«Евразийское уклонение» в музыке 1920-1930-х годов - Игорь Вишневецкий

5. Интерлюдия (оркестр).

6. Революция (чтец, хор, оркестр). В. Ленин (Статьи октября 1917).

ХОР: Кризис назрел. Нельзя ждать, можно потерять все. Взять власть сразу в Москве и Питере, неважно, кто начнет. Мы победим безусловно и несомненно. Вся честь партии большевиков стоит под вопросом. Изо всех сил убеждаю, товарищи, что теперь все висит на волоске. Момент такой, что промедление в восстании поистине смерти подобно.

Но против нас все. Мы недостаточно сильны, чтобы взять власть.

Но не взять власти теперь — значит погубить революцию.

Хлеба в Питере на два, три дня. Можем ли дать хлеб повстанцам?

Мы отнимем хлеб и все сапоги у капиталистов, мы оставим им корки, мы оденем их в лапти.

У нас нет большинства в народе. Без этого условия восстание безнадежно.

Переменилось взаимоотношение классов. В этом суть! Не те классы стоят по одну и по другую стороны баррикады. Это главное.

Победа восстания обеспечена!

Мы должны, не теряя ни минуты, организовать штаб повстанческих отрядов. Распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты столицы. Мы должны мобилизовать вооруженных рабочих. Призвать их к отчаянному, последнему бою. Отрезать Александринку, взять Петропавловку, арестовать генеральный штаб и правительство. Послать к юнкерам и к дикой дивизии такие отряды, которые способны погибнуть, но не дать неприятелю двинуться к центрам города. Занять телеграф и телефон! Поместить там штаб восстания у центральной телефонной станции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооруженной борьбы.

Мы отнимем хлеб и все сапоги у капиталистов, мы оставим им корки, мы оденем их в лапти.

ЧТЕЦ: Успех революции зависит от двух, трех дней. Погибнуть всем, но не пропустить неприятеля.

ХОР: Флот — Кронштадт, Выборг, Ревель — могут и должны идти на помощь. Погибнуть всем, но не пропустить неприятеля!

7. Победа (хор, оркестр). В. Ленин (1920).

ХОР: Товарищи, мы подходим к весне, пережив небывало трудную зиму холода, голода, сыпняка и разрухи. Сегодня мы можем праздновать нашу победу. При неслыханных трудностях жизни, при неслыханных усилиях наших врагов мы все же победили.

Лед сломан во всех концах мира. Тяжеловесная махина сдвинута с места, и в этом вся суть и есть.

Нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата.

8. Клятва (хор, оркестр). И. Сталин. Речь на Съезде Советов, посвященном памяти В. И. Ленина (1924).

ХОР:

Уходя от нас, товарищ Ленинзавещал нам держать высокои хранить в чистоте великое званиечлена партии.

                    Клянемся тебе, товарищ Ленин,                    что мы свято выполним                    эту твою заповедь.

Уходя от нас, товарищ Ленинзавещал нам хранить единство нашей партии,как зеницу ока.

                    Клянемся тебе, товарищ Ленин,                    что мы с честью выполним                    эту твою заповедь.

Уходя от нас, товарищ Ленинзавещал нам хранить и укреплятьдиктатуру пролетариата.

                    Клянемся тебе, товарищ Ленин,                    что мы не пощадим своих сил                    для того, чтобы с честью выполнить                    и эту твою заповедь.

Уходя от нас, товарищ Ленинзавещал нам укреплятьвсеми силами союз рабочих и крестьян.

                    Клянемся тебе, товарищ Ленин,                    что мы с честью выполним                    и эту твою заповедь.

Уходя от нас, товарищ Ленинзавещал нам укреплятьи расширять союз республик.

                    Клянемся тебе, товарищ Ленин,                    что мы выполним с честью                    и эту твою заповедь.

Уходя от нас, товарищ Ленинзавещал нам верность принципамкоммунистического интернационала.

                    Клянемся тебе, товарищ Ленин,                    что мы не пощадим своей жизни для того,                    чтобы укрепить и расширить союз                                                трудящихся всего мира:                    Коммунистический интернационал.

9. Симфония (оркестр).

10. Конституция (хор, оркестр). И. Сталин. Обращение к VIII Чрезвычайному съезду Советов (1936).

ХОР:

В результате пройденного пути,пути борьбы и лишений,приятно и радостно иметь свою Конституцию,трактующую о плодах наших побед.Приятно и радостно знать, за что бились людии как они добились всемирно-исторической победы.Приятно и радостно знать, что наша кровь,обильно пролитая нашими людьми,не прошла даром, она дала свои результаты.Это вооружает духовнонаш рабочий класс, наше крестьянство, нашу трудовую интеллигенцию.Это двигает вперед и поднимает чувство законной гордости.Это укрепляет веру в свои силы и мобилизуетна новую борьбу для завоеванияновых побед Коммунизма.

