Быт и нравы царской России - В. Анишкин

«Устав о тюрьмах»

Проект «Устава о тюрьмах» был составлен самой Екатериной II. Согласно «Уставу» место для строительства тюрем следовало выбирать вблизи проточной воды, тюремные дворы выстилать камнем, а камеры, лежанки, окна и т. д. должны были иметь определенные размеры. В проекте даже были мысли о необходимости заботы о здоровье заключенных и о больнице с тремя сменами белья, ночными колпаками и колокольчиками для вызова врача, что давало повод для насмешек всех, кто знакомился с проектом. Как бы то ни было, но при Екатерине II больных стали лечить за счет казны.

И все же тюрьмы при Екатерине мало изменились. Реформа тюрем была проведена только при внуке Екатерины Александре I в 1819 г. А до реформы губернская тюрьма выглядела так, как описывает ее англичанин Венинг: «Двор чрезвычайно грязен; нужные места, не чистившиеся несколько лет, так заразили воздух, что почти невозможно было сносить зловония. В сии места солдаты водили мужчин и женщин одновременно, без всякого разбора и благопристойности.

В камерах также было темно, грязно, а пол не мылся с тех пор, как сделан. Сидело в одной комнате до 200 человек, и вместе с величайшим, например, преступником, окованным железами, несчастный мальчик за потерю паспорта».

Столичная тюрьма была не лучше губернской.

Опасные государственные преступники сидели в отдаленном северном Соловецком монастыре. Государственной тюрьмой оставалась Шлиссельбургская крепость, где содержались наиболее опасные для трона люди.

А.В. Шишов отмечает, что в жестокости наказания и плохого тюремного содержания заключенных Россия не отличалось от Англии или Франции, где тоже рубили головы и заковывали в кандалы, но Россия в глазах иностранцев продолжала оставаться варварской страной, а западноевропейские страны считали себя просвещенными и цивилизованными.

А.В. Шишов, однако, замечает, что правила Екатерины из ее кодекса чести в большинстве своем оставались проектами и не все, что она задумывала, воплощалось в законы и в жизнь. Тем не менее эти умозаключения тоже позволяют судить о нравственном уровне императрицы.

Иностранцы о петербургском обществе

Европейцы считали, что Россия в течение всего XVII в. оставалась отсталой в культурном отношении страной и до царствования Петра III не сильно продвинулась в нравственном развитии. Тем более иностранцев поражал Петербург и двор Екатерины II своим блеском и европейским лоском, когда они впервые попадали в Россию.

В Петербурге, по мнению Сегюра[231], можно было встретить «просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее дворянство и невежественную толпу».

«С одной стороны, — отмечает Сегюр, — модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона; с другой — купцы в азиатской одежде, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и руковицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь и род грубого котурна[232] на ногах напоминают скифов, даков, роксолан и готов, некогда грозных для римского мира…»{233}.

Если бедное население еще коснело в невежестве, то богатая и образованная часть дворянского сословия ни в чем не уступала придворным блестящих европейских дворов, хотя иностранцы отмечали, что среди дворян было немало таких, особенно стариков, которые своими привычками и невежеством напоминали бояр старых времен.

В обществе блистали нарядами и красотой дамы, которые быстрее и охотнее мужчин осваивали нововведения. Они говорили на четырех и пяти языках, играли на многих музыкальных инструментах и были знакомы с произведениями известных европейских писателей. Мужчины же в большинстве оставались необщительными, важными и холодными и не очень интересовались тем, что происходит за пределами России.

Иностранцы отмечали, что в России все женщины, даже мещанки и крестьянки, румянились. Не составляла исключения и императрица, которая часто во время приемов и целования в знак приветствия с женщинами, уходила в туалетную комнату, и по окончании приема ее лицо было густо покрыто румянами и белилами.

Обычные балы и вечера не были многолюдными, но отличались хорошо подобранным обществом и весельем, но частые праздники при дворе и в обществе утомляли.

Фавориты императрицы

В апреле 1762 г. у Екатерины родился сын от гвардейского офицера Григория Орлова. Ребенок был отдан на воспитание гардеробмейстеру В.Г. Шкурину и впоследствии стал графом Алексеем Григорьевичем Бобринским. Он не стал Романовым, но был признан братом Павла I.

