Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант - Василий Звягинцев

Но как Шульгин мог вообще здесь оказаться? Они с Новиковым и Удолиным организовали Ростокину переход в астрал, через который он попал в мир юношеской мечты. И нашел здесь то, о чем грезил почти полжизни.

Увлекательный, по-своему спокойный век, совместивший в себе несовместимое. Позднее российское Средневековье, куда более цивилизованное и уютное, чем европейское. (В придуманном им варианте, конечно, как там оно на самом деле было — кинохроник не осталось, однако без инквизиции, крестовых походов, жутких эпидемий и антисанитарии городов.) Нашествие Батыя — это, разумеется, плохо, но, во-первых, не так уж оно было и страшно, если верить Льву Гумилеву, во-вторых — Ростокин догадался противопоставить ему совершенно оригинальное мироустройство. На исходном «субстрате», базисе ХIII века, — техническая и интеллектуальная надстройка второй половины ХIХ с элементами ХХ веков.

С детских лет в своем охваченном смутами, бесконечными мятежами, гражданскими и религиозными войнами двадцать первом Игорь мечтал о таком вот невозможном синтезе. Английский викторианский век, эпоха Александра Третьего и Владимиро-Суздальская Русь, которая, устояв против монголов, присоединив к себе Тверь и иные княжества, в союзе или федерации с Великим Новгородом стала бы величайшей европейской, а за отсутствием Америки и мировой державой. Твердой, просвещенной, гуманной, учитывающей все исторические коллизии, ошибки и преступления прежних и будущих правителей, истинный морально-политический облик союзников и противников. В общем — все, что он знал из курсов истории, «воспоминаний и размышлений» деятелей от Макиавелли до своих современников. Под его, разумеется, властью.

Но пришлось Ростокину стать всего лишь журналистом, военным и космическим. Приключений ему хватало, но мечты оставались мечтами.

Оттого так легко и безболезненно он вписался в команду «Андреевского братства», в их ХХ век. Эти люди оказались братьями по духу и устремлениям, только сумели наяву воплотить то, к чему его влекло подсознательно и безнадежно.

Внезапно осуществилось буквально все и даже немного сверху.

Княжна Елена оказалась живой и прелестной девушкой, еще более красивой и умной, чем в воображении. Встретившись в ситуации, когда он тоже смог предъявить ей свои лучшие качества, спасти от смертельной опасности и даже услышать добровольное и искреннее признание в любви, подкрепленное завещанием великого князя.

Теперь, может быть, Шульгин пришел, чтобы забрать его из этого мира?

Ростокин сейчас воспринимал окружающее многослойно. Так уже бывало с ним. Настоящее — это настоящее. Вполне реальный и единственно возможный мир. Как двадцать четвертый год в Москве, куда он вместе с Шульгиным пришел непосредственно из Новой Зеландии-2056. Хорошо при этом помня предыдущее существование. Сейчас, правда, — несколько более размыто. Такое случается, опять же, в снах — понимаешь, что спишь, удивляешься явным несообразностям происходящего в сравнении с явью и при этом продолжаешь вести себя в соответствии с сюжетом.

Игорь не мог «проснуться», разорвать связь с этой реальностью, как это случилось прошлый раз с появлением Артура. Но здешний Ростокин этого не знал, вместо Артура появился Александр Иванович, чем зафиксировал ситуацию. Кто его знает, может быть, и навсегда. Воспоминания о будущем если не растают постепенно, то сохранятся в обратном качестве — как часть обычных фантазий, более-менее тщательно проработанных под настроение.

Тот самый случай, от которого предостерегали знающие люди, — Игорь начинал искренне верить в происходящее, забыв об основополагающем принципе сопротивления Ловушкам. Ему-то самому от этого хуже не будет, свою жизнь, не важно, вымышленную или подлинную, он проживет с максимальным удовольствием. Может быть, она окажется счастливой и даже почти вечной, только из «настоящего» мира субъект будет устранен навсегда, как лишний элемент, превысивший свои полномочия, проникший в недозволенные сферы. Галактический фагоцитоз, одним словом.

Но пока, отвлекшись от ненужных воспоминаний, Игорь прокручивал в голове текущие, неотложные планы и заботы. О Шульгине начал думать именно как о местном бродячем полководце, переходящем от одного сюзерена к другому с предложением своих услуг. Бывали такие в истории, тот же воевода Боброк Волынский, сыгравший решающую роль в Куликовой битве (если верить источникам). Чего же им не верить? Раз за шестьсот лет данная версия вошла в анналы и оказала необходимое воздействие на двадцать с лишним поколений, к чему какая-то другая? Узнали б мы сейчас с абсолютной точностью, что все пьесы и сонеты Шекспира написал не он, а совсем другой человек, носивший ту же фамилию, что бы это изменило?

