Мой знакомый медведь. Зимовье на Тигровой. Дикий урман - Анатолий Александрович Севастьянов

успел исписать и трех страниц, а Федор уже вернулся.

— Ты чего забыл? — спросил Росин, заглядывая в лодку. Но в лодке пусто.

— Таган поставить забыл.

— Какой таган?

— На который котелок вешали.

— Да мы же его на обыкновенную палку вешали.

— Таган эту палку зовут.

— Зачем тебе она? Неужели на другом месте нельзя еще срезать? Покажи, что за палка, ради которой стоило два километра туда и обратно ездить.

— Обыкновенная палка, с зарубкой для котелка.

— Ничего не понимаю, — пожал плечами Росин. — Зачем же ты ездил?

— Мы, как с места снимались, забыли таган в землю воткнуть. Ты котелок снял — таган бросил. А у хантов обычай: уходишь — не бросай на землю, воткни рядом с костром, чтобы другим на новый время не тратить и деревца не губить. По этому тагану и место для привала с реки заметить можно. Я, паря, с рождения среди этих людей, и нарушать их обычай мне не пристало…

Говорил Федор всегда ровно, спокойно. В нем сразу угадывался человек, который не может таить зло. От его открытого взгляда, мягкого, спокойного голоса, несуетливых движений исходили умиротворение и спокойствие.

Песок за песком оставались позади лодки. Солнце уже низко. Побаливали от работы руки. Река петляла: то справа солнце, то слева, то сзади…

Высокий желтый яр подковой охватил плес. В вышине, на яру, красными колоннами уходили ввысь стволы могучих сосен, и казалось, за их вершины зацепились пенно-белые облака.

— А ты в Калинине не бывал ли? — неожиданно спросил Федор.

— Бывал. А что?

— Посмотреть охота. Ведь я вроде бы тверской.

— А в Сибирь как же попал?

— Дед сюда в кандалах пришел… Подальше надо от яра. — И Федор повернул лодку. — Тут то осыпь, то сосна. Бывает, грохнется.

Вдруг как гром загремел над берегом. Это тысячекрылая стая гусей тучей поднялась над прибрежной поляной. Бросив в лодку весло, Росин торопливо щелкал фотоаппаратом. Федор что-то кричал, но Росин не слышал его: слишком велик этот шум.

— В тундру, сказываю, летят! Там, поди, лед еще, так они пережидают.

Растянувшись широкой полосой, гуси полетели вверх по реке.

За яром берег был сплошь завален мертвыми деревьями.

— Помнишь, на собрании про Дикий урман сказывали? Вот здесь река на два протока расшибается. Один как раз к урману пошел. — Федор кивнул в сторону захламленного мертвыми деревьями берега.

— Где же там проток? Гора бурелома, и все.

— Сразу не углядишь. Давай поближе подчалим.

Осторожно, чтобы не ткнуться в полузатопленные деревья, Федор подвел лодку к завалу. Между нагромождениями бурелома хорошо было видно что-то вроде грота.

— Сюда протолкаешься и попадешь в проток. Километров триста до урмана. Это по речке. Напрямую, ясно, ближе. Только прямо не пройдешь: болота. А места там богатые. Кедрачи добрые. Валежника — ногу сломишь. Для ваших соболей лучшего места не найти.

— Да, но большинство решило, что Черный материк самое удобное место, — ответил Росин, продолжая с интересом рассматривать необычный грот.

— Оно верно, самое удобное. Ни завалов, ни болот. И соболей туда на катере подвезти можно. А в Дикий урман на нашей лодчонке не во всякую пору пробьешься. У нас по этому протоку ни охотник, ни рыбак не плавает. Редко, кто по молодости, удаль вроде свою показать. И я как-то пробрался… Жаль, вот туда и зимой несподручно. Пешком — далече, на оленях тоже нельзя: мха там для них нету, кормить нечем. А то бы лучшие места для ваших соболей. Все так говорили.

— Как все? А сколько на собрании спорящих было? И надо полагать, большинство за Черный материк высказалось, коли нас туда направили.

— Не о том спорили. Худо вот, по-хантыйски не понимаешь. Ведь о чем спор: можно в Дикий соболей отвезти али нет? Кабы решили, можно, почто бы в Черный материк идти. Разве с Диким урманом сравнишь.

— Неужели спорили только о том, можно ли приехать? Да ведь мы же соболей на самолетах отправим. Прямо на место. Зимой каждое озеро — аэродром. Ведь озера там есть.

— Озер хватает. Вся наша тайга озерами да болотами изъедена… Вон, значит, как: по воздуху соболя прилетят. Хитро. Тогда, паря, только в Дикий урман надо. Почто кое-как делать, когда хорошо можно.

Росин в сердцах оттолкнулся веслом от топляка и направил лодку к берегу.

— Ведь я же просил собрание указать мне лучшие массивы кедрача, и все! Какое им дело, можно туда проехать или нет?

— Как же так, какое? Для нас делается, для промысловиков. А какой нам прок, если ты место поглядишь, а соболей подвезти нельзя? Вот и решили: пускай место будет похуже, зато соболей подвезти можно. А что они по воздуху прилететь могут, никому невдомек. У нас по воздуху только почта летает да доктор иной раз… А чего сердиться, вот она, дорога в урман. Повернем туда.

Росин достал карту.

— Это уже будет край Васюганских болот… Перепад воды метр на сто километров. И там, значит, этот урман?.. — в раздумье говорил Росин. — Но ведь я сообщил в управление, что отправляемся в Черный материк. К середине июля должны вернуться. А успеем мы к этому сроку вернуться из Дикого урмана?

— В июле, однако, вернемся… Обязательно надо, пока вода не сбудет. Спадет, там уже не проплывешь… А пешком болота не пустят. Поторопимся… А если письмо отправить надо, так завтра утром отправим. У нас тут своя почта. Верно, не шибко быстрая. Да тебе и не к спеху.

Федор завернул письмо в бересту, очистил от коры длинную палку и заострил с одного конца.

— Ну, вот и все.

Воткнул палку в берег, а в расщеп вверх вставил завернутое в бересту письмо.

— Рыбак какой-нибудь заметит — заберет на почту.

Белая береста ярко выделялась на темно-сером фоне бурелома.

— Ну что ж, теперь можно и в Дикий урман, — сказал Росин. — Федор, а что это за затеска? Вон, на пихте.

— Охотник собаку звал.

Федор вытащил из-за пояса топор и обухом с силой ударил по затеске. Глухо, но мощно, как тяжелый колокол, загудела от удара пихта… Верно: удобно звать собаку — далеко слышно.

Глава третья

Лодка так же легко, как по реке, заскользила и по протоку. Плыли будто по ущелью, только по сторонам не скалы, а высокая кедровая тайга…

Но с каждым поворотом кедрач становился все ниже, и вскоре лодка выплыла на открытую равнину. Впереди простиралось в туманной сини обширное болото, поросшее молодым, только поднявшимся хвощом. Местами торчали редкие, чахлые сосенки. То здесь, то там, вытянув длинные шеи, перелетали утки.

Сколько