Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако историей не отмечено ни одного фактического доказательства слабоумия Павла. Например, при сумасшествии поражается память, а Павел был одарен хорошей памятью до конца жизни. Сложение его было худощавым, что тоже не говорит о сумасшествии, так как при этом заболевании обычно полнеют. От брака с Марией Федоровной у него было много детей, и его потомство было сильным в физическом и моральном отношении.
Воспитание
Говорят, что воспитание Павла не отличалось образцовостью. Предшественник Панина Бехтерев, плохой дипломат, но порядочный человек, развил врожденную страсть Павла к военным учениям, и даже буквы, которые составляли азбуку, были у него в виде солдатиков. Воспитатель будущего императора Панин, как пишет К. Валишевский, был сибаритом, развратником и интриганом. Французский поверенный в делах в Петербурге Дюран в 1774 г. писал про него: «Свободное время, которое ему остается от еды, игры, распутства и сна, он употребляет на то, чтобы ссорить мать с сыном и сына с матерью»{237}. Но, как говорит историк К. Валишевский, не надо забывать духа и нравов той эпохи. Уроки давались Павлу урывками и как придется: во время прогулок, между парадными обедами, спектаклями и маскарадами. А по-другому и не получалось, так как такой была жизнь при дворе с его праздниками и развлечениями.
Двор Екатерины располагал к веселой праздности, а сама Екатерина поощряла ранние ухаживания сына за самыми распущенными фрейлинами, хотя это развращающее влияние двора почти не отразилось на Павле, может быть, как считает историк, из-за отвращения ко всему тому, что вообще исходило от его матери.
Умственные и нравственные уроки, которые Павел получал от воспитателей, были непосильны для его ума, хотя он и всю последующую жизнь увлекался идеями для него непосильными.
Надо сказать, что ни Бехтерева, ни Панина Екатерина не выбирала, так как тогда она не имела права голоса. Однако когда она получила возможность выбирать, то в помощь Панину были даны такие учителя, как Дидро и Д'Аламбер, а также профессор Страсбургского университета Николаи и его соотечественник француз Лафермьер.
Коронация
Смерть императрицы помешала подписать готовый указ о лишении Павла престола и назначении наследником Александра, и после смерти матери-императрицы Павел, не теряя ни одной минуты, приказал приготовить все к присяге. В придворной церкви прочитали манифест о кончине Екатерины II и о вступлении на престол императора Павла Петровича. Наследником был объявлен великий князь Александр Павлович.
18 декабря был объявлен манифест о короновании. 28 марта Павел торжественно въехал в Москву. Очевидцы свидетельствуют, что везде еще лежал снег, а мороз был настолько сильным, что многих придворных, ехавших верхом, снимали потом с лошадей окоченевшими. Павел же почти не надевал шляпу, приветствуя толпу.
В день коронования, т. е. 5 апреля 1797 г., придворные явились во дворец в пять часов, а дамы в семь утра. Коронование императора и императрицы впервые в истории совершилось в один день, и Павел сам возложил корону на голову Марии Федоровны.
Празднества продолжались беспрерывно две недели. Это было для многих утомительно. Император и императрица проводили долгие часы, принимая поздравления и целования руки. Мария Федоровна слышала, что у Екатерины в день коронования от поцелуев распухла рука, и была очень расстроена, что ее рука никак не распухала.
Коронация ознаменовалась щедрой раздачей чинов, орденов и крестьян (более 82 000 душ).
Власть и ужас перемен
Обычного ликования, подобающего такому случаю, при вступлении Павла на престол не было. В армии, и особенно в офицерских кругах, царили уныние и скорбь. Валишевский приводит слова одного из офицеров, Саблукова, который пишет: «Важнейшие обитатели столицы пребывали в немом ужасе. Страх и всеобщая ненависть, внушенные Павлом, точно пробудили в этот момент любовь и сожаление, заслуженные Екатериной».
Царствование Павла началось с расставления на улицах караульных будок, выкрашенных на прусский манер в бело-черные цвета, с часовыми в них. Об этом свидетельствует князь Петр Михайлович Волконский, который говорил, что в ту же ночь встретил у ворот Зимнего дворца Наследника, который в сопровождении Аракчеева расставлял новые будки и часовых.
Новое царствование с первых же дней стало отрицанием предыдущего. Началась беспощадная ломка всего созданного усилиями Екатерины.
Граф А.Р. Воронцов писал: «Вообще сказать можно, был хаос совершенный». Великолепный двор Екатерины от появления гатчинских любимцев, по выражению князя Ф.Н. Голицына, как будто обратился весь в казармы. Державин отмечал, что «тотчас все приняло новый вид, зашумели шпоры, ботфорты, тесаки и, будто по завоеванию города, ворвались в покои везде военные люди с великим шумом»{238}. Перемены происходили с неимоверной быстротой.
