Прямой эфир (сборник) - Коллектив авторов

Переиначивали «Марш артиллеристов»:

Горит в сердцах у нас бутылка с керосином.Идём мы в школу, чтобы двойки получать.Пылает вся тетрадь, залитая чернилом…

А вместо «Мы все за мир!» – клятву дают народы», смело заявляли: «Мы жрать хотим!» – громко кричат народы».

И тут же добавляли уже переделанные строчки из песни «Москва – Пекин»:

Москва – Пекин! Мы жрать хотим!..

В этой же песне вместо слов «Сталин и Мао слушают вас» пели:

Сталин и Мао скушают нас!..

Досталось и «Маршу коммунистических бригад»:

Будет людям счастье, счастье на века:У Н. С. Хрущёва много молока!

А потом припев:

Сегодня мы – не на параде,А за продуктами в пути.И мы, колбаски этой ради,Можем долго так пройти!

Не могли мы забыть и другую популярную песню:

Широка страна моя родная,Много в ней лесов, полей, морей.Я другой такой страны не знаю,Где так много тюрем, лагерей.

А вот ещё случай.

Мой товарищ по хоровому коллективу вдруг вообразил во всеуслышание: что если бы у Ульянова был псевдоним не Ленин, а, например, Табуреткин – как трудно пришлось бы поэтам при сочинении песен о нём. И товарищ пропел:

Табуреткин всегда живой,Табуреткин всегда со мной!..

Хохот стоял оглушительный, в хоре ведь голоса сильные. Долго после его шутки мы не могли спокойно репетировать эту песню.

Насмешек было много над текстом песен, но прекрасные мелодии мы пели вдохновенно – спасибо Дунаевскому, Кабалевскому, Соловьёву-Седому, Хренникову.

А вот поэтам мы сочувствовали.

Известный поэт-песенник как-то сказал: «Нам песня выжить и жить помогала». И не только поэтам. Певцам, пропагандистам, подпевалам и режиму в целом – тоже.

В школе мы должны были заучивать стихотворения недоступного нашему сознанию содержания. Мы смотрели фильм о Сибири – «Сказание о земле сибирской», пели песни о трудовых подвигах сибиряков на строительстве гидростанций, читали в газетах о развитии сибирской науки. А тут – стихотворение А. Пушкина о наказании людей ссылкой в сибирские края. И появилась антипафосная пародия:

Во глубине сибирских рудСидят два мужика и ср…т.Не пропадёт их скорбный трудИ дум высокое стремленье,А всё пойдёт на удобренье.

Сочиняли мы в детские годы весёлые рифмы, не подозревая о том, что за ширмой «сказаний» живут в лагерях узники режима, «храня гордое терпенье» за «дум высокое стремленье».

На чём строились шутки в наши школьные годы? «А и Б сидели на трубе», «Каждый охотник желает знать – где сидит фазан», «Я иду по ковру, ты идёшь, пока врёшь, он идёт, пока врёт, мы идём…» – такие прибаутки бытовали у нас при запоминании правил грамматики, физики. Но вот мы начинаем учить наизусть стихотворения. В речь нашу вплетаются цитаты-пародии. Школьный туалет находился во дворе. «Пойдем со мной туда, куда не зарастёт народная тропа», – звал меня друг в туалет, перефразируя великого русского поэта.

В школе нас усиленно «шпиговали» стихами Владимира Маяковского. Это было время полуголодного бытия народа. Но о том, что у нас «и жизнь хороша, и жить хорошо», учителя требовали заучивать и декламировать на уроках и торжественных собраниях. А в промежутках в неофициальной обстановке мы читали эти стихи по-своему. Жизнь свою мы называли «кучей, грязной и вонючей», пародируя поэму «Хорошо!». В противоположность восторгам поэта мы свидетельствовали:

Рты поразинув,      стоим у магазинов.Нет ни продуктов,      ни вин и ни фруктов,Сыров незасиженных,      хоть цены и                    снижены!

Мы совершенно по-другому смотрели на блюстителей нашего благополучия:

Пыль взбили      мордой губатой,В своём автомобиле —                  мои депутаты,Которых «моя милиция от меня бережёт».

И как бы мы не посмеивались над поэтическими заблуждениями поэта и потугами учителей, всё же для нас была «жизнь прекрасна и удивительна». Славен будь, поэт, за эти слова!