Пока Игорь греб, напрягая спину и плечи, упираясь ногами в высокий шпангоут грубо, но надежно изготовленной местными умельцами лодки, северный ветер усилился, разводя волну и отжимая плавсредство из пролива на открытый плес. Оно бы и хорошо, если б погода по-настоящему испортилась. Тут иногда бывают такие шторма, что не только монголы вплавь, но и десант на моторках не выгребет, только успеть бы обернуться туда-сюда, перебросить Шульгину подмогу или, наоборот, эвакуировать его, княжну и Акинфа на остров.

Наваливаясь на левое весло, Ростокин сумел притереться бортом к пирсу, или, как здесь говорят, — «лавине». Накинул веревку на забитое в дно опорное бревно настила.

Пробежал десяток сажен, заколотил прикладом в ворота, не уступающие размерами и массивностью тем, что защищали вход в Кирилло-Белозерский монастырь, где отец Григорий спасал его от преследования Артура семьсот лет спустя. Эпизод вспомнился, но очень смутно, на уровне эмоции — как хорошо, что есть такое место, такие стены, что защитят от почти любой опасности. И еще — во всех читаных книгах было написано, что Чингисхан и Батый запрещали своим воинам трогать православных священников, церкви и монастыри. Может, и эту твердыню штурмовать не станут, уйдут к Твери или еще дальше?

Праздные мысли.

Очутившись за стенами и убедившись, что все здесь в порядке, он отдал необходимые распоряжения полусотнику и десятским. Те сразу же подняли дружинников и воев, начали таскать нужное к лодкам.

Полусотенному Глебу, мирским именем Неждан, Ростокин приказал перегнать на тот берег паром, чтобы в случае нужды броневик переправить. Пять человек оставить охранять причал, двоим, понадежнее, неотлучно находиться при княжне, отнюдь ее не тревожа, если возникнет крайняя необходимость — доставить в монастырь. Остальным поступить в распоряжение воеводы Александра, который сейчас с Акинфом оборону строит, и подчиняться ему, как самому князю.

— А отступать придется — дом поджечь и, убедившись, что княжна в безопасности, возвратиться, избегая потерь. И языка взять, коли получится…

Неждан почесал короткую бороду.

— Сделаем, княже. Подержимся в меру разумного, большую рать затевать не будем. Княжну доставим в целости. Только, может, лучше прямо сейчас, не дожидаясь поганых? Спокойнее и тебе, и мне будет. Да и на озере, видишь, лютеет ветер, к утру не знаю, выгребем, не выгребем…

— Сам смотри. Постучи в спаленку осторожно, о здоровье справься. Скажи, что и как. Если полегчало ей, в тулупчик одень и вези сюда…

Да, если Елена в монастыре будет, ему забот поубавится, хотя и на Александра Ивановича он надеялся, как на каменную гору. Умрет, а княжну не оставит, сомневаться нечего.

С игуменом Флором, крепким сорокалетним мужем, которому, по манерам и обличью, не только монастырем управлять вместно, но и дружину в бой водить, договорились быстро.

На стены могут встать до сорока братьев, а еще двадцать пять прямо сейчас отправятся собирать ополчение. Старикам, женщинам с детьми и со всем имуществом будет сказано уходить в хляби непроходимые.

— Пересидят, не впервой, — успокоил Игоря игумен. — Наловчились от сборщиков податей добро свое прятать — и от супостата укроются. Если что — перезимуют. Урожай собрали, слава богу. Скотины хватит, дичь в лесу, рыба в озере, дров искать не нужно. Да и мы, вышней силой, отобьемся как-нито. Тяжелых пушек, надеюсь, у поганых нет? Сакмагоны[76] что говорили?

— Откуда пушки? Изгоном[77] идут, только уж больно много их. Тьмы и тьмы. Великокняжеское войско на трех рубежах не удержалось, отходит с большими потерями… Мои две сотни третьего дня в поиск ушли, пока никто не вернулся.

— Ну, небось… Если что, поодиночке лесом выберутся. Не все, так половина. Я твоего есаула знаю, не даст своих, как баранов, порезать. Сам Волк…

— Твоими бы устами, отче!

— Так и будет. Завтра-послезавтра, надеюсь, до полтысячи ополчения мы соберем. Мужиков пахотных, рыбаков, охотников, осташковских ремесленников, девок крепких, баб бездетных. Отобьемся. Если еще и разведка твоя вернется… Ладно, я своим делом займусь, ты своим. И молиться будем на одоление супостата.