Желтый ценник - Шавалиева Сания

Ася зашла в дом: дочка спит на топчане в ворохе старых курток и тряпок, сын пьет чай.

– Мамка! – вскакивает он, бежит обниматься.

Он красивый и крепенький, лицо испачкано грязью, на левой руке у основания кисти видна глубокая свежая царапина.

– Что это? – хватает она сына за руку.

– Ай, – пытается он увернуться.

– Рома!

– Какая разница. В овраг с Алькой бегали.

– Алька как? – вздрагивает Ася.

– Ма, все норм. Ну че ты?

– Дай посмотрю. Надо перевязать.

– Скатился неудачно, ну вот – пропорол. Абийка уже помазала.

– Тише, – цыкнула Ася, – Альку разбудишь. Пошли, умою.

– Сам.

Они вышли на улицу. Рома наступил на кирпичи перед бочкой с водой, не спеша вымыл руки и принялся за лицо. Ася порадовалась – большой стал, вроде совсем недавно со схватками сидела на автобусной остановке и молила Аллаха не родить прямо на улице. Прошло уже семь лет. За это время и Альку выносила, и институт окончила.

Ромка тер щеки, лоб, оглядывался на мать.

– Вот тут грязно, – подсказывала она и порывалась помочь.

– Ма, хватит, вода холодная.

Свекровь, услышав разговор, показалась из малины.

Увидев Асю, улыбнулась.

– Как дела?

– Нормально, – ответила Ася, стянула с ветки яблони полотенце, протянула сыну.

Ромка утерся и, заметив прутья малины, стал собирать их в охапку.

– Что-то случилось? – пыхтя и отдуваясь, свекровь села на землю.

Она сидела прямо, широко раздвинув ноги, приготовив место для большого живота, и положив большие руки на колени.

Ромка хлестнул прутом об угол дома так, что поднялась прошлогодняя трава и поднялась пыль.

– Уф! – пробормотала свекровь и стала елозить задом, чтобы повернуться спиной к внуку и отгородиться от пыли.

– Ром, – прикрикнула Ася, – ну опять весь в пыли.

Мальчишка сбежал к забору. Скоро там ходуном заходили кусты смородины и жимолости.

– Уф! – переживала свекровь за кусты ягод, потом похлопала по земле, приглашая Асю сесть.

Ася на земле сидеть не умеет. Во-первых, апрельская земля еще холодная, во-вторых, ей обязательно нужен табурет, а лучше складное кресло со спинкой.

Свекровь это знает, подсказывает.

– Там, под вишней.

Ася расправляет кресло, вытягивает полосатый брезент, чтобы получилась удобная плоскость. Свекровь то и дело вытирает припухшие глаза рукавом платья и задумчиво кивает, наблюдая, как сноха устраивается: тонкие руки – на подлокотник, спина – меж металлических перекладин. Ощущение, что располагается на всю жизнь, но это не так; посидит минут пятнадцать, потом начнет наводить весенний порядок: разбросанные тряпки – в стопку, мусор – за ворота на помойку. Здесь главное – уследить, чтобы заодно не вынесла пустые баллоны, пакетики с семенами, рваные платья, которые еще можно пару раз надеть, а потом пустить на тряпки.

– Что с квартирой? – потирая колени, спокойно спрашивает свекровь.

Она даже не подозревает, что этот вопрос – укол в самое сердце. Поддавшись печали, Ася начинает путано рассказывать. Свекровь внимательно слушает, не перебивает, иногда только не сдерживается и с разной интонацией повторяет: «Уф, Аллам».

Ася нисколько не сомневается, что своим выдохом она немного облегчает свою душу. С другой стороны, все, что она сейчас излагает, завтра будет известно всей Елабуге. Особенно быстро это произойдет, если предупредить свекровь стандартной фразой «только, пожалуйста, никому не рассказывай». Все! Сарафанное радио в эфире.

Непонятно, чем объяснить такое стремление поведать миру новое знание, может, отсутствием удивительных событий в собственной жизни, может, нереализованной общительностью и разговорчивостью.

