Переписка. Письма митрополита Анастасия И.С. Шмелеву - Антон Владимирович Карташев

Не сомневаюсь, что Оно осветило и оживило и автора «Солнца мертвых»43, – которому одновременно посылаю и свою душевную благодарность за эту книгу и свои лучшие пасхальные приветствия и пожелания.

Признаюсь, когда я углубился в это Ваше произведение, которого давно домогался и нигде не мог найти, сердце мое пришло в смятение: я вдруг ощутил себя в царстве разложения и смерти: «Передо мною зашевелился хаос»44 – и, конечно, не первозданный, над которым носился Дух Божий, а демонический, адский, исполненный беспросветного ужаса и невыразимой муки.

И я невольно вспомнил светлого, паломнического, благообразного Горкина и мне стало «скушно» без него, как ему без – Троицы! Я хотел, чтобы «Солнце мертвых» шире распространилось среди нынешних поколений: это лучшее произведение против революционной отравы.

Божие благословение да будет над Вами.

Глубокопочитающий Вас.

Архиепископ Анастасий.

Близ острова Родос, 8 (21) августа 1932 г.

Досточтимый Иван Сергеевич!

Столько дней пришлось ожидать счастливой возможности на свободе побеседовать с Вами, пока она представилась, наконец, по милости Божией. Сейчас еду по Адриатике в Сербию на наш ежегодный Собор45. Сидя в относительном уединении на пароходе, обращаю свой мысленный взгляд к Вашему летнему уединенному уголку (как я себе его представляю), находящемуся также в непосредственном соседстве с морской стихией. Я люблю последнюю: в ней всегда есть нечто великое, могучее, бесконечное: она может служить символом вечности и потому всегда наводит на глубокие размышления.

Для Вас, которому постоянно приходится приникать к глубинным тайнам человеческого духа, такая обстановка должна быть особенно благоприятна: от вечной книги природы можно взять в настоящее время гораздо больше, чем от людей, растерявших, кажется, все вплоть до человеческого достоинства. Да, ныне мало иметь одного фонаря, чтобы найти человека на земле. И Вам в Ваших художественных произведениях по необходимости приходится искать его более в прошлом, чем в настоящем. От наших дней можно брать только отрицательные уроки, чтобы показать, каким не должен быть истинный человек.

Вы изволите спрашивать, каких книг, вышедших из-под Вашего пера нет у меня. К сожалению, я не знаком еще со многими из них и прежде всего с «Человеком из ресторана»46, создавшем, кажется, Вам первую авторскую славу. Эпическая «Няня из Москвы»47 заранее уже возбуждает мое внимание, как и все бытовое, связанное с нашей Белокаменной Златоглавой Москвой. Туда невольно влекут нас все пути, как в своего рода Русский Рим – (не напрасно еще наши предки наименовали ее Третьим Римом). Ваш недавний отклик на литературный юбилей А.В. Амфитеатрова48 снова приоткрыл нам страницу ее недавней истории, и вместе, истории русской культуры.

Я заметил для себя Ваше глубоко справедливое, близкое особенно для нас слово, что вся наша литература явилась нравоучительной потому, что изошла из Церкви. Позволю снова внести маленький корректив в биографию А.В. Амфитеатрова: его отец49 был настоятелем не Успенского, а Архангельского Собора в Кремле.

Очень сожалею, что не могу Вам доставить точных данных о порядке крестных ходов в Москве: печатного материала у меня под руками не оказалось, память не сохранила многих подробностей, которые казались слишком привычными, чтобы на них обратить особое внимание. Открывали шествие, конечно, хоругвеносцы («Христова гвардия», как называл их Митрополит Филарет), а замыкало его – духовенство с епископом (викарным) во главе.

Певчие шли приблизительно – в средине, обыкновенно Синодальные в малиновых кафтанах (по образцу древнебоярских).

Святыня в больших крестных ходах обыкновенно шла вся с Владимирской и Иверской иконами во главе.

Пели в пути, обыкновенно, параклисис50 Божьей Матери. У ворот Донского монастыря крестный ход встречал обычно митрополит. После этого начиналась литургия, и крестный ход возвращался в Кремль, ведóмый другим викарным епископом, в прежнем порядке.

Все книги, какие я посылал Вам для справок прежде, мною получены.

Недавно получил письмо от И.А. Ильина, здоровье которого, к сожалению, оказалось ныне подорванным непосильной работою. Дай Бог, чтобы силы его восстановились возможно скорее, ибо его талант имеет такие стороны, какими он особенно приложим к нашему времени. Это светильник «горящий и светящий»51, озаряющий те мрачные адские бездны, куда ведет большевизм – и предостерегающий от них весь мир. Он говорит столь же пламенно, как и пишет: в самом тоне его речи есть что-то пророческое.

Да не оскудеет запас елея и в Вашем телесном сосуде до тех пор, пока Вы не закончите намеченных Вами новых творений. Впрочем, к старости накапливается очень много «замет» и «наблюдений», которые мы стремимся обобщить, но каждый из нас, конечно, умрет, не успевши их высказать до конца.

С удовольствием готов Вам послать мою фотографию, но у меня есть только большие (кабинетные), которые могут затруднить Вас при наших беженских условиях. Во всяком случае, надеюсь ответить Вам на Вашу любезную присылку Вашей карточки, которой очень дорожу.

Божие благословение да осенит всегда Вас и Вашу супругу, которую почтительно приветствую. С глубоким уважением и душевной преданностью остаюсь Вашим усердным слугою.

Архиепископ Анастасий.

Иерусалим*, 25 сентября (8 октября) 1933 г.

Досточтимый Иван Сергеевич!

Прочитав Ваше последнее письмо, которым снова почтили вы меня, я был поражен звучащими в нем душевными диссонансами, которые далеки от тихой и светлой гармонии Горки-на, созвучной и Вашей собственной душе.

То, что переживаете Вы, есть не что иное, как искушение, которое побеждается терпением и «рассуждением».

Если Вы сейчас оскудели первым, то, конечно, никогда не были лишены второго дара, хотя подобные душевные бури временно смущают, конечно, и ясность Вашего внутреннего зрения.

Вид торжествующего временно зла – всегда был источником и соблазна для людей и не только подобных Вам – грешников, но даже для праведников – этих истинных друзей Божиих. И великий страдалец Иов – адамант терпения – готов был судиться с Богом52, чтобы защищать перед Ним свою невиновность, и Царь и, Пророк Давид, по его собственному признанию, едва не споткнулся, соблазнившись «благоденствием нечестивых»53, и Пророк Иеремия, томимый тем же мучительным для людей вопросом, дерзновенно взывает к Богу: «– по что путь нечестивых спеется? Ты, насадив их, и они укоренились»54.

«И думал я, – пишет Святой Давид в том же 72 псалме, – как бы уразумев это, но это трудно было в очах моих»55.

Только войдя в святилище Божие, он уразумел эту тайну. «На скользких путях поставил Ты их (то есть беззаконников), – сказал он потом, – и низвергает их в бездну»56.

Можно ли сомневаться в том, и нынешние