Очередной юбилейный день рождения Вождя пролетариата наш народ праздновал пышно, с фантазией. Замысел работников культуры нашего города дошел поистине до фантастического решения: на торжественном собрании в театре оперы и балета поставить сцену пришествия «Вечно живого». Для постановки был разработан сценарий действия, сопровождаемого песнопением хора и солистов под аккомпанемент симфонического оркестра. Изображать главное действующее лицо пригласили актёра драматического театра, привыкшего к этой роли. Для увеличения «революционной массы» были мобилизованы самодеятельные хоровые коллективы. В числе хористов попал на оперную сцену и я. Здесь мне впервые в жизни пришлось встретиться с закулисной жизнью артистов, способных создать образ любого мифического героя в любом спектакле, и на высоком профессиональном уровне изобразить чувства восхищения, восторга, ликования. Все они оказались весёлыми, раскрепощёнными людьми. Вот и сейчас, пока не началась генеральная репетиция, ещё не перевоплотившиеся в предназначенные для них образы, облачённые в революционную одежду актёры подшучивают друг над другом. Больше всех достаётся «Ленину»: то толкнут его, то по лысине шлёпнут, то ещё – неприлично сказать – что. Режиссёр нервничает, успокаивает шалунов:

– Отстаньте от Ленина! А ты, Ленин, сам хорош, замолчи и встань в сторонку!

Но вот репетиции позади, начинается спектакль. Каждое действующее на сцене лицо играет свою роль, поёт свою песню, «Ленин» произносит всем известную фразу:

– Товарищи! Революция, о которой так долго говорили большевики – свершилась!..

Ликуют на сцене, ликуют в зале – вся страна ликует!

Спектакль, задуманный главным постановщиком и режиссёром, удался на славу.

В санатории был жёсткий режим, как на корабле, – сравнивал моряк, получающий лечение после загранплавания. В назначенное время, после отбоя, все мы должны были находиться в своих «кубриках». Свет гасили, но жизнь продолжалась: мореплаватель открывал заседание «литературного кружка». Он читал нам наизусть, причем, как я впоследствии убедился, не допуская неточности в тексте, рассказы Михаила Зощенко. Мы испытывали невыразимое удовольствие и удивлялись таланту исполнителя. Моряк же объяснил, что обстоятельства жизни в дальнем и многодневном плавании привели его к вынужденной начитанности. Дело в том, что старпом корабля назначил его судовым библиотекарем. В книжном фонде библиотеки была и запрещённая литература, которую личному составу выдавать на руки не разрешалось. Такие книги хранились отдельно до того момента, когда корабль заходил в иностранный порт, где, по установившейся традиции, судно посещали гости. И всегда среди них находились любознательные персоны, которые интересовались не только флотским борщом, чёрным хлебом и компотом из сухофруктов. Они входили в библиотеку и искали там книги Зощенко и других подобных авторов. И находили: хранитель их творческого наследия перед визитом гостей, по указанию замполита, доставал из спецхрана и выставлял на видном месте запретные экземпляры. Но не только политрук давал указания хранителю нецензурной печати. Личный состав младшего ранга поручил своему товарищу заучивать тексты вредоносной литературы и регулярно их декламировать в ночное время, когда недремлющие око и ухо замполита ненадолго приостанавливали свои функции. Так простой моряк нёс в народ «разумное, доброе, вечное».

Благодаря этому человеку я познакомился с творчеством Михаила Зощенко, который писал правду, и неправду о котором писало Оргбюро ЦК ВКП(б) в своём «историческом» постановлении 1946 года.

Танцы с граблями

Артём Бочаров

У меня на работе зазвонил телефон.

– Здравствуйте! – обладателя жизнерадостного мужского голоса сразу стало много. – Это – стадион «Локомотив»?

Получив положительный ответ, мужчина бодро представился:

– Александр Минаев, генеральный продюсер ОПА – объединённого продюсерского агентства.

И без малейшего сомнения добавил:

– Наверняка слышали о нас!..

– Как-как называется ваше агентство? – переспросил я.

– ОПА! – голос моего собеседника принадлежал абсолютно счастливому человеку.

Не давая мне времени припомнить хотя бы какое-нибудь агентство или известный продюсерский центр, предприимчивый менеджер бойко перешёл к делу.