Если свекрови попадалась какая-то новость, то пятнадцатиминутная дорога от дачи до дома превращалась в нескончаемое путешествие. Она умела ладить с людьми и поэтому знала всех женщин старше сорока и заодно их мужей, детей, родителей. Новость встреченным соседкам передавалась неторопливо, долго, с понижением или повышением голоса, трагическими взмахами рук. Неожиданно в ее характере проявлялись какие-то театральные черты, что-то игривое и порой даже пафосное. Пересказ самого мелкого события превращался в моноспектакль. Соседки внимательно выслушивали и разносили весть по городу с новыми подробностями. Бывало так, что Ася с Русланом еще не успевали выехать из Елабуги, а в городе уже знали, что Ася в институте завалила все экзамены, хотя по первоначальной новости была не сдана только информатика.

– Сагадат апу с бабой Верой в пятницу похоронили, – вдруг огорошила Ася свекровь.

– А-а-а! – вырвалось у свекрови из груди, и она сразу накидала кучу вопросов. – Как? Когда? Почему? Зачем?

Естественно, у Аси не на все были ответы. Как, к примеру, ответить на вопрос: зачем умерли? Ася только знала, «как умерли», потому что сама видела, сама при этом присутствовала.

– В мечети было много народу, – рассказывала Ася. – Старушек любили. Они, наверно, мечтали, чтобы люди шли к ним бесконечным потоком. Два часа мулла ждал. Говорят, когда старушек увезли на кладбище, люди продолжали приходить и переживать, что опоздали. Похоронили по татарскому обычаю в тот же день около деревни Камаево, на родине Сагадат апы. Муж Сагадат апы Нурислам абый держался молодцом, с трудом сдерживал слезы. После тряс Руслану руку благодарил, что не бросили его одного, помогли, сам бы он один не справился, ноги совсем чужие. Просил Руслана и его не бросить в случае чего. Уж после Сагадат апы он долго не задержится, быстро к ней соберется. Руслан пугался, всматривался в старика.

С упреком в глазах из домика вышла заспанная Алька.

– Солнце, – выпрыгнула Ася из кресла, схватила дочь на руки.

Алька скуксилась для плача.

– Что такое? – удивилась Ася. – Не выспалась?

– Аби…

– Что аби?

– Аби… – хныкала Алька и тянула руки к свекрови.

– Я ей ежика обещала показать, если спать ляжет.

– И мне, – материализовался из-за кустов Ромка.

Свекровь относилась к тем людям, которые не ищут популярности у детей обманчивыми обещаниями. Асе самой стало интересно, где свекровь возьмет ежика.

Свекровь начала подниматься. Для этого она легла на бок, перевернулась на живот. Сперва высоко вверх пошел зад, потом, передвигая руки и ноги навстречу друг другу она сложилась в подобие треугольника, легонько оттолкнувшись руками, оторвалась от земли и затем выпрямила спину в полный рост.

– Уф, Аллахаем! – шепчет бесконечно и идет за домик, ищет корзину, завязанную выгоревшим платком. Внуки хвостиком тянутся следом.

В корзине кто-то шевелится, фыркает, копошится.

– Език, език, език, – пританцовывает Алька и пытается заглянуть под платок.

– Тише ты, – по-взрослому строго останавливает ее Ромка.

– Откуда? – взглядом спрашивает Ася у свекрови.

– Утром в малине нашла, – отвечает она и обращается к внукам. – В овраг пустите.

– Аби, – канючит Ромка, – давай оставим.

– Не. Ему деток надо растить. Погибнут без него.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво прищуривает левый глаз Ромка.

– Так его жена приходила, за мужа просила.

– Аби, врешь?

– Вру, – без тени улыбки соглашается она.

Ася копала грядку под морковь, дети ползали за ежиком, свекровь через забор разговаривала с дедом Василием. Процесс передачи новостей уже начался.

Ася копала с каким-то облегчением. Порадовалась, что удержалась от рассказа о сне. По пророчеству Сагадат апы именно сегодня приснится мать и скажет что-то важное. Глупость, конечно, ожидать чего-то сверхъестественного, но чуда хотелось. О чем это она? Сегодня только одно желание – получить КамАЗ и поменять его на квартиру.

А что, если не получится?

Нет. Об этом думать не хотелось.

Прихрамывая на больную ногу в огороде появился дед Василий.

– Про Сагадат апу правда?

– Да!

– Я не поверил, – честно признался он. – Я думал, она будет жить вечно.

Зачем он это ей говорит?