Князь Чарторыйский свидетельствует, что «все переменилось меньше чем через день: костюмы, лица, наружность, походка, занятия». Тот же офицер Саблуков пишет: «Милостивый Боже, какие костюмы! Несмотря на нашу печаль о смерти императрицы, мы держались за бока со смеху при виде этого маскарада». Современные очевидцы пишут, что блеск и величавость дворца померкли, везде были солдаты с ружьями, а повелевали теперь какие-то незнакомые люди. Все это было похоже на вражеское нашествие. Столица приняла вид немецкого города. Если ранее круглые шляпы запрещались только в Павловске и Гатчине, то теперь полицейские на улицах срывали круглые шляпы с прохожих, рвали их на куски, срезали полы фраков, сюртуков и шинелей. Насилию подвергся даже племянник английского посланника Витворта. Указ, запрещавший носить круглые шляпы, высокие сапоги, длинные панталоны, башмаки с завязками и предписывавший носить треуголку, зачесанные назад напудренные и заплетенные в косу волосы, башмаки с пряжками, короткие панталоны, стоячие воротники и др., был опубликован 13 января 1797 г., т. е. только через два месяца после смерти Екатерины, что говорит о том, что на самом деле перемены не были такими скоропалительными, как представляются некоторыми современниками.
Страх в обществе
Любимое место работы императора — плац-парад. Там и его канцелярия, и аудиенц-зал и суд. Все — от генерала до поручика — должны были являться на плац-парад каждое утро, и не знали, что их ожидает. Каждый неверный шаг мог обернуться ссылкой или увольнением со службы. Предполагая худшее, офицеры приходили в сопровождении слуг с чемоданами, а кибитки стояли поодаль, готовые везти «провинившегося» в крепость или ссылку.
К. Валишевский приводит слова князя Кочубея: «Тот страх, в котором мы здесь пребываем, нельзя описать. Все дрожат… Доносы, верные или ложные, всегда выслушиваются. Крепости переполнены жертвами. Черная меланхолия охватила всех людей…». Иностранка госпожа Виже-Лебрен писала: «Не имея возможности предвидеть, куда приведет безумие, связанное с произволом, все жили в постоянном страхе. Дошли до того, что перестали принимать у себя гостей. Если принимали нескольких друзей, то заботились закрыть ставни, и в дни балов было условлено отсылать кареты домой»{239}.
Когда Павел появлялся на улице, народ прятался. Павел знал о том, какое впечатление он производит, и даже находил в этом удовольствие.
Невестка писала матери про Павла: «… я вас уверяю, что, за исключением нескольких офицеров, народ в массе его ненавидит… Представьте себе, мама, он велел бить однажды офицера, наблюдавшего за припасами на императорской кухне, потому что вареная говядина за обедом была нехороша! Он приказал бить его у себя на глазах, и еще выбрал палку потолще…».
Меры строгости доведены были до того, что Петербург фактически оказался на осадном положении. К концу 1800 г. Павел становился все более мрачным и подозрительным. Он вдруг усмотрел, что через ввозимые из-за границы книги наносится «разврат веры, гражданского закона и благонравия». 18 апреля 1800 г. высочайшим указом Сенату запрещалось привозить из-за границы книги, «на каком бы языке оные ни были без изъятия, равномерно и музыку».
Унижение русской армии
После того как Павел занял престол, он перевел свои гатчинские войска в Петербург. Все офицеры и солдаты переводились в гвардию.
Гатчинцы получали привилегии и преимущества, и им оказывалось предпочтение в связи с преобразованиями всей армии. Нравственные устои русской армии презирались, имели место оскорбительные выходки по отношению к другим частям армии. Аракчеев, произведенный из полковников в генерал-майоры и назначенный комендантом Петербурга, во время смотра Екатеринославского гренадерского полка назвал знамена, прославленные в Турецкую войну, «екатерининскими юбками».
- Древняя Греция - Борис Ляпустин - Культурология
- Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов - История / Культурология / Прочая научная литература
- Театр эллинского искусства - Александр Викторович Степанов - Прочее / Культурология / Мифы. Легенды. Эпос
- Французское общество времен Филиппа-Августа - Ашиль Люшер - Культурология
- Медиахолдинги России. Национальный опыт концентрации СМИ - Сергей Сергеевич Смирнов - Культурология / Прочая научная литература
- Женщина в Церкви : беседы с богословом - Андрей Кураев - Культурология
- Кризисы в истории цивилизации. Вчера, сегодня и всегда - Александр Никонов - Культурология
- Трансформации образа России на западном экране: от эпохи идеологической конфронтации (1946-1991) до современного этапа (1992-2010) - Александр Федоров - Культурология
- Мрачная трапеза. Антропофагия в Средневековье [Литрес] - Анджелика Монтанари - История / Культурология
- Постмодернизм в России - Михаил Наумович Эпштейн - Культурология / Литературоведение / Прочее