У каждого свой путь - Любовь Рябикина

— Минометы, к бою!

Минометчики давно ждали этого приказа. Силаев долго выжидал удобного момента для решительного удара и притуплял бдительность бандитов молчанием минометной батареи. Теперь этот миг наступил. Со свистом и шипением вверх взмыло сразу пять мин. Две безоткатки были накрыты ими с первого удара. Расчет минометной батареи давно уже вычислил их местонахождение и только ждал сигнала. Огонь духов резко ослаб. В бинокль Костя видел, как они забегали, а затем начали подтягиваться все в одно место, явно готовясь к решающей атаке. Крикнул:

— Приготовиться!

Душманские минометы замолчали и бородатые с дикими криками бросились вперед по центру, надеясь смять немногочисленный пост. Встречный бешеный огонь изо всех видов оружия ничуть не убавил им прыти. Многие из них шли в атаку обкуренными и им в эти минуты был не ведом страх. В двух местах бандитам удалось добежать до десантников. Началась рукопашная. Рубились ножами и саперными лопатками, били прикладами и рукоятками пистолетов, в ход шли даже камни. Крики и стоны, визг и звон, редкие выстрелы и глухие удары — все смешалось в жуткую какофонию.

Душманы не выдержали рукопашной и откатились. В центре им тоже не удалось прорваться к позициям из-за шквального огня двух пулеметов. Это Кулиев постарался и увидев, что центр вот-вот сомнут, перебежал туда, присоединившись к рядовому Садченко, залегшему у второго пулемета. Уже в конце боя в горло сержанта попала пуля. Кровь била фонтаном между пальцев, текла по подбородку, впитываясь в куртку и тельняшку. Садченко пытался забинтовать рану друга, но ничего не помогло. Прошла всего минута. Кулиев дернулся в последний раз и затих, приникнув щекой к пулемету.

За время этой атаки из миномета удалось накрыть последнюю безоткатку. Силаев торопливо пробежал по позициям. Он остался вообще единственным командиром и для минометчиков и для десантников. Два сержанта, командиры взводов, выбыли из боя: один был убит, а второй сейчас лежал без сознания вместе с другими парнями. Чем-то острым у него было рассечено плечо и почти отрублена кисть руки. Костя обходил позиции, с болью смотрел на раненых и убитых солдат, часто глядя на серое небо. Он тоже выглядел не лучшим образом.

Около десятка духов пытались прорваться к его минометам и пришлось драться. Куртка была грязна и изорвана, из дыр виднелась нижняя голубая рубаха. Губы опухли и кровоточили, глаз заплыл, приклад автомата был в крови и саднили костяшки пальцев. Десантники торопливо перевязывали товарищей и оттаскивали их в укрытие за камнями. Майор упал за бруствер, так как душманы снова открыли огонь. Один из парней уже лежавших там, со вздохом сказал товарищу:

— Жаль, Искандер погиб! Будь он здесь духи откатились бы давно. Перебил бы из винтовочки всю обслугу и все. Лучшего снайпера, говорят, не было.

Майор резко обернулся и схватил парня за плечо. Встряхнул и воскликнул:

— Что ты сказал?! Когда погиб?

Десантник вздохнул:

— Вообще-то Искандер женщиной оказался. В пещерах погибла месяца полтора назад. Говорят, много народу спасла, а сама подорвалась. Вы разве не слыхали, товарищ майор?

Он встал не обращая внимания на выстрелы и шатаясь отошел от парня. С трудом пересилил себя, заставив думать о настоящем. Душманы внизу готовились к очередной к атаке. Ярость и боль в сердце все же прорвались наружу. Силаев рявкнул:

— А ну-ка, парни, попробуйте накрыть их из минометов, пока не опомнились! Скучковались, суки, словно змеи в клубок!

Артиллеристы старательно рассчитали цель. Пять мин ударили точно в центр начавших группироваться бандитов и произвели колоссальное опустошение в их рядах. Столб камней и пыли взмыл вверх на добрых двадцать метров. Уцелевшие духи начали с криками разбегаться во все стороны. По позициям десантников ударил душманский миномет.

Костя как раз собирался прикурить. Трясущимися руками поднес спичку к сигарете. Взрыв раздался совсем близко. Взрывной волной офицера приподняло над землей и швырнуло спиной на камни. От крупного осколка в сердце спасла поднятая ко рту со спичкой рука. Он впился в предплечье, на уровне сердца, разрывая сухожилия и ломая кость, почти перебив руку. Еще несколько осколков вонзилось в грудь и живот. Один оставил глубокую борозду на виске, когда мужчина уже падал. Затылком ударился в острый обломок, получив еще одно ранение. Едва пыль улеглась к лежавшему без движения офицеру кинулось несколько солдат. Быстро перевязали и унесли в укрытие.

