Золотой лев - Уилбур Смит

мгновение-другое все стихло, и в относительной тишине мысли Хэла переключились с непосредственного окружения на людей, которые привели его сюда. Должно быть, Риверс предал его. А какое еще может быть объяснение? И тут до него дошло последнее воспоминание перед тем, как он потерял сознание - обернувшись, он увидел, что Тромп исчез.

Я был таким чертовым дураком! Почему я этого не видел? Тромп привел меня к Риверсу, и, конечно же, эти двое должны были составить против меня заговор!

Когда тошнотворное чувство предательства скрутило его внутренности, Хэл услышал приглушенный звук мужского голоса за дальней стеной или дверью, сопровождаемый нарастающим крещендо криков и приветствий. Хэл не мог точно разобрать, что именно говорил этот человек, но, очевидно, это была какая-то вступительная речь. На мгновение ему показалось, что он все еще на аукционе рабов, что он следующий на площадке. Но этот звук отличался от того, что раздавался на аукционе - он исходил от меньшего количества людей в более ограниченном пространстве. Затем шум внезапно поднялся снова – Хэл понял, что дверь, должно быть, открылась, – собака снова начала лаять и рычать, ее безумие было еще сильнее, чем прежде, и совершенно не затронуло более отчаянные крики ее владельца или проводника и повторяющиеся щелчки его хлыста. Внезапно послышался треск дерева, повернулся ключ, и собака внезапно исчезла из того места, где сидел Хэл, но он слышал, как лай и рычание удвоились за дальней стеной и дверью, а радостные крики стали еще громче.

Собачий бой! - Подумал Хэл. Но какого черта я здесь делаю?

Прежде чем он успел придумать ответ на этот вопрос, Хэл почувствовал, как чьи-то руки схватили его и подняли на ноги. Он сделал бессмысленную попытку закричать в знак протеста, затем откинулся назад и ударился о стену, но люди, державшие его, не ослабляли хватки, пока он брыкался и извивался, используя всю свою силу, чтобы подчинить его себе.

Хэл прекратил свою борьбу. Теперь он уже ничего не мог поделать - гораздо лучше было бы поберечь свои силы на тот случай, когда он сможет использовать их лучше. И снова он почувствовал страх, тот самый, который возникает, когда не знаешь, что ждет впереди, а потом представляешь себе самое худшее. Но он не хотел, чтобы эти люди видели его слабость, и поэтому изо всех сил старался подавить панику, прежде чем она поглотит его. Он замедлил дыхание. Он отбросил все отвлекающие факторы, позволив своему разуму сосредоточиться, как глазу, смотрящему в подзорную трубу. Он думал об океане и о своем корабле. И тогда он подумал о своем отце, который подвергся самым гнусным и бесчеловечным страданиям, но каким-то образом перенес всю боль и унижение, сохранив свое достоинство и честь, вплоть до самой своей смерти. В этом ужасном воспоминании был пример, которому Хэл теперь должен следовать. Он никогда не сдастся, пока его сердце все еще бьется в груди, как корабельный флаг на ветру.

Он почувствовал, как кто-то схватил его за руки и перерезал путы. Когда его правая рука упала на бок, левая была вытянута вперед, железное кольцо было зажато вокруг запястья, и внезапно его рука стала тяжелой из-за цепи, к которой это кольцо было прикреплено.

И снова первые волны страха пробежали по самым дальним уголкам сознания Хэла, словно вода, набегающая на песчаный пляж. - ‘Я Кортни, - сказал он вслух, скорее для себя, чем для людей в этом месте. Ответа не последовало. Люди вокруг него не понимали, что он сказал, или, скорее всего, им было все равно.

Шум снаружи достиг кульминационной какофонии человеческого и животного шума, а затем был отпущен и, после последнего раунда аплодисментов и свиста, успокоился до низкого гула мужской беседы. Собачий бой закончился.

Хэл почувствовал рывок своей цепи, и его повели вперед на несколько шагов, а потом сильно толкнули вниз головой, так что он чуть не согнулся пополам – должно быть, это была дверь, через которую прошла собака, – и вдруг его незрячий мир наполнился ревом толпы. Он уловил в воздухе запах свежей крови и невольно вздрогнул, стараясь не представлять себе бойню, которая только что разыгралась на потеху народу. Затем он услышал что-то еще, гораздо ближе к себе. Рядом с ним боролся какой-то человек, и его приглушенный протестующий рев смешивался с проклятиями стражников, пытавшихся одолеть его.

-«Ваши превосходительства, господа!» - Тонкий, высокий голос церемониймейстера, говорившего по-арабски, прорезался сквозь низкий рев толпы, как крик муэдзина над переполненной рыночной площадью. - Приготовьтесь удивляться! Обратите внимание на соревнование, подобного которому мы вам еще никогда не давали. Отсюда нельзя бежать. Здесь невозможно спрятаться. Здесь может быть только кровь!’

Хэл услышал голос, говоривший - "Вот, возьми это",- и в его правую ладонь была вложена рукоять сабли. Он взял ее и держал, слыша голос Аболи в своей голове, говорящий так же, как он говорил, когда Хэл был его учеником. - «Не сжимай рукоять крепко, как дубину, Гандвейн, ибо это делает саблю тяжелым, мертвым оружием. Твой захват должен быть легким, чтобы контроль исходил от твоих пальцев. Таким образом, сабля может стать текучим продолжением твоей руки».

Теперь он поднял саблю, повертел его в руке, отпустил и сжал рукоять в ладони так, что клинок поднялся и упал, когда он проверил его вес. Это была абордажная сабля, простая, грубая и жестокая. К тому же она была довольно тяжелой, и поэтому он решил использовать трех-четвертный захват, прижимая большим пальцем рукоять с выступом, а не вдоль заднего края, как если бы он держал более легкий клинок.

- Хорошо, Гандвэйн, - услышал он голос Аболи. Теперь ты можешь легко изменить направление своей атаки. С такой хваткой сабля становится живой.

Он поднес абордажную саблю к лицу, приложив холодную медную рукоять к щеке, чтобы нащупать большой рифленый панцирь для защиты рук. На конце навершия он нащупал колодку, которая крепила его к хвостовику, отметив, что она была пирамидальной формы и острая. Затем он сделал несколько тренировочных взмахов в воздухе, наполовину успокоенный тем, что у него в руке есть хороший клинок, но наполовину испуганный мыслью, что человек на другом конце этой цепи, которого он даже не мог видеть, вероятно, делает то же самое.

- Сегодня многие из вас, возможно, видели неверную шлюху Назет, выставленную на продажу на рынке.’ - Это вызвало всеобщее одобрение. - К сожалению,