Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

что люди мимикрируют, навешивая на себя новые ярлыки, но не меняясь по сути.

Ср. пародийные псевдонимы халтурных литераторов в других произведениях соавторов: Усышкин-Вагранка [Их бин с головы до ног], Форсунка, Винтик [Гибельное опровержение], Поршень [ЗТ 29].

13//7

Третья полоса газеты… стала дарить читателей солнечными и бодрыми заголовками очерков Маховика: «Как строим, как живем», «Гигант скоро заработает», «Скромный строитель» и далее, в том же духе. — Штампованный характер цитируемых заголовков был всем ясен: «Как любят писать в газетах, миллионы ржавеют» [Заколдованная дорога, Чу 04.1929] — ср. «15 000 рублей ржавеют» среди названий новой серии статей Маховика. По словам И. Кремлева, заголовки, приписанные Маховику, сочинялись в газете «Гудок» халтурными литераторами старшего поколения, теле называемыми спецами, «прикомандированными к наивным и честным профсоюзникам, выдвинутым на работу в газету». Среди этих лиц мемуарист называет одессита «М.» и петербуржца «Д.» Их деятельность отразилась и в образе Никифора Ляписа — автора стихов о Гавриле [Кремлев, В литературном строю, 197].

13//8

Треухов с дрожью разворачивал газету и, чувствуя отвращение к братьям-писателям, читал о своей особе бодрые строки… — Заезженная журналистами цитата из Некрасова: Братья-писатели! в нашей судьбе / Что-то лежит роковое… [В больнице].

13//9

«…Подымаюсь по стропилам. Ветер шумит в уши… / Вспоминаю: «На берегу пустыных волн стоял он, дум великих полн». / Подхожу. Ни единого ветерка. Стропила не шелохнутся… / Он пожимает мне руку… Позади меня гудят стропила…» — В статье Маховика в вульгаризованном виде отражены штампы «индустриально-космического» стиля начала 20-х гг., отклик на которые мы находим также в «Торжественном комплекте» Остапа Бендера [см. ЗТ 28//4]. Подъем к небу по строительным конструкциям воспевается в стихотворениях в прозе А. Гастева: «Я вырос еще… / Поднялся. / Выпираю плечами стропила, верхние балки, крышу… / Железное эхо покрыло мои слова, вся постройка дрожит нетерпением. / А я поднялся еще выше, я уже наравне с трубами…» [Мы растем из железа]. Упоминания о стропилах, равно как и о пении, гудении и гуле механических конструкций, постоянны у Гастева: «Мы — приверженцы стального гула… Наши волны дышат сожжением. / Но они же гудят и созданьем… / Загудим — и начнется» [Ноша]; «Железо — железо!.. Гудят лабиринты» [Ворота]; «Загудят, запоют заунывно по свету, тоскуют в ущельях холодные рельсы» [Рельсы]; «Стропила раздвинулись. / Железная арка поднялась еще выше и стала теснить небо» [Кран]; «Запели блоки… / — Стропила! / Колонны, рамы, трубы, эллинги» [Мост]; «На полюсе созданы стропила. Выше гор… / Сильнее… Сильней по стропилам… / Гудим враз на весь мир» [Чудеса работы. Цитаты из Гастева — по его кн.: Поэзия рабочего удара].

Треухов язвительно заметит Маховику, что «стропила гудят только тогда, когда постройка собирается развалиться». Халтурные произведения, в которых «гудят» самые неподходящие для этого предметы, неоднократно пародировались. В рассказе В. Катаева «Ниагаров-журналист» очерк на железнодорожную тему кончается словами: «Где-то далеко за водокачкой грустно гудел шлагбаум» [1924, Собр. соч., т. 2]. В романе И. Эренбурга «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» (1928) выведен квазипролетарский писатель Архип Стойкий, в чьем романе «Мыловаренный гуд» встречаются фразы вроде: «Мыло гудело, как железные пчелы… Гуди, мыло, гуди!» и т. п. [гл. 15]. Несообразные звуки, приписываемые промышленным объектам, высмеивались в обозрении «Рельсы свистят» (М. Левитин, театр «Кривое зеркало», 1927 [Уварова, 176]; название обозрения — аллюзия на известнейшую пьесу В. Киршона «Рельсы гудят», по которому был снят одноименный фильм в 1929).

