Собирающая Стихии - Олег Авраменко

Я подошёл к двери комнаты сына (раньше здесь жила его мать) и осторожно приоткрыл её. Дженнифер там не было. Одетый в пижаму Паоло сидел на кровати и внимательно читал детскую книжку с картинками. В библиотеке таких книжек, к сожалению, не было, поэтому мы с Дженнифер делали их сами. Она вспоминала все известные ей сказки и истории для детей, придумывала свои собственные, а я рисовал к ним картинки, потом верстал на компьютере макеты книжек и распечатывал их на цветном принтере. Паоло этого не знал; он считал, что читает настоящие детские книжки.

Заметив меня, Паоло отвлёкся от чтения.

— Привет, папа, — сказал он. — Ищешь маму?

— Да, — ответил я и вошёл в комнату. — Где она?

— Пошла убирать на кухне. Хотела почитать вместе со мной, но я сказал ей, что хочу читать сам. Она поцеловала меня и ушла.

— Ты не хочешь, чтобы тебе мешали?

— Нет, папа, я не хочу, чтобы мама опять плакала. Как в прошлом году. Это плохо, когда плачут в день рождения.

— А в прошлом году она плакала?

Паоло кивнул:

— Тогда она читала мне книжку и вдруг заплакала. Это из-за Джулии, правда?

Я сел рядом с ним и обнял его за плечи.

— Да, сынок. Джулия была лучшей подругой мамы, и она очень грустит по ней.

Паоло посмотрел на меня своими большими голубыми глазами. Я бы очень хотел, чтобы он был похож на Джулию, но природа рассудила иначе, и с каждым годом Паоло становился всё более похожим на меня. У него были такие же золотистые с рыжинкой волосы, такие же голубые с бирюзовым оттенком глаза, такое же лицо с правильными, типично пендрагоновскими чертами. Он ничем не напоминал Джулию — и это огорчало меня...

— Папа, — нерешительно произнёс Паоло. — А зачем вы рассказали мне про Джулию?

— Как это зачем? — удивился я.

— Ну, если бы вы не сказали, я бы не знал, что она тоже была моей мамой. Я бы думал, что только Дженни моя мама. Тогда я не любил бы Джулию, а любил бы только тебя с мамой. И Фи, конечно.

Я был так поражён его рассуждениями, что не сразу нашёлся с ответом.

— Знаешь, сынок... Это было бы нечестно. И очень нехорошо. Нельзя удерживать любовь ложью. Ложь может погубить её. Ты знаешь, что Джулия тоже была твоей мамой, ты любишь её, но ты любишь и нас. И если в будущем кто-то скажет тебе, что Дженни — не твоя настоящая мама, ты не перестанешь любить её.

— Как не настоящая?

— Ну, есть некоторые люди... я не говорю, что они плохие, просто они глупые... такие люди считают, что настоящая мама может быть только одна. Это неправда.

— Я знаю, папа. Джулия была моей настоящей мамой, и Дженни тоже моя настоящая мама.

— Вот видишь, ты уже знаешь это. А если бы не знал, и кто-нибудь рассказал тебе о Джулии, ты бы очень обиделся на нас за то, что мы обманули тебя. Теперь понимаешь?

Паоло молча кивнул.

— Кроме того, — продолжал я. — Если бы мы не рассказали тебе правду, то оскорбили бы память Джулии. Она очень любила тебя и хотела, чтобы ты любил и помнил её.

— Папа, — вдруг сказал Паоло. — Сейчас ты тоже заплачешь?

— Нет, что ты.

— А почему у тебя слёзы?

— Это бывает, сынок. Мужчины не плачут, но слёзы у них иногда бывают. — Я поцеловал его в лоб и поднялся. — Спокойной ночи, Паолино. Не засиживайся допоздна.

— Не буду, — пообещал он. — Спокойной ночи, папа.

Я спустился на первый этаж и действительно застал Дженнифер в кухне. Она уже закончила уборку и теперь программировала кухонный автомат на завтрашний день.

— Фи заснула? — спросила она, не оборачиваясь.

— Да, — ответил я, любуясь её стройной фигурой.

Дженнифер никак нельзя было дать тридцать семь лет. Тридцать, ну, на худой конец, тридцать два — не больше. Впрочем, и я не выглядел на свои неполные сорок шесть. Наши гены, пусть и со спящим Даром, весьма успешно противостояли энтропии. Если бы понадобилось, мы смогли бы выдержать ещё и двадцать, и тридцать, и даже сорок лет заключения...

К счастью, этого не понадобится.

— Дженни, — сказал я. — Нам нужно поговорить.

— Сейчас, милый, минуточку. — Она нажала ещё несколько клавиш и задвинула консоль в стол. — Всё, готово. Выпьешь соку?

— Выпью, но не соку, — бодро ответил я и, к удивлению Дженнифер, достал с верхней полки банку растворимого кофе.

Её удивление переросло в изумление, когда я насыпал в чашку с кипятком аж две полные ложки кофе, добавил, не скупясь, сахар, размешал его, а затем вынул из кармана пачку сигарет и закурил.

Дженнифер так и села.

— Эрик! Что с тобой?

— Догадайся, — предложил я.

Глаза её мгновенно расширились:

— Неужели...

— Да, — кивнул я. — Мой Дар полностью восстановлен.

— И... когда это случилось?

— Девять дней назад.

У Дженнифер был такой растерянный вид, словно она никак не могла решиться, что ей делать — броситься мне на шею или стукнуть чем-то тяжёлым по голове. Я решил помочь ей советом:

— Скажи, что я свинья.

— Ты свинья, Эрик! — с чувством произнесла она.

— Признаю и каюсь. Обещаю исправиться.

— Почему ничего не сказал?

— Боялся обнадёжить тебя, а потом разочаровать. До сегодняшнего дня я не мог взять под контроль Формирующие. Как оказалось, я просто должен был вспомнить и восстановить все свои прежние навыки, но я опасался куда более серьёзных проблем.

— Значит, ты решил пощадить меня?

— Нет, Дженни. В любом случае я сказал бы тебе правду, но прежде хотел разобраться, в чём состоит эта правда. Лишь сегодня за праздничным столом я сумел укротить одну Формирующую, и только тогда мне стало ясно, что мой Дар восстановился без каких-либо изъянов.

Дженнифер поднялась, подошла ко мне и вынула из моего рта сигарету. Мы обнялись и поцеловались.

— Вот за праздничным столом, — заметила она, — как раз и был удобный случай сообщить нам эту радостную весть.

— И дети не смогли бы заснуть от волнения, — возразил я. — Это первая причина, почему я тогда промолчал.

— А вторая?

— Ты, милая. Прежде, чем вызвать отца или маму, я должен поговорить с тобой.

— О чём?

— О нашем будущем. — Я отстранил от себя Дженнифер, забрал у неё сигарету и сделал глубокую затяжку. — Странно. Смешно. Уже больше одиннадцати лет мы живём вместе, у нас есть ребёнок... дети, а я... я боюсь сказать такие простые слова: «Дженни, стань моей женой».

Дженнифер посмотрела на меня долгим взглядом, затем резко отвернулась и выбежала из кухни. Я швырнул окурок в раковину умывальника и последовал за ней.

Она сидела в холле на диване, уставившись задумчивым взглядом в противоположную стену. Я сел рядом и обнял её за талию.

— Дженни, родная. Извини, если я сказал что-то не так. Я имел в виду, что боюсь не твоего согласия, а...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});