Ты не знаешь о дочери - Елена Безрукова

была лишь еще крепче прижата к груди мужчины.

— Я скоро задохнусь от танца с тобой.

— Что такое?

— Ты меня слишком сильно сжимаешь.

— Я бы тебя не только сжал, но ещё бы закрыл в комнате с кроватью, и от души бы… — остаток фразы он шепнул мне на ухо.

— Придурок! — я в третий раз пихнула его, с намерением всё-таки уйти.

Мои щёки покрылись стыдливым румянцем. Такие пошлости мне давно уже не говорили! Да собственно, кроме него мне их никто и никогда больше не говорил. Только Питерский мог сказать нечто эдакое, от чего пульс разгонялся до предела за секунды.

— Тебе понравится, ты кон…

— Придурок! — снова процедила я сквозь зубы.

— Я всё ещё отлично помню, как красиво ты это делаешь.

— Бесстыжий!

— А ты зануда, — снова жарко шепнул мне на ухо он, обжигая губами и горячим дыханием мочку моего уха. По спине пробежали мурашки, я невольно вздрогнула и слегка прогнулась.

Вот чего я и опасалась — что он начнёт применять ко мне свои штучки-дрючки, которые всегда на мне работали просто отлично. Рома был моим первым мужчиной, и самым лучшим. Только он один знал, что меня заводит особенно, какие ласки я люблю, и как меня довести до высшей точки наслаждения быстро, жарко и качественно. Секс для него всегда был одной из самых важных сфер нашего общения, а желание — выражением чувств. И сейчас он старается найти отклик во мне при помощи своего тела, пальцев, голоса, губ… И, чёрт побери, это работало.

Я дала слабину лишь раз, под столом сегодня вечером — позволила себя поцеловать. Этого ему хватило, чтобы уцепиться за то, что всё ещё жива наша любовь. Хотя в понимании Романа, желание постели и есть любовь…

Я по-прежнему не перевариваю его, но внизу живота стало горячо и напряжённо.

— Ром, — надавила я ему руками на грудь. — Всё, хватит. Натанцевались.

— Так мало? Почему так быстро убегаешь?

— Не хочу больше.

— Ты боишься, Рыжая, признать, что сама постоянно думаешь о… — и снова окончание фразы прозвучало в моё ухо, заставляя мою кровь разгоняться по венам ещё быстрее.

Я надавила на его грудь руками изо всех сил, и наконец разомкнула объятия.

— Даже не мечтай, — сказала я и вышла на веранду, чтобы хоть немного остудить горящее лицо.

— Дура, дура, дура! — ругала я себя и от бессилия ударила по перилам веранды.

Сама же решила не давать Питерскому второго шанса, не подпускать к себе, не позволят его ласке управлять мной, и сама же даю слабину.

Зря, очень зря. Он теперь меня в покое тем более не оставит!

Мне надо, просто необходимо быть твёрдой стеной, но пока из меня выходит только кисейная барышня, тающая в его руках.

Дверь веранды хлопнула. Я бегло обернулась на шум — Роман вышел за мной следом. В его руках был плед…

Я снова устремила взгляд к вершинам тёмных деревьев, что виднелись с небольшой высоты веранды.

Он подошёл ближе и остановился позади меня. Я не оборачивалась. Надеялась, что он догадается уйти.

— Тут холодно, — сказал он и накинул мне на плечи плед.

— Спасибо за заботу, — ответила я, удерживая плед руками, и делая пару шагов от него в сторону, чтобы он не мог меня касаться.

— Мы можем поговорить, Кать?

— Говори, — пожала я плечами.

Только что буду отвечать ему мало представляла себе.

— Мы можем с тобой хотя бы не враждовать? — спросил он, остановившись рядом со мной у перил.

— Можем, — ответила я, повернувшись к нему. — Если ты прекратишь нарушать мои границы.

— Я бы с удовольствием, — сказал Рома. — Но… Меня так тянет к тебе. Что мне делать с этим, Кать? Я даже свадьбу отменил, расстался с девушкой, которая мне верила, попросил прощения… Но ты не хочешь прощать.

— Я простила тебя, Ром, — произнесла я негромко. — Давно.

— Правда? — он пристально смотрел в моё лицо.

— Да. Но… Это не значит, что я хочу отношений.

— Ты даже не хочешь попробовать?

— Нет.

— Почему?

— Не хочу, и всё.

— Но ведь твои чувства живы, так ведь?

Вопрос в лоб, что называется. Да, живы. Только это ничего не меняет в моём решении.

Ответить я не успела, Рома снова сделал своё любимое, и то, что ненавидела я — нарушил мои границы.

Я снова оказалась в кольце его рук. Серые глаза оказались ровно надо мной. Я смотрела в них и просто тонула… Как же завораживает просто смотреть в его глаза…

— Котёнок, — прошептал он, поглаживая горячими пальцами моё лицо, губы, шею. — Ты ведь ещё любишь меня, зачем отрицаешь?

— Я не… Не люблю, — едва удавалось мне выдавить из себя хоть пару слов.

Моё тело словно перестало принадлежать мне. Оно вытянулось в струну и жадно впитывало каждое касание Романа.

— Врёшь, рыжая…

— Нет!

Я взлетела в воздух — Питерский подхватил меня под попу и куда-то вдруг понёс.

— Эй, ты что делаешь?! — стукнула я его кулаком по плечу.

— Признавайся, что любишь меня, или я тебя унесу.

— Куда?!

— Туда, где докажу тебе уже сам, что ты меня любишь.

— Каким способом? Куда? Питерский, блин! А ну отпусти меня!! — я старалась говорить не очень громко, ведь в доме спали дети, но при этом очень зло, чтобы Роман понял, что я возмущена и не шучу с ним!

— Да сейчас прямо! Говори, что любишь, рыжая, или я… Ты не успела.

Мы оказались в небольшом деревянном помещении. Рома спустил меня с рук, но загородил собой проход.

— Куда ты притащил меня, Питерский? Ты совсем с ума сошел? — возмутилась я.

— В баню. Это подойдёт нам, — заявил он, стягивая с себя тонкий свитер.

А… Нет, только не это! Нельзя мне показывать обнажённого Питерского. У меня тогда мозги