Поцелуй со вкусом крови - Таня Свон

порядке.

Рафаэль поднялся на пролет, пройдя мимо расступившихся слуг. Он встал напротив меня и оценивающе вгляделся в мое лицо. Я не сомневалась, что оно опухло и покраснело, потому и взгляд Рафаэля не выдержала. Опустила голову почти сразу и до скрипа зубов стиснула челюсти.

– Пойдем, – только и сказал он и первым двинулся по лестнице. Он даже не оборачивался, уверенный, что я следую за ним.

Слуги еще крутились у лестницы. Они поглядывали на меня, шептались, и это подгоняло. Если не уйду с Рафаэлем, снова останусь лицом к лицу со слугами и их неудобными вопросами.

Но самый сильный толчок мне дала Найвара. Она до сих пор переминалась с ноги на ногу в сторонке и явно хотела подойти.

Нет. Нельзя. Не могу!

Это ради Найвары Сариэль пришла ко мне. Она принесла деньги, которые я отдала ее младшей сестре на краски. Может, хотела отблагодарить и вернуть долг? Но я никогда об этом не просила.

Все, что я делала ради Найвары, я делала от чистого сердца. Но это все равно не спасет от ее ненависти, когда правда вырвется наружу.

Рафаэль привел меня в свои покои. Они были ближе, чем кабинет, поэтому я не удивилась. Все же чем дольше мы будем бродить по замку, тем больше внимания к себе привлечем.

– А теперь говори. Что случилось?

Мы стояли посреди комнаты друг напротив друга. Рафаэль сложил руки на груди и внимательно наблюдал за мной.

– Тиа?

Я качнула головой и прошла к столику у зеркала. Он был ближе всего, а мне требовалось сесть. Ноги дрожали, слабость закралась глубоко в мышцы.

Когда я опустилась на стул, Рафаэль приблизился и встал за моей спиной. Я не могла видеть его отражение в зеркале, в которое смотрела, но не сомневалась, что сквозь него Рафаэль наблюдает за мной.

– Сариэль увидела, как я тренируюсь.

Ладони сжались в кулаки.

– И я ее убила.

Из зеркала на меня смотрел монстр. Сожаления о сделанном не отменяли того, кем я стала в миг, когда Сари обратилась в прах.

Но в этой комнате чудовище было не одно.

– Ты поступила правильно.

Я вздрогнула, когда рука Рафаэля легла мне на плечо, и обернулась, чтобы видеть его. В красных глазах – ничего, кроме ледяного спокойствия. Рафаэль был серьезен, как никогда.

– Что? Не делай страдальческое лицо! Ты поступила разумно, избавившись от свидетеля. Представляешь, что бы случилось, разболтай девчонка твою тайну?

Боги… Он рассуждал как Яснара и не видел проблемы в том, что теперь я убийца.

«Он и сам убийца. Забыла?»

– Можно было найти другой выход. – Не знаю для чего, но я сама вгоняла себе под кожу острые шипы сожалений и терзала эти раны.

Может, потому что понимала, что не получу заслуженного наказания, и хотела наказать себя сама? Яснара и Рафаэль на моей стороне, даже если я сама – нет.

– Другой выход? Это какой же? Вырвать ей язык? Запереть в подвале до конца дней?

– Мы могли бы договориться.

– Ха! Мечтай! Она бы сдала тебя рыцарям.

– Яснара уже защищала меня от проверок жрецов. Мой магический фон казался бы им неизмененным.

– После столь серьезного обвинения с тебя бы не спускали глаз. Уверен, тебя бы ждали новые проверки.

– А я не уверена. Но даже если так, мы бы нашли способ их обмануть.

Рафаэль раздраженно скривил губы:

– А Валанте? Его бы ты не обманула.

– Я нужна ему для ритуала, – не особо уверенно обронила я.

– Зная, что в тебе есть осколок Царицы Мечей, он бы тебя к ритуалу не допустил, – разумно подметил Рафаэль. – Да, Валанте бы пришлось начинать сначала и искать нового переводчика. Но у него есть все время мира, которым Валанте не стал бы рисковать.

Я все это понимала и сама, но не могла смириться со случившимся. Нельзя судить, чья жизнь важнее и дороже. Но именно это сегодня случилось.

– Соберись. – Рафаэль сжал мой подбородок между пальцев и наклонился, заглядывая в глаза. – Не смей расклеиваться, когда от тебя зависит так много судеб! Когда моя судьба зависит от тебя!

Я зажмурилась, прогоняя слезы, и отвернулась, заставив Рафаэля отнять руку от моего лица.

Конечно, я понимала, как много он ставит на меня. От меня зависело, выживет Рафаэль или умрет. Если не смогу вовремя остановить Валанте, он убьет Рафаэля ради ритуала.

Напасть на Валанте придется именно на балу. Раньше – опасно.

Во-первых, если все случится на балу, на сторону Валанте встанут лишь его жены, а на нашу – королевская стража и, может, кто-то из гостей. Нападем раньше – и рискуем оказаться в обратной ситуации и слабой позиции. Во-вторых, если даже одолеем Валанте до бала, без свидетелей, возникнет много вопросов. Начнется расследование, которое может создать проблемы.

Ошибка будет стоить нам жизней. Но Валанте ни за что не получит от меня даже пары капелек крови, отданной добровольно. Его ритуал обречен на провал в лучшем случае навсегда, в худшем – лишь в этот раз.

– Нет ничего зазорного в том, чтобы защищаться, – с леденящим кровь холодом проговорил Рафаэль. – Любыми способами.

– Это и делает человека чудовищем.

– Мы с тобой – не люди, Тиа.

И снова из зеркала на меня смотрели полные слез голубые глаза. Я потянулась, чтобы вытереть влажную щеку, и взгляд зацепился за жесткие темные когти. Затем переполз на чешую на лице, на загнутые кзади рога…

– О нет. Не смей ненавидеть себя, – Рафаэль наклонился к моему уху. Я знала, что он тоже смотрит в зеркало, но теперь понимала, что видим мы не одно и то же. – Одна жертва во имя лучшей цели не делает тебя монстром.

– Я всю жизнь пытаюсь доказать, что не чудовище, которым меня считают, – хрипло произнесла я и потянулась, стремясь обнять себя, будто закрываясь от окружающего мира. Рука коснулась ладони Рафаэля, что вдруг легла на плечо.

Из дрожащей груди вырвался слабый вздох.

– Я никогда не считал тебя чудовищем.

Рафаэль сорвал с цветка, что стоял в вазе у зеркала, лепесток. Я не могла видеть в отражении вампира, а потому лепесток проплыл по воздуху, будто подхваченный ветром.

– Раздражающая слуга, – шепнул Рафаэль и провел лепестком по моей руке.

Я следила за ним и представляла, будто могу видеть отражение Рафаэля, а не крошечный намек на него.

– Упрямая колдунья, – лепесток двинулся по предплечью. – Горделивая, но справедливая.

Внутри меня все дрожало. Горечь, скорбь и отвращение к себе все еще сажей оседали на сердце, но оно вдруг забилось чаще, стряхивая с себя