Консолидация - Джефф Вандермеер

Коттедж оказался лишь чуточку больше его баркаса, а лес был расчищен ровно настолько, чтобы получился крохотный газон перед домом и грунтовая дорожка, загибающаяся на возвышенность слева. Позади этой возвышенности расположилась скрытая ею более крупная группа строений с главным домом, из невидимой трубы которого вилась струйка белого дыма.

Но из коттеджа дым не поднимался. Там вообще не было видно ни движения — настолько, что это показалось Джону противоестественным. Он продолжал осматривать лес по обе стороны еще добрый час, прежде чем после примерно пятидесяти осмотров местности отметил, что полоска дерна шевельнулась — камуфляж. А еще через пару минут преобразилась в человека с винтовкой с телескопическим прицелом, растянувшегося под военной масксетью, держа коттедж на прицеле. Стоило заметить одного оперативника, как проявились и остальные: среди деревьев, за поленницей, даже неосторожно выглянувший из самого коттеджа. Он понял, что биолог и близко к коттеджу бы не подошла, даже если бы хотела.

Так что Джон ретировался в чащу и пробрался обратно к лодке кружным, изнурительным маршрутом. Вряд ли его заметили, но все равно не стоило испытывать судьбу. И обрадовался, наконец оказавшись на борту. Он уже исчерпал свой скудный запас заржавевших навыков лесной жизни и считал, что ему просто повезло. И еще раз повезло — в том, что баркас стоял на прежнем месте, а вокруг не было ни души.

Поев холодных бобов прямо из банки, он отчалил. Жался к берегу до последнего, а затем спокойно и ровно выскользнул из устья бухты, пребывая в уверенности, что его каким-то образом разоблачат издали, и Центр набросится на него.

И все же, каким бы широким ни казался простор в такие моменты, вокруг были только чайки, пеликаны и бакланы, да какая-то птица в высоте — наверное, альбатрос. Только неугомонные волны, далекий ревун и силуэты судов вдалеке. И ничего, кажущегося чуждым, ни одна рыболовная посудина не выглядит только-только сошедшей со стапелей.

Легче, лучше уйти подальше от всего этого. Она будет в самом заброшенном, самом изолированном месте, какое сумеет найти, и горе всякому, кто последует за ней.

Она или там, или нет. Если нет, то все это без толку.

Преследование ощущалось, как пульс с перебоями. То прекращалась, то возобновлялось. Через бинокль он видел гоночный катер, стремительно несущийся к нему. Слышал вертолет, хотя и не видел его, и провел двадцать минут на нервах, потратив их на бессмысленную рыбалку своей драной, бесполезной сетью, надвинув свою бесформенную зюйдвестку пониже на лоб. В лепешку расшибаясь, чтобы выглядеть всего лишь рыбаком. А потом звуки стихали, гоночный катер отворачивал к берегу. Все было как прежде, очень-очень долго.

Новый пейзаж выше бухты Рок-Бей оказался даже более чуждым для него и более холодным — отчего накатило облегчение, словно Зона Икс — только климат, тип растительности, простой терруар, хоть он и знал, что это вовсе не так. Так много тонов и оттенков серого — серость, сияющая с небес, непрерывная, бескрайняя и такая недвижная серость. Пестрая матовая серость воды перед дождем, нарушаемая завитками ряби, серость самого дождя, стрелы и всплески на поверхности океана. Серебристая серость настоящих волн дальше в открытом море, накатывающих и разбивающихся о нос, когда Джон вел раскачивающееся судно им навстречу под надрывный вой двигателя. Серость чего-то большого и громоздкого, проходящего под ним, заставив баркас приподняться, а он тем временем пытался удержать судно на месте без мотора, затаив дыхание, не решаясь выдохнуть, когда жизнь так похожа на сон.

Он понял, почему биологу нравился этот уголок планеты, как можно затеряться здесь сотней способов. Как можно даже стать кем-то совершенно непохожим на того, кем себя считаешь. На долгие часы поисков мысли его смолкли. Лихорадочная потребность анализировать, распылять день или неделю отпала, а вместе с ней — бремя и суета человеческого взаимодействия и вмешательства, больше не гнездившиеся у него в черепе.

Он думал о безмолвии рыбалки на озере в детстве, долгих паузах, о том, что дедушка мог сказать вполголоса, словно они в какой-то церкви. Гадал, что будет делать, если не сумеет ее отыскать. Отправится ли обратно или растворится в этом пейзаже, станет частью того, что найдет здесь, попытается забыть все, что было прежде, и станет ни больше ни меньше, чем брызги на носу, пена на берегу, ветер на лице. Эта идея приносила утешение — почти столь же сильное, как стремление отыскать ее, — утешение, неведомое ему уже очень давно, и многие, затерявшиеся вдали у него за спиной, казались нелепыми, фантастическими или и тем, и другим сразу. И были, по самой сути, несущественны.

* * *

Ночью во время странствия дальше на север, привязав судно как можно лучше там, где позволила береговая черта — с подветренной стороны скального островка, достаточно крупного, чтобы заслонить его, где дно могло удержать якорь, несмотря на скользкие водоросли, — он начал видеть далеко позади странные огни. Они вздымались, опадали и скользили по морю и по небу, некоторые белые, а некоторые — с зеленым или пурпурным оттенком. Он не мог понять, заняты ли они поисками или определяются целью менее целеустремленной. Но огни рассеяли чары, и в ту ночь он включил радио, поднеся к самому уху, чтобы не включать громкость, скорчившись в своем спальном мешке. Но расслышал лишь несколько невнятных слов, прежде чем ворвались помехи, и он не мог понять, из-за чего — какой-то катастрофы или отдаленности его местопребывания.

Звезды над головой, большие и неподвижные, были впечатаны в материю ночи, обширной и глубокой, как его сон, его сновидение. Он устал и изголодался по чему-нибудь, кроме консервов и протеиновых батончиков. Его уже тошнило от звука волн и звука мотора судна. Прошло трое суток с тех пор, как он покинул

Рок-Бей, а он, не найдя ни следа ее пребывания на побережье, скоро дойдет до самого отдаленного уголка. Он давным-давно миновал места, до которых на суше можно было добраться по дороге. Дальше только пешком, на вертолете или судне. На самом краю того, что можно назвать Рок-Бей хоть с натяжкой.

Если и дальше экономить еду, воду и горючее, хватит, чтобы продержаться еще неделю, прежде чем придется поворачивать обратно.

* * *

Утро очередного дня. Ветер стих, и он вошел на веслах по течению в бухточку, окруженную черными скалами, острыми, как акульи плавники, обрывистыми, как горные склоны. Он решил подойти поближе, потому что берег выглядел очень похоже на набросок в полевом журнале биолога.

Камни были покрыты морскими блюдечками и звездами, а на мелководье ощетинились шипами сотни темных морских ежей, будто миниатюрные плавучие мины. Он не видел никого уже два дня. Руки саднили и болели от гребли. Ему хотелось съесть чего-нибудь горячего, принять ванну, найти какой-нибудь ориентир, который позволил бы наверняка определить свое местонахождение. Баркас дал течь, теперь часть времени приходилось тратить на откачивание воды, и он больше боялся отойти от берега, чем сесть на мель или напороться на что-то зазубренное.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});