тоненькой. По такой-то лестнице…

Я припал к кружке, чтобы сосредоточить на ней внимание и взгляд, пока вокруг меня лились непрерывные потоки слов. Каждый раз я быстро уставал слушать излияния всех троих Бертуислов одновременно, а смотреть на каждого из них и принимать соответствующее выражение было и вовсе свыше сил человеческих.

Но вот что поразительно: они никогда не сердились друг на друга, не восклицали раздраженно: «Дай уж мне сказать!» или «Не перебивай!», а то и просто: «Да замолчи ты, ради бога!» Они жили в нерушимом ладу — каждый говорил свое и не слушал остальных, к полному взаимному удовольствию.

На следующей неделе Нелли стало хуже. Мистер Бертуисл точно выполнял все мои предписания, но, когда он пригнал ее с пастбища, было видно, что она еле ковыляет.

Ногу ей опять поднял Лен, и я уныло осмотрел заметно увеличившуюся припухлость. Она охватывала венчик полукругом от пяточной части до межкопытной щели, и при самом легком прикосновении корова страдальчески дергала ногой.

Говорить я ничего не стал, так как знал, что предстоит Нелли, и знал, что мистеру Бертуислу, когда я наконец ему скажу, это очень не понравится.

Я приехал снова в конце той же недели и, взглянув на лицо фермера, сразу понял, что оправдались худшие мои опасения. Против обыкновения, он был один и молча провел меня в коровник.

Нелли стояла теперь на трех ногах, боясь хотя бы слегка задеть пораженным копытом булыжный пол. И — что было еще хуже — она страшно исхудала: за какие-то две недели превратилась из гладкого, упитанного животного в мешок костей.

— Похоже, ей конец приходит, — пробормотал мистер Бертуисл.

Поднять заднюю ногу коровы не так-то просто, но на этот раз помощь мне не потребовалась, потому что Нелли было уже все равно. Я осмотрел распухший палец, похожий теперь на огромный бесформенный и безобразный нарост. Из него по копыту сочился гной.

— Он вот тут лопнул, — фермер указал пальцем на рваную ранку. — Только легче ей не стало.

— И не могло стать, — заметил я. — Помните, я вам говорил, что сустав поражен изнутри.

— Ну что ж, и не такое случается, — ответил он. — Позвоню Мэллоку, и дело с концом. Она уже почти совсем не доится, бедняга, а на вид и вовсе пугало пугалом.

То, что я сказал теперь, я всегда говорил, только когда хозяин животного сам наконец решался вызвать живодера. С самого начала помочь Нелли могло только хирургическое вмешательство, но предлагать операцию при первом осмотре было бы бесполезно. Идея ампутации пальца у коровы или быка приводила фермеров в ужас, и я знал, что убедить мистера Бертуисла даже теперь будет нелегко.

— Ее вовсе не нужно забивать, — сказал я. — Есть ведь еще один способ лечения.

— Еще один? Так мы же вроде уже все перепробовали!

Я нагнулся и снова приподнял больную ногу.

— Вот поглядите! — Я ухватил внутреннее копытце и подвигал им. — Тут все в порядке. Этот палец совершенно здоров и легко выдержит полный ее вес.

— Так-то так… Ну а эта гадость?

— Я ее уберу.

— То есть… отрежете, что ли?

— Да.

Он энергично замотал головой.

— Нет, на такое я не согласен. Она уже и так настрадалась. Надо послать за Джеффом Мэллоком, да и конец.

Ну вот опять! Фермеры особой чувствительностью не отличаются, но мысль об ампутации всегда их пугает.

— Послушайте, мистер Бертуисл! — настаивал я. — Поймите же: она сразу почувствует облегчение. Будет опираться на здоровую часть, а тут все заживет.

— Я уже сказал, что нет, мистер Хэрриот. И опять то же скажу. Вы сделали, что могли, и большое вам спасибо, только ногу ей отпиливать я не позволю, и все тут. — Он повернулся и вышел из коровника.

Я беспомощно смотрел ему вслед. В подобных случаях я терпеть не могу уговаривать фермеров по одной простой причине: если операция окажется неудачной, вся вина ляжет на меня. Но тут я был совершенно твердо убежден, что какой-то час работы полностью вернет здоровье этой прекрасной корове, и не мог смириться с ее напрасной гибелью.

Я бросился за мистером Бертуислом, который уже подходил к дому, чтобы позвонить Мэллоку. Совсем запыхавшись, я перехватил его в дверях.

— Мистер Бертуисл, выслушайте меня. Я ведь не собираюсь отпиливать ей ногу. Просто уберу одно копытце.

— Так это же половина ноги, разве нет? — Он уставился на свои сапоги. — Мне такое не по нутру.

— Да она же ничего не почувствует! — умоляюще сказал я. — Дам ей общий наркоз. И почти наверное все пройдет как нельзя лучше.