Азеф - Роман Гуль

Пять минут первого в кафе тучно вошел Азеф. Не глядя по сторонам, сел к стене. Заказав кофе, он взял "Фоссише Цейтунг" и стал читать хронику.

Десять минут первого вошел Савинков, одетый по заграничному, вроде туриста. По походке было видно, что жизнь он любит, нет забот и хлопот. Еще с улицы, сквозь стекло он увидал Азефа.

- Здрасти, садитесь. - Азеф отложил "Фоссише" в сторону, и, не поднимаясь, подал руку.

- Где вы были?

- В Иене.

- Почему же не во Фрейбурге? Ведь я же сказал вам во Фрейбург.

- А чем собственно Иена отличается от Фрейбурга? В следующий раз поеду во Фрейбург.

- Странно, - сердито сказал Азеф, - вы могли мне понадобиться. Ну, всё равно. "Хвостов" не заметили?

- Никаких.

- Уверены?

- Как в том, что передо мной мой шеф, Иван Николаевич.

Азеф отвел в сторону скуластую голову.

- Стало быть готовы к отъезду?

- В любую минуту.

- Сейчас, - Азеф вытянул часы, - придут двое товарищей, поедут вместе с вами. А в час, - гнусавым рокотом добавил, - должен быть Каляев.

- Неужели?

- Я не знаю, почему "неужели"? - сказал Азеф. снова взяв "Фоссише", рассматривая объявления, - говорю, что будет, я его еще не видал.

Азеф разглядывал объявления фирмы Герзон, изображавшие бюстхальтеры. Оторвавшись, сказал:

- Да, ваша партийная кличка "Павел Иванович". Запомните.

Стеклянное окно на улицу, захватывавшее почти всю стену, было приподнято. Но воскресный Берлин тих. С улицы не шло никакого шума. Монументальный шуцман в синем мундире стоял на углу в бездействии. Изредка были видны его поднимавшиеся большие, белые перчатки.

Оглядываясь, в кафе Бауер вошли двое. Азеф шумно отложил газету. Савинков понял, товарищи по работе.

В одном безошибочно определил народного учителя. Бородка клинушком, глаза цвета пепла, жидкая грудь. Был худ, может быть, болен туберкулезом.

Другой, смуглый с малиновыми губами, с которых не сходила полуулыбка, был выше и крепче спутника. Его руку Савинков ощутил, как чугунную перчатку.

Азеф заказывал обоим, не спрашивая о желаньях. Оба выражали фигурами незнанье языка. Лакей смотрел на них снисходительно. Когда же он ушел, четверо налегли на стол грудью.

- Прежде всего, познакомьтесь, - гнусавой скороговоркой сказал Азеф, товарищ Петр, Иван Фомич, Павел Иванович.

Товарищ Петр не стёр улыбки. Иван Фомич оглядел Савинкова.

- Вам я уже сказал явки, - обратился Азеф к Ивану Фомичу и Петру, - тебе, Павел Иванович, сообщу. Савинков понял, перейти на "ты" нужно.

- Вы, Иван Фомич, едете завтра вечером через Александрове в Петербург, купите пролетку и лошадь, купите не дрянь и не рысака, а среднюю хорошую лошадку, задача - наблюдать выезды Плеве. Он живет на Фонтанке в доме департамента полиции. К царю ездит еженедельно с докладами. Вы легко сможете установить дни и часы выезда. Они обставлены такой охраной и помпой, что сразу узнаете. У него черная лакированная карета с белыми, кажется, спицами и гербом. За ним едут филеры на велосипедах, лихачах. Всё это должны наблюдать точно, сдавать наблюдения Павлу Ивановичу, он будет со мной в связи.

- А вы тоже едете в Петербург? - глухим голосом сказал Иван Фомич.

- Вас не касается, куда я еду, - лениво оборвал Азеф. - Вы держите связь с Павлом Ивановичем. Павел Иванович держит связь со мной и получает всё необходимое. Товарищ Петр, вы едете послезавтра вечером через Вержболово. В Петербурге в первые дни выправите в полиции патент на продажу в разнос табачных изделий. Обратитесь в полицейский участок. Лучше всего остановитесь в каком-нибудь ночлежном доме на Лиговке. Там разузнайте как быстрей, лучше выправить. Выправляйте за взятку, непременно, тогда сомнений не будет. Ивану Фомичу удобнее установить наблюдение непосредственно у Фонтанки. А вам надо попробовать с Балтийского вокзала. Плеве ездит с него в Царское. При правильности наблюдений вы совершенно точно установите дни, время и маршрут кареты. Тогда уж метальщики сделают нужное партии дело.

- А разве метальщиками будем не мы? - твердо проговорил Петр.

- Об этом рано говорить, - пророкотал Азеф. - Есть у товарищей ко мне вопросы?

- По-моему всё ясно, - сказал Савинков. Азеф исподлобья скользнул по всем трем.

- Тогда нечего сидеть вместе, - пробормотал он. - Надо расходиться. Вы товарищи идите, а ты Павел Иванович останься. Вы помните точно поезда? Азеф вынул записную книжку. - Вы через Александрове завтра в 7.24 вечера. Вы на Вержболово в 12.5 послезавтра. Первая явка с Павлом Ивановичем будет на Садовой между Невским и Гороховой. На явку придет товарищ Петр.

- Так, - глухо сказал Иван Фомич.

Все пожали друг другу руки. Товарищ Петр и Иван Фомич вышли из широкого кафе Бауер. Было видно, как пошли и как пересеченные движением остановились недалеко от шуцмана в белых перчатках.

