Мой театр. По страницам дневника. Книга II - Николай Максимович Цискаридзе

Лавровским, словно и не существовало вовсе. Я видел в этой партии А. Лиепу – очень удачный был Курбский. Уваров один раз танцевал, очень прилично, Андрею роль подходила.

На мой взгляд, Курбский – вообще одна из лучших партий Родькина. Из современных исполнителей – он выше всех был. Продумана каждая деталь, каждый жест, взгляд, про техническую сторону и говорить нечего. Мы ему придумали и грим другой, и волосы подвили. Со мной все спорили по этому поводу, но я, настояв на своем, оказался прав.

В первый состав Дениса не поставили. Но он великолепно станцевал второй спектакль. Рядом с ним – высоким, красивым, ладным, ни один современный исполнитель Грозного не мог выдержать никакого сравнения. Даже те, кто желал нам провала, прикусили язык.

Работая с Денисом и Линой, я и сам продолжал упорно заниматься в классе, репетировать, стараясь как можно меньше обращать внимание на театральные неприятности, постоянно что-то где-то танцевал.

11 декабря 2012 года Илзе Лиепа дали возможность справить юбилей, хотя он и приходился на следующий год. Я последний раз танцевал с ней «Пиковую даму». Это было очень забавно. В своих худших традициях дирекция за деньги сдала Илзе Новую сцену ГАБТа. Оркестра не дали, мы танцевали под фонограмму.

Незадолго до этого произошел громкий скандал, в котором были замешаны несколько известных людей, в том числе и Филин, уже успевший обзавестись собственным фондом. Всплыли факты о каких-то серьезных денежных махинациях вокруг концертов, так называемых «звезд мирового балета» в Кремлевском дворце. В эту историю оказался вовлечен и муж С. Лунькиной. Ему от бывших партнеров посыпались такие угрозы, что в спешном порядке Света с супругом и детьми покинула Россию. В результате «Пиковая дама» осталась без исполнительницы партии Лизы.

Я решил, что эту роль для Лины просто выцарапаю. Получилось. Я понимал, что это наш последний спектакль, что нам больше его никогда не дадут станцевать. Тут не надо было обладать даром предвидения.

Меня другое занимает: после «Спартака» и «Ангары» Ю. Григоровича только «Пиковая дама» Р. Пети получила Государственную премию. Но этот спектакль не нужен Большому театру. Его никогда не транслируют по ТВ, нигде не упоминают. Несколько лет назад вышла книга «Литературные произведения на сцене Большого театра». Там перечислено все, кроме «Пиковой дамы» Р. Пети. Это не литературное произведение. Это не имеет отношения к достоянию ГАБТа. Почему? Потому что в настоящее время, по мнению моих старых «доброжелателей», фамилия Цискаридзе не должна ассоциироваться с Большим театром.

Не так давно очень пожилой педагог кричал в театре во всеуслышание: «Цискаридзе никогда не был артистом Большого театра!» На вопрос Родькина: «Как это? Он был его премьером двадцать один сезон!» – «Он никогда с нами не общался!» – был дан ответ. Как же я смеялся по поводу такого заявления. Мне большего комплимента никто не делал. Какое счастье, что я мог себе позволить никогда с ними не общаться! Общаться с шушерой?!

45

Я уже рассказывал о том, что в начале 2000-х годов произошла «революция» в стане клакеров Большого театра. Старое поколение хлопуш, любившее балет и артистов, ушло. Его место заняли люди, «работающие» исключительно за деньги. Платишь – успех тебе обеспечен независимо от таланта. Не платишь – будут обшикивать, кидать веник на сцену, сыпать мелочь на барабан в оркестре, громко кашлять и так далее.

Как и другим артистам, мне открыто предложили перейти на коммерческие рельсы. Причем сделал это новый глава хлопуш – Рома, прежде числившийся среди моих хороших знакомых.

Война, объявленная Цискаридзе клакой ГАБТа, продлилась около десяти лет, но победить ей меня не удалось. Закончилось наше противостояние в самом неожиданном месте и в самое неожиданное время…

Одной из моих самых преданных поклонниц была В. Р. Егоренкова. Она издавна числилась в балетных «сырах»: сначала И. А. Колпаковой, потом Н. И. Бессмертновой и Ю. Н. Григоровича. В Большой театр Валентина, по отчеству Романовна, ходила с юности, наизусть знала все оперы и балеты. Меня она любила, мы с ней дружили. И каждый раз 31 мая, если я находился в Москве, приходил к любимой Валечке на день рождения.

Так было и весной 2012 года. Подхожу с цветами и подарком, все как положено в таких случаях, к Валиному дому. Вижу, около подъезда стоит ее петербургская подруга и моя петербургская поклонница Нина Матушевская. Явно меня ждет. Не успел я поздороваться, как Нина выпалила: «Коль, Валя там в обмороке лежит – пришел Рома». А на этот день рождения обычно собиралось много театрального народа. «Меня послали узнать – если ты скажешь, что из-за него не придешь, она Рому сейчас выгонит». А мы с Ромой, по понятным причинам, 10 лет не общались. Если я видел, что в театре он куда-то заходил, я туда уже ни ногой.

«Слушай, Нин, это же день рождения Вали, не мой. Я к ней пришел. Она старше меня в два раза, а я еще буду диктовать, кого звать, кого не звать, – взял ее под локоть, – пойдем, ничего страшного». А Нина такая испуганная… Они – дамы трепетные, и всем им хорошо за 80 лет.

Поднимаемся к Вале. Та открывает дверь, сама бледная, как побелка. И такое ощущение в комнате, что над столом висит топор. Я понял, что праздник надо спасать. Начал что-то смешное вспоминать, анекдоты рассказывать, сам делаю вид, что Рому в упор не вижу.

В конце 1990-х годов Рома, тогда «рядовой» клакер ГАБТа, попал в больницу. К нему, кроме его мамы и меня, никто не приходил. Мы сдружились, а потом он перешел на «коммерческие рельсы», и наша дружба обернулась враждой.

И вот Валин день рождения… Кто-то мне шепнул, что Рома недавно перенес инфаркт. И вдруг он встает: «Я хочу сказать…» Валя издает странный звук: «А-а-а…» – «Я сейчас сделаю то, о чем ты, Валя, давно мечтала. Я хочу попросить прощения у Коли за то…» И начал перечислять все пакости, которые он мне в театре делал. Потом продолжил: «Недавно я попал в больницу с инфарктом. Лежал абсолютно один и думал, что те, ради кого я драл горло, никто из них даже не позвонил. Вспомнил, как ты меня навещал тогда в больнице… Понял, какую по отношению к тебе я совершил подлость. Я при всех это признаю, хочу принести свои извинения. Прости меня, ради бога, Коля». Валя сидит не дышит, и все остальные тоже. Сидят, не шелохнувшись, на меня смотрят.

Пока Рома произносил свою покаянную речь, я даже