Ленин - Дмитрий Волкогонов

И даже не убил - засек кнутом?

Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой.

Смеются пушки, разевая рты…

И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,

Народ, не уважающий святынь!

В своем „Петербургском дневнике" Зинаида Николаевна писала: „Все население Петербурга было взято „на учет"… Почти вся оставшаяся интеллигенция очутилась в большевистских чиновниках. Платят за это ровно столько, чтобы умирать с голоду медленно, а не быстро. К весне 1919 года почти все наши знакомые изменились до неузнаваемости, точно другой человек стал. Опухшим - их было очень много, - рекомендовалось есть картофель с кожурой, - но к весне картофель вообще исчез, исчезло даже наше лакомство - лепешки из картофельных шкурок…

Новые чиновники, загнанные на службу голодом и плеткой, - русские интеллигентные люди, - не изменились, конечно, не стали большевиками. Сдавшиеся, предавшиеся, насчитываются единицами; они усердствуют, якшаются с комиссарами, говорят высокие слова о „народном гневе"… Есть еще приспособившиеся; это просто люди обывательского типа; они тянут лямку, думая только о еде… Но к чести русской интеллигенции надо сказать, что громадная ее часть, подавляющее большинство, состоит из „склонившихся", из тех, кто с великим страданием, со стиснутыми зубами, несут чугунный крест жизни… К ним надо причислить и почти всех офицеров Красной Армии - бывших офицеров армии русской. Ведь когда офицеров мобилизуют (такие мобилизации объявлялись чуть не каждый месяц) - их сразу арестовывают; и не только самого офицера, но его жену, его детей, его мать, отца, сестер, братьев, даже двоюродных дядей и теток. Выдерживают офицера в тюрьме некоторое время непременно вместе с родственниками, чтобы понятно было, в чем дело, и если увидят, что офицер из „пассивных" героев - выпускают всех; офицера в армию, родных под неусыпный надзор. Горе, если прилетит от армейского комиссара донос на этого „военспеца"… Едут дяди и тетки, - не говоря о жене с детьми, - куда-то на принудительные работы, а то и запираются в прежний каземат"44.

А вот телеграмма Председателя Реввоенсовета Троцкого Межлауку, отправленная 2 декабря 1918 года: „Одиннадцатая дивизия обнаружила свою полную несостоятельность. Части продолжают сдаваться без сопротивления. Корень зла в командном составе. Очевидно, Нижегородский губвоенком сосредоточил свое внимание на строевой и технической стороне дела, позабыв о политической. Предлагаю обратить особое внимание на привлекаемый командный состав, ставя на командные должности только тех бывших офицеров, семьи которых находятся в пределах советской России, и, объявляя им под личную расписку, что они сами несут ответственность за судьбу своей семьи…"45

Эти пространные выдержки автор книги привел затем, чтобы читатель полнее оценил взгляды представителей двух непримиримых лагерей, схлестнувшихся в смертельной схватке за право определять будущее России, которая пребывала в хаосе и мгле.

Ленинский лозунг о превращении войны империалистической в войну гражданскую удался в самой чудовищной форме. Все „бывшие", лишенные места под солнцем, были просто обречены на сопротивление. И не нужно было быть пророком, чтобы предвидеть кровавую эволюцию перехода империалистической войны в гражданскую. Каждый из лагерей считал, что правда на его стороне.

Еще в мае 1917 года, задолго до октября, Верховный Главнокомандующий русской армией генерал М.В.Алексеев при открытии офицерского съезда в Могилеве заявил: „Мы все должны объединиться на одной великой платформе: Россия в опасности. Нам надо, как членам Великой Армии, спасать ее. Пусть эта платформа объединит Вас… Нужно, чтобы дружная семья образовалась из корпуса Русских офицеров…"'46 После этой речи Алексеев сразу же был отстранен от своего поста Временным правительством… Но уже тогда было ясно, что российское офицерство может стать костяком военной оппозиции революции, если она зайдет слишком далеко.

