О всех созданиях – больших и малых - Джеймс Хэрриот

Его слова прозвучали, как похоронный звон. Все признаки глубокой собачьей дряхлости. Я постарался говорить как можно мягче:

— Мне очень грустно, Джек, но, очевидно, старичок подошел к концу дороги. По-моему, тоска никак не может быть причиной всего этого.

Он не отвечая, посмотрел на жену, потом на бедного Шкипера.

— Да, конечно… мы и сами об этом думали. Но все время надеялись, что он начнет есть. Так что… вы посоветуете…

Произнести роковые слова я не смог.

— Мне кажется, мы не должны допускать, чтобы он страдал. От него остались только кожа да кости, и вряд ли жизнь доставляет ему хоть какую-то радость.

— Да, пожалуй, я согласен с вами. Он лежит вот так весь день напролет, ничем не интересуясь… — Он умолк и снова посмотрел на жену. — Вот что, мистер Хэрриот. Позвольте нам подумать до утра. Но во всяком случае, вы считаете, что надежды нет никакой?

— Да, Джек. Старые собаки нередко впадают перед концом в такое состояние. Шкипер просто сломался… Боюсь, это необратимо.

Он печально вздохнул.

— Ну, если я не позвоню вам завтра до восьми утра, то, может быть, вы заедете усыпить его?

Я не думал, что он позвонит. И он не позвонил. Случилось все это в первые месяцы нашего брака, и Хелен служила тогда секретаршей у владельца местной мельницы. Утром мы часто вместе спускались по длинным маршам лестницы, и я провожал ее до дверей, а потом собирал все, что требовалось мне для объезда.

На этот раз она, как всегда, поцеловала меня у двери, но, вместо того чтобы выйти на улицу, внимательно на меня посмотрела:

— Ты весь завтрак молчал, Джим. Что случилось?

— Да ничего, собственно. Обычное дело, — ответил я. Однако она все так же внимательно смотрела на меня, и мне пришлось рассказать ей про Шкипера.

Хелен погладила меня по плечу.

— Это очень грустно, Джим. Но нельзя так расстраиваться из-за неизбежного. Ты совсем себя замучишь.

— А-а, знаю я все это! Но что поделать, если я слюнтяй? Иногда я думаю, что напрасно пошел в ветеринары.

— И ошибаешься! — сказала она. — Никем иным я тебя даже вообразить не могу. Ты делаешь то, что должен делать, и делаешь это хорошо! — Она еще раз меня поцеловала, открыла дверь и сбежала с крыльца.

К Сэндерсам я приехал незадолго до полудня. Открыв багажник, я вынул шприц и флакон с концентрированным раствором снотворного. Во всяком случае, смерть старичка будет тихой и безболезненной.

Первое, что я увидел, войдя в кухню, был толстый белый щенок, который вперевалку прогуливался по полу.

— Откуда?.. — удивленно начал я.

Миссис Сэндерс с усилием мне улыбнулась:

— Мы с Джеком вчера поговорили. И поняли, что не можем совсем остаться без собаки. А потому поехали к миссис Палмер, у которой купили Джинго. Оказалось, что она как раз продает щенков нового помета. Просто судьба. Мы его тоже назвали Джинго.

— Чудесная мысль! — Я поднял щенка, он извернулся в моих пальцах, сыто тявкнул и попытался лизнуть мне щеку. Во всяком случае, это облегчало мою тягостную задачу.

— По-моему, вы поступили очень разумно.

Незаметно вытащив флакон из кармана, я направился к корзинке в дальнем углу. Шкипер все так же лежал, свернувшись в неподвижный клубок, и у меня мелькнула спасительная мысль, что я всего лишь немного ускорю уже почти завершившийся процесс.

Проколов резиновую пробку иглой, я хотел было наполнить шприц, но тут заметил, что Шкипер поднял голову. Положив морду на край корзины, он, казалось, разглядывал щенка. Его глаза медленно двигались за малышом, который проковылял к блюдцу с молоком и принялся деловито лакать. И в этих глазах появилась давно исчезнувшая искорка.

Я замер, а корги после двух неудачных попыток кое-как поднялся на ноги. Из корзинки он не столько вылез, сколько вывалился и, пошатываясь, побрел через кухню. Добравшись до щенка, он остановился, несколько раз покачнулся — жалкая тень былого бодрого песика — и (я не поверил своим глазам!) забрал в пасть белое ушко.

Стоицизм мало свойствен щенкам, и Джинго Второй пронзительно взвизгнул. Но Шкипер ничтоже сумняшеся с блаженной сосредоточенностью продолжал свое занятие.

Я сунул шприц и флакон назад в карман.

— Дайте ему поесть, — сказал я негромко.

Миссис Сэндерс кинулась в кладовую и вернулась с кусочками мяса на блюдце. Шкипер еще несколько секунд продолжал теребить ухо, потом не спеша обнюхал щенка и только тогда повернулся к блюдцу. У него почти не осталось сил глотать, но он взял мясо, и челюсти его медленно задвигались.

