Дети богов (СИ) - Мария Двинская

Я встал в середине рисунка, закрыл глаза и сосредоточился. Теперь следовало почуять силу в себе и направить её на требуемые нужды, однако сила эта как‑то не ощущалась. Чувствуя себя очень глупо, я всё‑таки произнёс необходимые слова и даже постарался направить эту не ощущаемую силу на маленький, почти невесомый, клочок пуха, вытащенный из подушки. Этот пух обладал способностями трепетать от малейшего движения воздуха, что делало его идеальным объектом для первых магических упражнений. Но и он отказался пошевелиться под воздействием моего колдовства.

Злой и раздражённый я покинул экспериментаторскую комнату. В спальне остановился около кровати и с ненавистью уставился на обломки жезла. Что с них толку, если магия ушла? Жезл нельзя склеить, его можно только вырезать заново, но для этого нужна сила, иначе получишь только резную палку. А сломанной палке одно место — в огне. Я схватил обломки и решительно спустился вниз. Похоже, недоуменные взгляды, в которых читается попытка угадать, что я сейчас сделаю и не стоит ли на всякий случай убраться куда подальше во имя всех богов, преследуют меня с завидной настойчивостью. Я бы удивился, посмотри кто на меня по другому, поэтому Фер и его брат не удостоились моего внимания пока я шёл к камину. Они также заинтересованно смотрели, как я бросил в огонь резные деревяшки, когда‑то составляющие магический жезл и как эти деревяшки долго лежали в углях, сопротивляясь жару. Я поворошил угли кочергой. Жезл будто ждал этого и мгновенно вспыхнул ярким зелёным пламенем, выпустив густой дым, вид которого навеял мысли о хорошо протухшем яйце или же о считающимся деликатесом среди богатых и знатных людей страны сыре, чья готовность к употреблению наступает лишь совсем чуть — чуть раньше, чем этот сыр начинает самостоятельно передвигаться. Дым сразу же ушел в трубу, так что насчёт его запаха я остался в неведении, чему остался премного благодарен великолепной вытяжке.

Я отвернулся от камина и почти сделал шаг прочь от него, но остановился под два возгласа, слившихся в один.

— Господин маг?! — голос охотника звучал изумлённо.

— Хозяин?! — в дисканте Фера я почувствовал надежду и радость.

— Что я опять не так сделал? — устало спросил я их обоих, выделив слово «опять». Я уже привык видеть удивление при моих действиях, которые не пристало делать приличному, уважающему себя магу, но всему приходит конец. К моему терпению он точно подобрался совсем близко.

— Вы… — начал охотник, замолчал и посмотрел на Фера в поисках поддержки. — Вы свой жезл сожгли.

— И что с того? — терпение кончилось. — В собственном доме я не могу делать то, что хочу? Да, сжег! Да, это было жезлом! И что? Теперь каждую поломанную деревяшку хранить и лелеять?

В комнату проскочил слабый ветерок, ударился о стену, перебежал под лестницу, запаниковал и заметался по комнате, набирая скорость и превращаясь из невинного сквознячка в маленький комнатный ураган. С верхних этажей донеслись звуки разбивающегося стекла. С тихим «чпок» оконные рамы соскочили с окошек — бойниц, и горестным «дзынь» стёкла возвестили о своей кончине. Совершив акт вандализма над окнами, ветер стих также быстро, как и начался. Из под стола осторожно выглянул охотник. Когда он с Фером успел туда забраться я не заметил.

Сделав вид, что так и должно было произойти, и это всё — демонстрация моего мерзкого характера, свойственного каждому уважающему себя магу, я гордо вышел из башни на улицу в тепло последних летних дней. Прислонившись спиной к нагретому камню стены, я посмотрел на свои руки. Пальцы дрожали. То, что причиной случившегося был я, сомнений не вызывало. Подобное нередко происходило во времена ученичества в Замке — послушники и младшие ученики ещё не до конца могли контролировать свою силу и стихийные возгорания, потопы, буйное прорастание травы на потолках и макушках соседей и прочие неожиданности случались почти каждый месяц. Странно только, что я совсем не чувствовал своей магической силы ни до, ни во время, ни после завершения невольного колдовства. Можно было бы вернуться в Замок, откуда вышел при первой же возможности, но против этого я насчитал целых две причины. Первая заключалась в том, что тогда пришлось бы минимум лет на пятьдесят осесть в его древних стенах, которые за пять лет послушничества, пятнадцать лет ученичества и ещё несколько лет практики успели надоесть так, что одно упоминание о возможности провести хотя бы несколько дней в Замке, вызывало стон отчаяния. Вторая же причина появилась несколько минут назад в тот момент, когда я сжег обломки своего жезла. В самом сжигании нет ничего плохого — всегда избавлялись от использованного магического дерева при помощи огня, а в Замке куски жезлов составляли неотъемлемую часть запасов дров. Проблема была в сжигании при свидетелях. Символически это означало отказ от своей гильдии и переход в свободные маги, то есть на помощь Замка я теперь не мог рассчитывать. Подобным правом пользовались очень редко, чаще всего маги прилюдно сжигали свои жезлы и посохи добровольно — принудительно, в случаях, когда натворили что‑то настолько серьёзное, что могло повлечь проблему на гильдию. Тогда фактически гильдия отказывалась от непутёвого члена, но формально считалось, что маг сам покидал её. В редких случаях отказ происходил действительно добровольно, когда маг либо считал себя слишком могущественным, чтобы быть только частью чего‑то и желал создать собственное учение или основать собственную гильдию, либо когда маг серьёзно конфликтовал с согильдийцами. Что почти одно и то же.

Я знал всё это, но как‑то не придавал значение. Даже в голову не пришло, что мои действия могут быть расценены как отказ, а не как простая утилизация отслужившего своё жезла. Возвращаться в башню столь скоро после такого гордого ухода означало потерю эффекта, так что я до вечера гулял по летне — осеннему лесу. В предгорьях лето короткое, зимы длинные, а в горах и лета‑то всего две луны и снова осень и снегопады. В эту долину лето заглядывало совсем ненадолго. Ведь для визита к нам ему приходилось сначала подойти к предгорьям, потом подняться в почти вечно снеговые горы, перевались через хребет и только тогда оказаться на равнине, поросшей лесом. Географы государя добрались до долины истратив всю фантазию на ручьи типа Златоголосая Фея или Изумруд Души и, догадавшись, что даже если они выйдут из долины на другую сторону хребта для своих географических изысканий, то когда‑нибудь всё равно придётся возвращаться по неприветливым перевалам, не долго думая назвали всю территорию за хребтом Той Стороной, почти угадав местное название — Оттуда. Откуда пришли кочевники? Оттуда. И всем всё понятно. Кочевники приходят Оттуда, с заката, а сборщики налогов и армейские рекрутёры — из Мира, с востока.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});