На берегу пустынных волн… — из вступления к «Медному всаднику» Пушкина (слова относятся к Петру I).

13//10

«Наверху — он, этот невзрачный строитель нашей мощной трамвайной станции… Некрасивое лицо строителя, инженера Треухова оживляется… Кто может забыть этих кипений рабочей стройки, этой неказистой фигуры нашего строителя?» — Синтаксис в последней фразе отчетливо отдает одесской речью. Ср.: «Я прочел всего энциклопедического словаря» [Л. Славин, Интервенция]. «Устройте мне ремесленного экзамена, если не верите» [персонаж по фамилии Юдельсон; Н. Евреинов, Кухня смеха // Русский театр, пародия]. Мотькэ-Малхамовес считался за монарха / И любил родительного падежа [И. Сельвинский, Мотькэ-Малхамовес, 1923]. В сатириконовском «Почтовом ящике» цитируется полученный журналом рассказ: «Она смеялась только тогда, когда хотела показать своих, действительно чудных, зубов» — с редакторским замечанием: «Трудно писать рассказы русскому человеку» [НС 05.1915].

Что этим оборотом грешила и советская печать, особенно в «глубинке», подтверждает цитата из можайской газеты «Новый пахарь»: «Селькоры стали забывать своего высокого назначения» [Смирнов-Кутачевский, Язык и стиль современной газеты]. У Ильфа и Петрова он встречается в пародиях на литераторов-приспособленцев, например: «Батрачка Ганна кует чего-то железного», «Пролетарии говорят чего-то идеологического» [Пташечка из Межрабпромфильма].

Бестактные замечания Маховика о невзрачной внешности его героя навеяны, по-видимому, Чеховым. В рассказе «Оратор» один из персонажей произносит надгробную речь, в которой, среди прочего, говорится: «Прокофий Осипыч!.. Твое лицо было некрасиво, даже безобразно, ты был угрюм и суров, но все мы знали, что под сею видимой оболочкой бьется честное, дружеское сердце!» Оратор ошибается: умершего звали по-другому, между тем как мнимо покойный стоит среди слушателей. После похорон он выговаривает оратору: «Нехорошо-с, молодой человек!.. И никто, вас, сударь, не просил распространяться про мое лицо. Некрасив, безобразен, так тому и быть, но зачем всенародно мою физиономию на вид выставлять? Обидно-с!» Заметим, что и Треухов делает выговор журналисту (см. следующее примечание).

13//11

Один раз Треухов не выдержал и написал тщательно продуманное язвительное опровержение. — Писатели и журналисты, осваивая в срочном порядке производственную тему, часто попадали впросак из-за отсутствия специальных знаний. Б. Пильняк, напрмер, опубликовал очерки о бумажном комбинате, вызвавшие критику инженера М. Воловика в популярной газете «Читатель и писатель», или «ЧИП» [14.1928]:

«Б. Пильняк, — пишет инженер, — зашел в «цех, где печи будут превращать медный колчедан в азотную кислоту и будут возникать иные кислоты». Но — в печах не медный, а серный колчедан, каковой не превращается ни в какие кислоты, а сжигается и превращается в огарки и сернистый газ. Далее, по Пильняку, «древесная масса, смешанная с азотной кислотой, придет в котлы, которые называются варочными». И не древесная масса, а дерево в виде щепы, и смешивается оно не раньше, а в самом котле, и не с азотной кислотой».

Критик П. Незнамов, сочувственно цитирующий письмо инженера, отмечает, что главная вина новоиспеченных производственных авторов — нежелание поступиться привычной литературной бутафорией, «стилизация живой действительности под роман» [НЛ 05.1928].

13//12

Новое здание депо обвивали хвойные дуги… — О хвойном оформлении въездов, арок и других сооружений см. ЗТ 1//10.

13//13

…Не сговариваясь, записали в свои записные книжки: «…Толпа обратилась в слух — … «В день праздника улицы Старгорода стали как будто шире…» «Шумные аплодисменты, переходящие