Отринув путь реформ, парламентаризма, эволюционное развитие страны, большевики предопределили ее сползание к гражданской войне. Это, впрочем, полностью согласовывалось с их установками, с которыми они и шли в революцию. Еще в сентябре 1916 года в своей ключевой работе „Военная программа пролетарской революции" Ленин однозначно заявил: „Гражданские войны - тоже войны. Кто признает борьбу классов, тот не может не признавать гражданских войн, которые во всяком классовом обществе представляют естественное, при известных обстоятельствах неизбежное продолжение, развитие и обострение классовой борьбы"47. Это „естественное" продолжение классовой борьбы началось с памятного дня октябрьского переворота, но с лета 1918 года приняло ужасные, разрушительные, в высшей степени бесчеловечные формы. Большевики здесь стали пионерами, вдохновителями, зачинателями. Правда, Ленин в самый разгар российской Вандеи пытался переложить всю вину на международный капитал. „Всемирный империализм, - заявил Ленин 2 декабря 1919 года, - который вызвал у нас, в сущности говоря, гражданскую войну, и виновен в ее затягивании…"48

Слов нет, империалистические государства сделали немало для того, чтобы помочь контрреволюции, но их действия были разрозненны, спонтанны, и они не являлись основными генераторами страшной российской междоусобицы.

В то же время, если обратиться к политическому „творчеству" Ленина, то мы обнаружим, что в его основе - насильственная ликвидация эксплуататорских классов, старых порядков, устоявшихся норм российской жизни, вековых обычаев. Ленин не просто теоретически инициировал насилие над миллионами людей, он, будучи главой правительства, фактически ежедневно давал советы и прямые указания, как это осуществлять. В одной из основных работ революционного периода (напечатанной, правда, позже) „Как организовать соревнование?", фактически используемой большевиками на практике ежедневно, прямо говорилось, что коммуны, ячейки в городе и деревне должны посвятить себя „общей единой цели: очистке земли российской от всяких вредных насекомых, от блох-жуликов, от клопов-богатых и прочее и прочее. В одном месте посадят в тюрьму десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы… В другом - поставят их чистить сортиры. В третьем - снабдят их, по отбытии карцера, желтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал за ними, как за вредными людьми. В четвертом - расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве. В пятом…"49.

Изобретательный Ленин едва ли имел основания полагать, что после такого богатейшего набора мер „очистки земли российской" все жертвы диктатуры пролетариата безропотно снесут эти классовые экзекуции. Без боязни впасть в ошибку можно утверждать, что подобные шаги в огромной мере способствовали разжиганию багрового, кровавого пламени гражданской войны.

Разве Ленин мог считать, что его программа борьбы с зажиточным крестьянством, „кулаками", не способствовала возрождению гражданских схваток? Ленин знал, что из 15 миллионов крестьянских семей - „казачьих", „богатеев" едва ли больше двух миллионов. Он называет их не иначе как „кровопийцы", „пауки", „пиявки", „вампиры" и бросает в августе 1918 года клич:

- Беспощадная война против этих кулаков! Смерть им!50

Сталину, приступившему к коллективизации через пять лет после смерти Ленина, не нужно было искать новые призывы, они были сформулированы еще вождем Октября.

„Очистка земли российской" стала одним из главных истоков социального спазма, или, как определял В.О.Ключевский, „социального разлада". Этот разлад стал кровавым. Но большевики не ограничивались в „очистке" методами, провозглашенными Лениным вскоре после Октября. Социальная методология „очистки" непрерывно совершенствовалась. Вот одна из записок Ленина, набросанная химическим карандашом на листке бумаги его продолжателю:

„Т.Сталин!

К вопросу о высылке из России меньшевиков, народных социалистов, кадетов и т.п. я бы хотел задать несколько вопросов ввиду того, что эта операция, начатая до моего отпуска, не закончена и сейчас.

Решено ли „искоренить" всех энесов?…

Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов: выезжайте, господа!"51.

„Очистка России" обернулась одной из самых кровавых гражданских войн в истории человеческой цивилизации. Уже в конце 1917 года генералы Алексеев и Корнилов начали формировать Добровольческую армию. Большевики пытаются в самом зародыше погасить очаг классового сопротивления. Одна из первых армий, созданных большевиками под командованием Сиверса, вступает на Дон. Красные пачками расстреливают „белое офицерье", всех сочувствующих контрреволюции. Белые не остаются в долгу: попавшие им в руки бойцы Красной Армии и особенно комиссары не могут рассчитывать на снисхождение.