Подоспевшие вертолеты рассеяли остатки бандформирования. Один с трудом приземлился на вершине. Летчик совершил невозможное, приткнувшись шасси на небольшой выступ у самого края пропасти. За пару минут в него погрузили всех раненых, в том числе и майора Силаева. Убитые остались на вершине. Опытный вертолетчик совершил практически невозможное. Площадка была маловата. Хоть и маленький разбег у вертолета, но он нужен. Вертолет не мог идти вверх. Пилот бросил его вниз, в пропасть и только за счет падения снова набрал скорость и подъемную силу. Остальные два вертолета не рискнули последовать примеру командира и лишь прикрывали его маневры.

Несколько раненых, бывших в сознании, испытали настоящий шок, когда вертолет рухнул вниз и радостно вскрикнули, когда машина начала подниматься вверх и в иллюминаторах вновь показалось небо, а не серо-черные склоны ущелья.

Силаев провел в госпиталях два месяца. Ранение оказалось тяжелейшим. Были пробиты легкие, задета печень, изрешечены руки, обожгло лицо, серьезная травма черепа. Сначала две недели в бессознательном состоянии провалялся в Кабуле. Затем самолетом переправили в Ташкент. Он так и не пришел в себя за все это время.

Жена приехала в Ташкентский госпиталь на третий день. Ей сообщили о ранении мужа врачи, отправив телеграмму и уже не надеясь на благополучный исход. Главврач специально отправил за ней в аэропорт “Тузель” служебную “Волгу”. Провел в палату, заранее предупредив сестер, чтобы приготовили сердечные капли. Но ничего не последовало. Она не пролила ни единой слезинки. Полковника медицинской службы удивило, с каким спокойствием молодая женщина отнеслась к виду раненого мужа. Он отнес такое поведение к шоковому состоянию. Оставил Силаеву одну, шепнув сестрам:

— Заглядывайте почаще! По-моему, у нее потрясение…

Опытный врач впервые ошибся: посидев пятнадцать минут возле мужа, внимательно разглядев его бледное перевязанное лицо, забинтованные руки и грудь, Лариса встала и спокойно ушла. Изумленные медсестры галопом кинулись к доктору. Тот пожал плечами, не зная, что сказать: такое в его практике было впервые. Обычно, даже бывшие жены, прибыв в госпиталь, заходились в плаче, обнаружив когда-то любимых мужчин в беспомощном состоянии. На его глазах не один раз было и так, что давно разведенные супруги вновь сходились. Несчастье сближало их крепче, чем было в мирной жизни. Этот случай не входил ни в какие рамки. После ухода медсестер военврач задумался…

Костя очнулся и увидел Ларису рядом. Она, чуть покусывая губы, сидела на стуле у кровати и смотрела на него. На красивом лице следов от слез не было, как у большинства тех, кто приезжал к раненым. Он уже был однажды в госпитале и знал об этом. Женщина слегка улыбнулась. Дотронулась до щеки мужа ладонью:

— Наконец-то ты в себя пришел! Я уже три дня здесь. Послезавтра улечу назад, в Рязань. Работа ждет. Деньги я получила. Уже квартирку нам присмотрела. Выздоровеешь, вместе посмотрим. Но на обстановку денег не хватит.

Жена говорила так, словно он не был совсем недавно в шаге от смерти, а простыл во время прогулки. В душе что-то оборвалось. Он смотрел на холеное красивое лицо Ларисы, на крашеные белые волосы, собранные в затейливую прическу и хотел только одного, чтобы она ушла. Прошептал:

— Ты давно сидишь? Если устала, можешь идти.

Она кивнула:

— Сейчас пойду. Хотела сегодня в музей Востока заглянуть, раз уж в Ташкент попала. Вчера по базару прошлась. Фрукты дешевле, чем у нас.

Встала. Наклонилась и осторожно поцеловала его в щеку. Кокетливо улыбнулась и слегка помахала пальчиками:

— Я пошла!

Она не спросила, как он себя чувствует, не поинтересовалась — хочет он чего или нет. Костя не хотел просить, надеясь, что она заметит. Но Лариса встала и ушла, словно была посторонней. Он поморщился. Когда дверь за женой закрылась, он с трудом дотянулся до кнопки на стене перебинтованной рукой. Когда вошла медсестра, попросил:

— Пить!

Чужая женщина бережно приподняла его голову и прислонила стакан с холодным чаем к пересохшим губам мужчины. После он долго лежал и смотрел в потолок, вспоминая слова десантника на перевале о смерти Искандера. Вновь и вновь вспоминал глаза и губы Марины. По щекам катились слезы, но он не замечал, а сказать было некому, так как Силаев находился в палате один.