Тайна умрёт со мной - Анна Свирская

а тогда я начала её отговаривать. Ну вот зачем бы немцам сбрасывать бомбы на Эбберли? Сплошной лес, считай. Но она просто хотела запрятаться куда подальше, чтобы никто ни её не знал, ни детей, и чтобы сэр Джон туда не приехал. Поместье от железной дороги было далеко, добираться долго, неудобно. Мы туда приехали в мае, жили уединённо, ни с кем не общались, ходили только в лавки в деревню. К нам однажды даже женщины из деревни заявились — проверить, есть ли вообще дети. Решили, что мы их обманом зарегистрировали, чтобы получать улучшенный паёк. А Клементине именно это и нужно было, чтобы никто не видел, не знал. Только она и я. Так она всё и устроила. Начала называть мальчиков другими именами.

— И вы согласились? — спросила инспектор Годдард.

— Не сразу, не сразу, — затрясла головой мисс Фенвик. — Но, знаете… Я хотела, чтобы она была счастлива. Он делал её счастливой — второй мальчик. Она… Не с первого дня, конечно, но она его любила. Хотела, чтобы он был её сыном.

Руперт издал какой-то мучительный сдавленный звук, то ли стон, то ли рык.

— Господи, да почему же?! — не выдержала миссис Пайк. — За что она так?

— Я не знаю… — всхлипнула Фенвик. — Видно, так бывает. Некоторых тяжело любить, а некоторых — легко. Его, — Фенвик кивнула в сторону Дэвида, видимо, не зная уже, как правильно назвать его, — было легко любить. Бывают такие дети. Добрые, радостные, спокойные. А Дэвид, другой Дэвид, первый, он был… как поломанный. Что-то с ним всегда было неладно. Как будто ему всегда и от всего было плохо.

— Я был болен! Я просто был болен! — выкрикнул вдруг Руперт. — Она отказалась от меня, потому что я был недостаточно хорош для неё!

Дэвид привстал, как будто хотел подойти к нему, но так этого и не сделал.

— Она так решила, — сказала мисс Фенвик с какой-то обречённостью. — Мальчики были не сказать, что на одно лицо, но и не разные… Обычные дети: круглые глаза, круглое лицо, маленький нос… Ничего такого, что в глаза бы бросалось. Улыбка разная была. У первого Дэвида такая, что верхней губы совсем не видно, ну и глазки немного косили, но со временем выправились. Волосы у обоих светлые. Дэвид потемнел уже когда лет двенадцать было. Сэр Джон приехал, помню, на Рождество в конце сорок третьего. Он и не понял ничего. Он же и до того Дэвида урывками видел, только младенцем, считай. А потом, как война началась, его дома почти никогда не было. Так всё и случилось. Но потом…

— Что потом? — в два голоса спросили Руперт и инспектор Годдард, когда мисс Фенвик замолчала.

— Мне кажется, она передумала. Хотя я и не уверена. Я просто должна это рассказать, а вы, инспектор, сами решите. Я не говорила про это раньше, потому что пришлось бы рассказать про детей, но теперь… Она не утонула. Её убили. Никакая тайна того не стоит. — Фенвик обвела взглядом всех, кто собрался вокруг неё. — Я никого не виню, никого. Я просто должна рассказать, а полиция сама разберётся. Может, это ничего и не значит. За несколько дней до того, как она… как её убили, что-то произошло. Я не знаю что. Леди Клементина была очень зла на кого-то. Я расспрашивала, но она только больше злилась. Сказала, что столько лет пытается сделать невозможное, выполнить обещание, и всё зря. И что он не заслуживает быть Вентвортом, только опозорит это имя или что-то вроде того, я не помню, как она точно сказала. Она много всего говорила, но очень непонятно. И про сэра Джона, и про то, что Вентворты известны с тринадцатого века… Но одно я поняла точно: она сказала, что не может позволить носить это имя тому, кто не имеет на это права. И что она всё исправит, и больше такое не повторится. На следующий день она уехала в Стоктон, а когда вернулась, была очень подавлена. Я пыталась что-то у неё узнать, но она больше ничего не говорила. Ничего. Я потом уже узнала, что она вызвала поверенного из Лондона.

— То есть, она на кого-то разозлилась настолько, что решила поменять имя? — уточнил Годдард. — Предполагаю, этим кем-то могли быть только её сыновья. Эту фамилию носит ещё и Мюриэл Вентворт, но тогда бы речь шла о ней, а не о нём.

— Я так же решила, но прямо леди Клементина такого не говорила. Просто про имя твердила и что всё исправит… Не хочу, чтобы вышло, точно я кого-то оболгала или обвинила. — Мисс Фенвик постепенно успокаивалась. Голос её теперь звучал гораздо твёрже. — Я и в тот раз, шесть лет назад, по этой самой причине промолчала. Мне нечего было сказать. По имени она никого не называла. Только шум бы поднялся, да слухи поползли. Да и зачем говорить? Тогда решили, что она утонула. Полицейские тоже так считали. Но вот теперь… Когда я узнала, что её убили, то решила, что должна приехать. Мне прочитали статью в одной газете — сама я вижу плохо, — и там было написано, что никто не знает, зачем леди Клементина вызвала из Лондона мистера Баттискомба, и даже думают, что она хотела переписать завещание, и кто-то её из-за этого убил. Я не знаю, зачем она его вызвала, она мне этого не говорила, но если она решила поменять имя, то мистер Баттискомб ей как раз бы пригодился. Да и кроме этого… Леди Клементина была очень расстроена в последние дни. Она и в комнате у себя как-то раз плакала. Так что я решила, что должна рассказать всё, что знаю. Даже если я ей обещала… Я же всю жизнь, пусть и осталось мне чуть-чуть, буду мучиться и думать: а вдруг её из-за этого убили?

Мисс Фенвик требовательно посмотрела на инспектора Годдарда, словно ждала от него ответа:

— Могло ведь такое быть?

— Я этого, мисс Фенвик, не знаю, — сказал он. — Спасибо, что приехали и рассказали. Но мне нужно будет сопоставить это с другой информацией, которую я собрал, сделать выводы. Поэтому я всё же должен вас расспросить о дне убийства. Это не займёт много времени. И, думаю, вам не так тяжело будет об этом говорить.

— Да, — выдохнула мисс Фенвик. — Самое тяжёлое позади… Я не знаю, как людям в глаза смотреть. Ладно людям, мальчикам, — она снова поднесла платок к глазам.

А потом она посмотрела на них, на Руперта и Дэвида, сидящих на расстоянии вытянутой руки друг от друга.