Профилактика - Владимир Ильин

А ведь их надо было не просто сбросить с крыши, а сделать это так, чтобы они летели не отвесно вниз вдоль стены, а по наклонной траектории, а при этом еще стараться удержаться самому на ногах, чтобы не последовать за своей «жертвой» и не раздавить ее своей массой...

Так получилось, что я оказался в паре со Старшиной. И кроме нас с ним, на крыше оставалась только одна пожилая женщина.

И тут я вдруг узнал ее.

Это была та самая старушка, которая в одной из моих жизней-однодневок поделилась со мной колбасой. Которая говорила мне: «Главное — не жизнь, а наше отношение к ней».

Она была в одном домашнем ситцевом халатике, накинутом поверх несвежей ночной рубашки, и ее тело сотрясала крупная дрожь.

— Ну, пошли, бабушка, — преувеличенно бодро сказал Старшина. — Будь умницей, не создавай нам проблем — и все будет хорошо...

Бабулька открыла рот, в котором не хватало доброй половины зубов, и прошепелявила:

— Прыгайте шами, ребятки, оштавьте меня тут, ради бога, а? А ешли вы меня шброшите, я помру от штраха.... Я ведь ш малых лет штрашть как вышоты боюшь!..

— А что же — сгореть заживо не боитесь? — прищурился Старшина.

Бабка покачала головой:

— Огонь быштро делает швое дело. Мне больно не будет...

— Ну нет, бабуля, — сказал Старшина, беря ее за руку, — мы вас тут не оставим. Нет у нас такого права. Вы только глаза закройте и не открывайте, а мы с Аликом всё сделаем как надо... Алик, помогай!

Но я не шевельнулся. Мной вдруг овладело странное оцепенение.

— Ты что? — вскинул на меня взгляд Старшина. — Давай!..

— А может, действительно не надо? — спросил я. — Она права: больно ей не будет...

— С ума сошел? Мы должны это сделать, понятно? Или ты хочешь оставить ее погибать здесь?

— Погибать? — переспросил я. — Ты в самом деле считаешь, что она может погибнуть? Вспомни Полышева, Старшина: он тоже должен был умереть, но ты сказал: он будет жить, и так оно и вышло... А что, если смерти больше не существует?

Старшина, оцепенев, уставился на меня. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но в это время неподалеку от нас целый кусок крыши вдруг с грохотом обрушился вниз, и из образовавшегося провала на волю вырвалось и торжествующе заплясало пламя.

Старшина вздрогнул. Потом смерил меня уничтожающим взглядом, молча наклонился и легко поднял старушку на руки. Она не сопротивлялась, только по ее морщинистым щекам потекли слезы.

— Ладно, — сказал мне Старшина. — Сам справлюсь. Только страхуй меня сзади, чтобы я не улетел вслед за ней.

Мы подошли к краю крыши.

Умoм я понимал, что двадцать метров — не такая уж большая высота. Но одно дело — смотреть снизу на крышу дома, и совсем другое — стоять на самом краю, да еще когда знаешь, что крыша вот-вот обрушится.

Снизу что-то крикнули, и ветер донес до нас обрывок слова: «...вай!»

— Успокойся, мать, — сказал Старшина старушке. — Закрой глаза. Хочешь — молись Господу, не хочешь — не молись, но вот увидишь: все кончится хорошо.

Я думал, он бросит ее, предварительно раскачав, но Старшина обошелся без этого.

Он просто перегнулся через низенький барьерчик и выпустил тело старушки.

Сила инерции потянула его вперед, и он отчаянно замахал руками, пытаясь удержаться. Я вовремя поймал его сзади за куртку, иначе он сверзился бы тоже.

Потом я оглянулся назад. Пламя бушевало уже почти по всей крыше. Нетронутым оставался лишь островок, где мы стояли.

— Ну вот, — как ни в чем не бывало произнес Старшина, зачем-то отряхая руки от невидимой пыли, — настал и наш черед. Прыгай, Алик, а я пока перекурю.

— Нет, я после тебя, — возразил я.

— Еще чего удумал! — сделал зверское лицо он. — Прыгай, тебе говорю! А то скину!..

Я глубоко вздохнул, стараясь унять дрожь. Потом перелез через барьерчик, встал на узкую полоску жести, отделявшую меня от бездны, и зачем-то оглянулся.

— Интересно, — небрежно сказал Старшина, — чего ты боишься, если веришь, что люди бессмертны?

— Я не верю, — сказал я, стиснув зубы. — Я это знаю.

И прыгнул.

Глава 9

Безумная идея Старшины, как и следовало ожидать, закончилась вполне благополучно. Никто из насильно спасенных старушек серьезно не пострадал, большинство отделались испугом и легкими вывихами конечностей. Часть жильцов получили ожоги еще до нашего вмешательства, но врачи заверяли, что жизни пострадавших ничто не угрожает.

Единственное отрицательное последствие заключалось в том, что дети, побывавшие в ту ночь на крыше, до конца своей жизни будут панически бояться двух вещей: огня и высоты. Но кто скажет, что это слишком большая цена за их спасение?

Пожарные не успели еще потушить огонь, как сквозь кольцо оцепления просочились представители наших вездесущих СМИ с микрофонами и камерами наперевес, и Старшине пришлось героически отбиваться от их наскоков. Однако журналисты организовали охоту на него по всем правилам, загнав в узкий проход между двумя «асээмками», и навалились всем скопом с двух сторон.

Натиск продолжался недолго. Как выяснилось, всех корреспондентов интересовали одни и те же вопросы: в чем причина пожара, сколько человек пострадало и сколько погибших.

На миг мне показалось, что Старшина опять соврет про десятки трупов и раненых, но он отделался дежурной фразой, что еще рано подводить окончательные итоги и вопросы о состоянии здоровья пострадавших лучше задавать медикам, а он — всего лишь спасатель...

Мы вернулись на базу. Настроение у всех почему-то было испорчено окончательно и бесповоротно, и до самого утра в дежурке царило угрюмое молчание — даже в домино никому не захотелось играть.

Я сидел в стороне, не в силах ни соображать, ни что-либо делать. Потом, пересилив себя, взял чистый лист бумаги и накатал рапорт об увольнении.

Вот только идти к Старшине с этим рапортом я пока не спешил. Было у меня предчувствие, что он меня сам вызовет.

И я не ошибся.

Уже в самом конце смены Борис появился в дверях — весь какой-то съежившийся, с осунувшимся и словно почерневшим лицом — и, ни на кого не глядя, бросил:

— Алик, зайди на минутку...

Мы молча прошли в его кабинет — небольшую комнатушку с пыльными шторами и многочисленными стопками бумаг, разложенных на длинном столе вдоль стены. Стол был предназначен для совещаний, но Старшина не любил подобные мероприятия. Если ему нужно было что-то обсудить с нами, он приходил в дежурку с большой кружкой кофе и заводил разговор совсем не в служебных тонах.

— Располагайся где хочешь, — предложил Старшина, указывая на старенькое кресло за журнальным столиком, по другую сторону которого стоял не лучшего вида диван.

— Спасибо, — буркнул я, — но я лучше постою.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});