Когда Екатерина приблизила к себе будущего князя Таврического Потемкина, тот как-то посетовал, что у нее до него было пятнадцать любовников. На это Екатерина возразила, что их было только пять. В своей «Исповеди» императрица описывала их достоинства и объясняла, почему ей нравился каждый из них. Она пыталась оправдываться в том, что меняла своих фаворитов, и это звучало цинично.

Среди фаворитов Екатерины II называют также Чернышевых, братьев Салтыковых, Льва Нарышкина, английского посланника Вильямса, Панина, Кирилла Разумовского, Безбородко, Завадовского, Зорича, Корсакова и др.

По этому поводу Герцен писал: «Историю Екатерины II нельзя читать при дамах».

Потемкина-фаворита заменил его адъютант, красавец Дмитриев-Мамонов, как в свое время Григория Орлова сменил глупый Васильчиков, а Ланского — последний фаворит Зубов.

Блестящее окружение Екатерины

Екатерина II умела окружить себя талантливыми людьми. В истории остались имена таких выдающихся государственных деятелей и полководцев, как П.А. Румянцев, ГА. Потемкин, А.В. Суворов, Н.И. Панин, А.А. Безбородко, А.Р. и С.Р. Воронцовы, С.М. Голицын и др.

Членами Российской академии наук были С.Я. Разумовский, М.В. Ломоносов, А.П. Протасов, С.К. Котельников; писатели Ф.И. Фонвизин, Г.Р. Державин, М.М. Херасков, Я.Б. Княжнин.

В «Собеседнике» Дашковой печатались: соредактор Козодавлев, Фонвизин, Капнист, Княжнин, Богданович, Державин.

«Безумный и мудрый XVIII век» — так охарактеризовал екатерининскую эпоху автор «Путешествия из Петербурга в Москву» А.Н. Радищев, о котором Екатерина II сказала, что он бунтовщик хуже Пугачева.

Но в созвездии надежных и верных ее помощников можно назвать человека, которого императрица Екатерина II выделяла особенно, и другого равного ему по делам у нее больше не было. Это был Григорий Александрович Потемкин-Таврический.

Отмечая противоречивый и сложный образ Потемкина, А.С. Пушкин писал: «В длинном списке любимцев Екатерины, обреченных презрением потомства, имя странного Потемкина будет отмечено русской историей».

Павел, будущий император, ненавидя Потемкина, как-то сказал: «Да, много зла причинил России этот князь; не знаю, как мне теперь поправить зло, которое он сделал». «Надо отдать обратно южный берег Черного моря, — смело ответил генерал Попов, бывший правитель потемкинской канцелярии, за что был тут же отправлен в отставку.

Екатерина II испытывала к Потемкину личное расположение и была к нему привязана до конца жизни. Есть сведения о том, что Екатерина тайно венчалась с Потемкиным, в 1775 г. у них родилась дочь, которая воспитывалась под именем Елизаветы Григорьевны Темкиной в семье его племянника А.Н. Самойлова.

Даже когда Екатерина начала менять фаворитов одного за другим, Потемкин не утратил ее расположения и поддержки.

К концу жизни Потемкин был кавалером всех отечественных орденов, а также большинства европейских.

Быт крестьян глазами иностранцев

Сегюр в своих «Записках» делится наблюдениями за крестьянским бытом. Так он пишет: «Их (русских) сельские жилища напоминают простоту первобытных нравов; они построены из сколоченных вместе бревен; маленькое отверстие служит окном; в узкой комнате со скамьями вдоль стен стоит широкая печь. В углу висят образа, и им кланяются входящие прежде, чем приветствуют хозяев. Каша и жареное мясо служат им обыкновенною пищею, они пьют квас и мед; к несчастью, они, кроме этого, употребляют водку, которую не проглотит горло европейца…

Русское простонародье, погруженное в рабство, не знакомо с нравственным благосостоянием, но оно пользуется некоторой степенью внешнего довольства, имея всегда обеспеченное жилище, пищу и топливо; оно удовлетворяет своим необходимым потребностям и не испытывает страданий нищеты, этой страшной язвы просвещенных народов»{234}.

О нарядах простого люда Сегюр пишет: «При взгляде на толпу горожанок и крестьянок в их кичках с бусами, в их длинных, белых фатах, обшитых голунами, богатых поясах, золотых кольцах и серьгах можно было вообразить себе, что находишься на каком-нибудь древнем азиатском празднике»{235}.