Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин

«Когда броненосцы остановились, то англичане, вероятно, приняли эту остановку за враждебную демонстрацию. Они быстро собрались за кормой отряда и выстроились в боевой порядок. Ну и мерзавцы же!

Это вечный враг России, коварный, сильный и всюду нахальный».

Вечером на «Суворове» состоялась панихида в память десятилетия кончины Императора Александра III.

Английские крейсеры окружили русский отряд полукольцом. Число их увеличилось до десяти. «Ланкастер» вызывающе шел в полукабельтове от «Суворова». Английские корабли всю ночь конвоировали отряд, а утром 21 октября, убедившись, что броненосцы идут в Танжер, круто повернули на восток — в Гибралтар.

4.4. Танжер: нет закона более священного, чем закон гостеприимства

Танжер принял русских моряков с полным радушием. Губернатор встретил приехавшего к нему с визитом адмирала Рожественского как дорогого гостя, приветствовал от имени Султана и предложил стоять на рейде сколько угодно и делать что угодно.

С приходом эскадры в Танжер английский консул, как верный союзник Японии, подал протест по поводу нарушения марокканского нейтралитета боевыми кораблями воюющей стороны. Ответ представителя Его Величества Султана[184] Марокко достоин того, чтобы воспоминания о нем сохранились в веках. Гордому британцу было отвечено:

«Его Величество Султан Мароккский не только не осведомлен официально о войне между Россией и Японией, но даже не состоит в сношениях с правительством последней, и вряд ли слыхал об этом отдаленном государстве.

Что, во всяком случае, по завету Пророка, всякий странник приносит с собой благословение Божие под кров, его приютивший. Его не спрашивают: кто он? откуда он? куда направляется? — ибо нет закона более священного, чем закон гостеприимства.

Что если когда-нибудь на рейд Танжера придут японцы, то они могут быть уверены в таком же радушном приеме».

Не правда ли, сейчас, сто лет спустя, можно только лучше понять нашего друга капитана 2-го ранга Семенова, оценившего этот бесхитростный завет, свято хранимый со времен седой древности, значительно выше деклараций о нейтралитете, измышленных современной дипломатией?

В 9 часов вечера того же 21 октября снялся с якоря и ушел в море к Суэцу отряд контр-адмирала Фелькерзама в составе «Сисоя», «Наварина», «Светланы», «Жемчуга», «Алмаза» и транспортов. 23 октября в 07:00 основные силы 2-й эскадры покинули Танжер и направились в Дакар в строю двух кильватерных колонн.

4.5. Дакар: французская любовь. Первый опыт

Танжер — Дакар

«Суворов» вел эскадру через просторы пустынной Атлантики, держась в стороне от судоходных путей. За кормой эскадры в строю фронта шли английские крейсера. 25 октября в 19:00, перед заходом солнца, на горизонте обрисовались горные вершины Канарских островов с пиком Тенерифе. На широте Канарских островов англичане дружно развернулись и ушли на север.

По мере приближения к тропикам становилось все жарче, увеличивалась влажность. С «Суворова» передали приказ надеть летнюю форму и белые чехлы на фуражки. В каютах от влажности перестали открываться ящики столов и шкафчиков. Духота стояла страшная, особенная ночью, когда было запрещено отдраивать иллюминаторы, чтобы не демаскировать эскадру огнями. Заботливый капитан 1-го ранга Игнациус достал в Танжере какого-то белого мыла, растворяющегося в соленой воде. Мыло было роздано всем членам экипажа, получившим возможность мыться забортной водой.

Ежедневно с «Суворова» открывалась одна и та же картина: бледно-бирюзовое небо, залитое ослепительным солнцем, и взъерошенный белыми гребнями сизо-фиолетовый океан. Неунывающий капдва Семенов, намерзшийся, по его словам, в Либаве и Бискайке после жаркого лета в Порт-Артурc и не менее жаркого перехода Сайгон-Марсель, находил погоду великолепной, но, похоже, он был единственным исключением на эскадре. А ведь настоящая жара была еще впереди. Не считая жары, погода в целом способствовала переходу. На крейсере «Дмитрий Донской» даже ставили паруса.