— Господи! — не выдержал Джек Сэндерс. — Он начал есть!

Миссис Сэндерс схватила меня за локоть:

— Что это значит, мистер Хэрриот? Мы же купили щенка только потому, что не мыслим дома без собаки.

— Скорее всего это значит, что их у вас опять будет две! — Я направился к двери, улыбаясь через плечо супругам, которые, словно завороженные, следили за тем, как корги справился с первым кусочком и взял второй.

Примерно восемь месяцев спустя Джек Сэндерс вошел в смотровую и поставил на стол Джинго Второго. Щенок неузнаваемо вырос и уже щеголял широкой грудью и мощными ногами своей породы. Добродушная морда и дружески виляющий хвост живо напомнили мне первого Джинго.

— У него между пальцами что-то вроде экземы, — сказал Джек Сэндерс и поднял на стол Шкипера.

Я сразу забыл о моем пациенте: корги, упитанный, ясноглазый, принялся со всей былой бодростью и энергией грызть задние ноги буль-терьера.

— Нет, вы только посмотрите! — пробормотал я. — Словно время обратилось вспять.

Джек Сэндерс засмеялся:

— Вы правы. Они неразлучные друзья. Прямо как прежде…

— Пойди-ка сюда, Шкипер. — Я схватил корги и внимательно его осмотрел, хотя он и выкручивался из моих рук, торопясь вернуться к приятелю. — А знаете, я совершенно убежден, что ему еще жить да жить.

— Правда? — В глазах Джека Сэндерса заплясали лукавые огоньки. — А помнится, вы уже довольно давно сказали, что он утратил вкус к жизни и это необратимо…

Я перебил его:

— Не спорю, не спорю. Но иногда так приятно ошибиться!

50

У Бертуислов был лишь один семейный недостаток — они все говорили разом. Мистер Бертуисл толковал только о своей скотине, его половина обсуждала домашние дела, а их сын Лен, восемнадцатилетний гигант, не признавал иных тем для разговора, кроме футбола.

Я осматривал Нелли, большую белую корову, которая всегда стояла в сером каменном коровнике как раз напротив двери. Она уже неделю хромала, и мне очень не понравился ее вид.

— Лен, поднимите-ка ей заднюю ногу! — распорядился я. Как было приятно, что дюжий молодец берет на себя эту работу и можно обойтись без долгой возни с веревкой, перекинутой через балку.

Взглянув на зажатое в могучих ладонях раздвоенное копыто, я понял, что мои дурные предчувствия полностью оправдались. Межкопытная щель, правда, была чистой, но сустав второй фаланги заметно опух.

Я повернул голову:

— Видите, мистер Бертуисл? Инфекция распространяется все ниже.

— Ага… ага… — Фермер прижал палец к опухоли, и Нелли вздрогнула. — Верно. Так и лезет с этой стороны. Я-то думал, что это просто копытная гниль, и мазал…

— Эх, черт! — перебил Лен. — Ребята в субботу здорово вынесли команду Хеллерби. Джонни Надд забил еще два гола, и…

— …между копытцами жгучей мазью. — Мистер Бертуисл, как всегда, словно не слышал сына. — Каждый вечер и каждое утро. И я вам скажу, как это лучше всего делать. Возьмите куриное перышко и…

— …не удивлюсь, если он в воскресенье еще парочку забьет… — продолжал свое Лен. — Уж когда он получит мяч…

— …окуните его в мазь да засуньте между копытцами поглубже. Действует прямо…

— …под правую ногу, так влепит в самую девятку…

— Погодите минутку, — перебил я их. — Поймите, у нее не копытная гниль. У нее гнойный артрит в этом суставе, вот тут, у самого венчика. Проще говоря, в суставной полости у нее полно гноя, а это очень скверная штука.

Мистер Бертуисл неторопливо кивнул:

— Вроде нарыва, значит? Ну так надо бы его вскрыть. Если выпустить гной, так сразу…

— …точно пушечное ядро, — продолжал Лен. — Я вам вот что скажу: Джонни наверняка пригласят на пробу в «Дарлингтон», и уж тогда…

Конечно, вежливость требует смотреть на вашего собеседника, но это превращается в трудную задачу, когда собеседников двое и они говорят одновременно, причем один согнулся в три погибели, а второй стоит у вас за спиной.

— Спасибо, Лен, — сказал я. — Можете отпустить ногу. — Я выпрямился и устремил взгляд между ними. — Беда в том, что при этой болезни дать отток гною еще мало. Очень часто оказывается, что гладкие поверхности сустава разъедены и любое движение причиняет острую боль.

Нелли, безусловно, согласилась бы со мной. Поражено было внешнее копытце, и она стояла, изгибая ногу в попытке перенести вес на здоровый внутренний палец.