* * *

Об истории создания «Кантаты» известно немного. Судя по дополненному, очевидно со слов самого Сувчинского, русскому переводу (МУЗЫКАЛЬНАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ, 1973–1982, V: 345) французской энциклопедической статьи о нем самом, написанной не кем иным, как ее героем (ENCYCLOPÉDIE DE LA MUSIQUE, 1958–1961, III: 721), именно Сувчинский составил выборку отрывков из классиков марксизма-ленинизма для первой версии сочинения, тогда еще именовавшегося «Кантатой о Ленине» (во французском оригинале эти сведения отсутствуют). Разумеется, речи идеологов революционного марксизма для него служили «лишь поводом и исходным положением для конструкции сознания новой России» («О современном евразийстве», 1929). Обращает на себя внимание и то, что Сувчинский выбирал отрывки, отличающиеся ритмическим, синтаксическим и смысловым параллелизмом. Уже в словах этой первой «советской» кантаты Прокофьева Сувчинским (и Прокофьевым) намечены, с одной стороны, привычная евразийская тема об идущем на смену старой Европе Новом Западе — в лице пореволюционной России, с другой — идентификация революции с природным циклом, неостановимо ломающим «лед во всех концах мира» (часть 7-я, «Победа»), и, таким образом, дана чисто мифологическая интерпретация истории. Стоит также обратить внимание на чрезвычайную, даже по сравнению с отрывками из Ленина, ритмизацию фрагментов, извлеченных Сувчинским и Прокофьевым из речей Сталина (в юности — романтического грузинского поэта), подчеркиваемую в настоящей публикации разбивкой их на строки, а в первом из сталинских фрагментов — даже разбивкой на ритмические строфы и антистрофы, несомненно, присутствовавшие в сознании произносившего речь коммунистического «вождя».

В интервью «Вечерней Москве», опубликованном 28 января 1936 г., Прокофьев сообщает, что накануне нового отъезда за рубеж (дети его, напомним, продолжали оставаться во Франции) «задумал к 20-летию Октябрьской революции большую кантату на тексты из сочинений Ленина. Насколько мне известно, впервые слова Ленина будут лежать в основе музыкального произведения крупной формы» (ПРОКОФЬЕВ, 1991: 132). Очевидно, во время этой поездки он и получил от Сувчинского составленный им текст. В апреле Прокофьев «большую кантату» уже писал (Там же: 139). 22 июня 1936 г. он сообщал в новом интервью «Вечерней Москве», что сочиняется кантата «по заданию Радиокомитета» (Там же: 142). Однако следующее интервью газете, увидевшее свет 8 марта 1937 г., вносило в сообщенную прежде информацию коррективы: Прокофьев закончил лишь «план ленинской кантаты» (Там же. 151), что свидетельствовало о переменах в композиции произведения. Март-май 1937 г. ушли на досочинение новых кусков (одновременно Дукельский досочинял новый финал к оратории «Конец Санкт-Петербурга»), Наконец, 10 июня 1937 г. Прокофьев пишет из Москвы в Нью-Йорк Дукельскому: «…я только что закончил эскизы кантаты к двадцатилетию СССР — грузная машина для оркестра, двух хоров, военного оркестра, группы ударных и группы гармошек. Когда я думаю о количестве нот, которыми придется заляпать бумагу, оркеструя все это, я прихожу в ужас!» (VDC, Box 138; черновик письма в РГАЛИ (Ф. 1929. Ед. хр. 189); в оригинале — по-французски, русский перевод принадлежит Дукельскому). В опубликованной 21 декабря 1937 г. в «Правде» статье «Расцвет искусства» Прокофьев защищает эстетику все еще не исполненного произведения: «Я писал кантату с большим увлечением. Сложные события, о которых повествуется в ней, потребовали и сложности музыкального языка. Но я надеюсь, что порывистость и искренность этой музыки донесут ее до нашего слушателя» (ПРОКОФЬЕВ, 1991: 157). А 2 марта 1938 г. композитор с неудовольствием констатирует в адресованном Мясковскому письме из Голливуда в Москву, что московский дирижер «Гаук не учит кантаты» (ПРОКОФЬЕВ — МЯСКОВСКИЙ, 1977: 457), на что Мясковский отвечает 18 марта 1938 г. с привычным для него спокойствием: да, в Москве «кантату едва ли учат» (Там же: 459).