28 октября с «Суворова» по телеграфу был передан на броненосцы обстоятельный приказ по поводу подготовительных мер для приемки в Дакаре усиленного запаса угля в 2200 тонн на каждую броненосную — типа «Бородино» — душу ввиду предстоящего большого перехода. Приказом предписывалось на всех броненосцах принять уголь во все свободные проходы, засыпать углом прачечную, сушилку, а также отделения носового и кормового торпедных аппаратов. Среднюю батарею 75-мм орудий и судовую верхнюю динамо-машину палубного освещения было приказано оградить досками и обложить мешками с песком. По этому поводу флагманский корабельный инженер Политовский составил строжайшую и подробнейшую инструкцию — куда чего сколько и в каком порядке — и созвал на «Суворове» специальное совещание корабельных инженеров.

Такая добавка к уже имеющейся перегрузке грозила перевести ту самую метацентрическую высоту за пределы положительных величин. Со всеми последствиями.

29 октября эскадра по сигналу с «Суворова» замедлила ход, чтобы подойти к Дакару. На рассвете впереди показалась полоска земли, а затем открылся Зеленый Мыс, за которым скрывался Дакар. 

Гостеприимство «союзников»

Порт принадлежал союзнице России — Франции, но начать сразу погрузку не удал ость. Командир порта прибыл на «Суворов» и предложил покинуть территориальные воды Франции, найти какую-нибудь удобную бухту и там грузиться углем. Англия и Япония слишком давят на Париж.

Губернатор Дакара обещал всяческое содействие, предлагал прислать не только свежую провизию, но даже рабочих, только бы эскадра ушла обратно, скажем, к Зеленому Мысу, где глубина позволяет встать на якорь вне территориальных вод. Однако в предложенном месте о погрузке угля и речи быть не могло из-за океанской зыби, и поэтому Рожественский категорически заявил, что поскольку погрузка в открытом океане невозможна, а равно невозможен и выход эскадры в море без угля, то запрещение выполнить эту операцию на рейде Дакара равносильно требованию разоружения кораблей воюющей стороны, зашедших в нейтральный порт, что противоречит всем правилам нейтралитета.

«Прошу, — телеграфировал адмирал Рожественский в Петербург, — энергичного представления правительства о безусловном разрешении пользоваться французскими портами для погрузки угля. Без этого экспедиция немыслима. Нельзя рисковать огромными броненосцами, разыскивая необитаемые и неописанные бухты»[185].

По просьбе Рожественского губернатор согласился вторично телеграфировать в Париж, что он уже дал разрешение грузить уголь и просит оставить его в силе. Необходимо было погрузить уголь до ответа из Парижа. 

Черный туман

Капдва Семенов вспоминал:

«День 31 октября был первым днем настоящей угольной страды. Много таких дней пережили мы впоследствии, но этот, первый, естественно, был самым тяжелым.

В Дакаре, как и вообще в тропиках, с 10 часов утра и до 3 часов дня жизнь замирает. Закрываются правительственные учреждения; магазины не торгуют; войска не выходят из казарм; рабочие-европейцы прекращают работы. Все не только прячутся в тень от палящих лучей солнца, но и в тени стараются не шевелиться, потому что всякое резкое движение вызывает сильную испарину. Такого режима держатся люди до известной степени акклиматизировавшиеся, привычные, но нам было не до этих нежностей.

Для нас успешность погрузки угля была вопросом жизни, и в ней, разделившись на две смены, работая день и ночь, принимал участие весь личный состав, начиная с командиров.

При полном штиле, при температуре, не падавшей ниже 38°С, в течение 29 часов кряду “Суворов” стоял, окутанный облаком угольной пыли. Яркие лучи солнца — днем, свет электрических люстр — ночью с трудом пронизывали этот черный туман. Со дна трюмов угольщиков само это солнце казалось багровым пятном… Чернее негров, обливающиеся потом, с клочьями пакли, зажатыми в зубах, работали в этом аду офицеры и команда…

И не было ни откуда ни тени ропота, ни даже намека на то, что силы человеческие небеспредельны… Страшные — черные и мокрые — существа, выбегавшие на верхний мостик “на минутку, глотнуть свежего воздуха”, торопливо спрашивали сигнальщиков: “Как погрузка? Сколько тонн за прошлый час? Успеем ли?” — и опять спешно убегали вниз.

А что творилось в закрытых угольных ямах, где разгребали уголь, сыпавшийся сверху, где температура достигала 60°С. Где самые сильные и здоровые не могли оставаться дольше 15–20 минут? Бывало, что не выдерживали и валились с ног. Этих также спешно, не теряя ни минуты, выносили на руках, клали под душ, и они, отойдя, передохнувши, опять возвращались к прерванной работе… Было много случаев легких солнечных и тепловых ударов, по счастью, обошедшихся благополучно. Только на “Ослябя” в 3 часа дня скончался от паралича сердца лейтенант Нелидов…»