Башня шутов - Анджей Сапковский

– Брешешь ты, Якубовский! – разорался Экхард фон Зульц. – Чехи – еретики! Еретическое учение исповедуют! Церкви жгут. Дьяволу поклоняются. Хотят…

– Я покажу вам, – громко прервал Порай, – чего хотят чехи. А вы решайте, с кем здесь оставаться, а против кого идти.

По данному им знаку подошел немолодой голиард в красном рогатом капюшоне и кабате с вырезанной зубчиками баской.

– Знайте же, все верующие христиане, – прочитал он зычно и отчетливо, – что Чешское королевство существует и, клянусь смертью и жизнью, с Божьей помощью существовать будет, придерживаясь нижеприведенных правил. Во-первых, чтобы в королевстве Чешском свободно и безопасно проповедовалось слово Божие и чтобы священники проповедовали его без помех…

– Что это такое? – закричал фон Зульц. – Откуда ты это взял, музыкант?

– Пусть продолжает, – поморщился Ноткер фон Вейрах. – Откуда бы ни взял – взял. Читай, парень.

– Во-вторых, чтобы Тело и Кровь Господа Христа раздавались всем верующим в обоих видах хлеба и вина… В-третьих, чтоб у священников отобрали и уничтожили их светскую власть над земным богатством и благами, чтобы во имя спасения своего вернулись они к законам Писания и жизни, кою вел Христос со своими апостолами. В-четвертых, чтобы все грехи смертные и иные преступления против закона Божьего карались и осуждались.

– Еретическое письмо! Само только слушание его есть грех! Вы что, кары Божией не боитесь?

– Заткнись, патер.

– Тихо! Пусть читает!

– …среди священников: симония, еретичество, взимание денег за крещение, за помазание, за исповедь, за причастие, за посты, за удары колокола, за исполнение обязанностей плебана, за должности и прелатство, за сан, за отпущение грехов…

– А что? – подбоченился Якубовский. – Неправда, может?

– Дальше: следующие из сказанного ереси и позорящие церковь Христову прелюбодеяния, проклятое множение сыновей и дочерей, содомия и другие развратности, гнев, склоки, раздоры, оговоры, мучения простого народа, ограбление его, вымогательство оплат, податей и жертвоприношений. Каждый праведный сын своей матери Святой Церкви должен все это отринуть, отказаться, ненавидеть, как дьявола, и презирать оное…

Дальнейшее чтение нарушил общий крик и замешательство, во время которого, как заметил Рейневан, голиард незаметно скрылся вместе со своим пергаментом. Раубриттеры вопили, сквернословили, толкались, кидались друг на друга. Наконец уже начали скрежетать клинки в ножнах.

Самсон Медок толкнул Рейневана в бок.

– Сдается мне, – буркнул он, – тебе стоило бы глянуть в окно. И поскорее.

Рейневан глянул. И обмер.

На кромолинский майдан въезжали шагом трое конных. Виттих, Морольд и Вольфгер Стерчи.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,

в которой в рыцарские традиции и обычаи врывается – с гулом – современность, а Рейневан, стремясь доказать, что книга названа правильно, изображает из себя шута. И вынужден в этом признаться перед всей природой

У Рейневана были основания стыдиться и злиться, потому что, увидев въезжающих в Кромолин Стерчей, он всполошился, а охвативший его бессмысленный и глупый страх тут же бессмысленно и глупо принялся управлять его действиями. Стыд был особенно велик еще и потому, что Рейневан полностью отдавал себе в этом отчет. Вместо того чтобы трезво оценить ситуацию и действовать более или менее разумно, он прореагировал как спугнутый и преследуемый зверь.

Выскочил из окна эркера и принялся петлять между сараями и шалашами, направляясь в сторону густого приречного ивняка, сулящего, как ему казалось, безопасное и темное убежище.

Выручило его счастье и насморк, уже несколько дней мучивший Стефана Роткирха.

Стерчи четко запланировали охоту. Они въехали в Кромолин втроем. Остальные же трое, то есть Роткирх, Дитер Гакст и Филин фон Кнобельсдорф, прибыли в поселение раньше и незаметно разместились у наиболее вероятных путей бегства. Рейневан обязательно наткнулся бы на затаившегося за сараем Роткирха, если б простуженный Роткирх не чихнул, причем так могуче, что испуганный его чихом конь замолотил по доскам копытами. Рейневан, хоть и вконец запаниковавший и почти утративший власть над ногами, вовремя остановился, развернулся, промчался мимо шалаша, рядом с навозной кучей, на четвереньках прополз под плетнем и скрылся за сухим кустарником. При этом он дрожал так, что ему казалось, будто кустарник дергается под порывом ветра.

– Пст! Пст!

Рядом, за плетнем, стоял мальчик лет, может, шести, в фетровой шапке и перехваченной вожжой рубахе, доходящей до середины грязных икр.

– Пст! В сырню, господин… В сырню… Тудай!

Рейневан глянул в указанном направлении. На расстоянии броска камнем стояла деревянная конструкция, четырехугольное, покрытое островерхой крышей строение на четырех солидных столбах, возвышающееся почти на три сажени над землей. То, что мальчик назвал сырней, больше смахивало на большую голубятню. А еще больше на безвыходную ловушку.

– В сырню, – торопился малец. – Быстрее… Тамочки упрячетесь…

– Там…

– А то! Мы завсегда тама прячемся.

Рейневан не стал спорить, тем более что совсем неподалеку кто-то свистнул, а громкий чих и топот копыт известили о приближении простуженного Роткирха. К счастью, Роткирх свернул между шалашами, выехал прямо на гусятник, а гуси подняли дикий, все заглушающий гогот. Рейневан понял: сейчас либо никогда. Наклонившись, он бегом пустился по краю кустарника, подбежал к сырне. И помертвел. Лестницы не было, а о том, чтобы взобраться по гладким столбам, нечего было и думать.

Кляня свою глупость, он уже собрался бежать дальше, когда услышал тихое шипение, а сверху из черного отверстия змеей опустился канат с узлами. Рейневан ухватился за него руками и ногами и мгновенно оказался наверху в мраморном, душном и заполненном запахом старого сыра чреве. Спустил веревку и помог ему залезть не кто иной, как голиард в красном кабате и рогатом колпаке. Тот самый, который только что читал в корчме гуситскую либеллу.

– Пст, – прошипел он, положив палец на губы. – Тихо, господин!

– А здесь…

– Безопасно? Да. Мы всегда тут прячемся.

Рейневан, может, попробовал бы выяснить, почему в таком случае столь регулярно прятавшихся никто так же регулярно не находит, но времени на это не было. Совсем рядом с сырней проехал Роткирх. Чихнул и направился дальше, не удостоив «голубятню» на столбах даже взглядом.

– Вы, – проговорил в темноте голиард, – Рейнмар из Белявы. Брат Петра. Убитого в Бальбинове.

– Верно, – сразу же подтвердил Рейневан. – А ты спрятался здесь, спасаясь от Инквизиции.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});