10

Когда Савинков с Азефом остались вдвоем, Азефу изменило спокойствие. Азеф казался взволнованным. Он тяжело сопел. Скулы скривились.

- Жаль будет, если не удастся, - проговорил он. - Вы как думаете, удастся?

- Думаю.

- Если не будет провокации, удастся, - сказал Азеф. - Как вам нравится товарищ Петр? Вы ему верите? Чорт его знает, я его слишком мало знаю. Трудно быть уверенным в людях, которых видишь пять раз в жизни. У него хорошие рекомендации, его рекомендует бабушка, она разбирается.

- Иван Николаевич, - проговорил Савинков, - всё удастся. Если Плеве уйдет от нас, не на нас кончилась Б. О.* От партии он не уйдет. Я уверен.

Азеф смотрел непроницаемыми беззрачковыми глазами. Трудно было понять выражение его лица. Глаза, казалось, улыбаются, любят, благодарят.

Вы правы, - проговорил Азеф.

* Боевая Организация партии социалистов-революционеров.

Он посмотрел на часы.

- Странно, Каляева нет.

- Наверное плутает.

В это время Каляев, ругая себя за опоздание, и не догадываясь взять извозчика, бежал по Фридрихштрассе.

Савинков узнал бы его среди миллиона людей: та же легкая, молодая походка, насмешливые глаза, нервные жесты, странная улыбка.

Янек!

Каляев бросился.

- Вы с ума сошли, - проворчал Азеф. - Ваши объятия обратят внимание, это не Россия.

Азеф хрипел, был взбешен. Чтоб скорей кончить разговор, проговорил быстрым рокотом, который уже знал Савинков:

- Мне сказали, вы хотите работать в терроре?

- Да, - громко сказал Каляев.

- Давайте говорить тише, - недовольно пророкотал Азеф, - почему именно в терроре, а не на другой работе в партии?

- Если у вас есть время, - заносчиво откидывая голову, признак, что он недоволен, оказал Каляев, - я вам объясню.

- Иван Николаевич, я знаю Янека с детских лет. Если я иду в террор, то мое ручательство...

Каляев вспыхнул. Глаза потемнели, его оскорбили.

- Сейчас, - равнодушно пророкотал Азеф, - мне люди не нужны. Возвращайтесь в Женеву. А если понадобитесь, я вызову.

- Я не могу вас ни в чем уговаривать, - еще заносчивей сказал Каляев, заносчивость подчеркнулась польским акцентом. - Я служу партии и делу освобождения России. Я буду работать там, где найду более нужным и целесообразным. - Каляеву изменило самообладание, оборвав, он глядел ненавистным взглядом на урода в сером костюме.

Азеф под взглядом Каляева отвел глаза.

- Стало быть, говорить нам не о чем, - резко зашумев стулом, встал Каляев. - Может, ты меня проводишь, Борис?

11

Когда они вышли, Азеф сидел еще минут десять.

"Zahlen", - махнул он лакею и, заплатив, тяжело поднялся.

Азеф шел по Унтер ден Линден, как купец в воскресенье, раскачиваясь находу. Встречные проститутки смотрели на него с удовольствием. Он был в дорогом костюме, с большим животом. Это их профессионально волновало.

12

- Янек, он тебе не понравился?

- Не понравился? - захохотал Каляев нервным глухим хохотом. - Я в жизни не видел отвратительней этого толстопузого купца. - Каляев был возбужден. На бледном лице выступили красные пятна. Его оскорбили в заветном, оттолкнули от дела жизни, от убийства во имя России, во имя любви Каляева к людям.

Извозчик въехал под каменные ворота Ангальтского вокзала. У вокзала, среди спешащих людей Савинков и Каляев крепко обнялись, прощаясь.

13

Красавец мужчина, бывший кавалерист, театрал-любитель, прозванный "корнетом Отлетаевым", волновался в Париже на рю де Гренель 79. Это был заведующий заграничной агентурой департамента полиции Леонид Александрович Ратаев. Даже не Ратаев, а Рихтер. Но Ратаев-Рихтер был далеко неглуп. А волновался потому, что в департаменте вилась сеть интриг, жалоб, сплетен, а от Азефа два месяца уже не было сведений.

Ратаев долго что-то обдумывал. Наконец стал выводить изящным почерком, отводя удары и сплетни департамента:

Дорогой Алексей Александрович! Вашу в полном смысле шифрованную телеграмму я получил и не могу скрыть, что содержанием ее крайне огорчен. Суть в том недоверии ко мне, признаки коего я замечаю со стороны департамента. Но смею думать, что я своей многолетней службой не заслужил этого и вы упрекаете меня незаслуженно. Так, еще недавно, удар, занесенный над жизнью господина министра внутренних дел, статс-секретаря фон Плеве, был отведен именно руководимым мной сотрудником. И разрешите мне вкратце напомнить вам обстоятельства этого дела: - 11 октября 1902 года совершенно секретным письмом на ваше имя я сообщил, что боевой организацией выработан план покушения на жизнь министра внутренних дел статс-секретаря фон Плеве. Предполагалось открытое нападение на улице на карету министра двух всадников, вооруженных пистолетами большого калибра системы Маузера, были уже подысканы исполнители, изъявившие готовность пожертвовать собой. То были два офицера, проживающие в Петербурге, при чем один должен был убить лошадей, в то время как другой должен стрелять в министра. Получив общие указания заграницей, руководимый мной секретный сотрудник имел свидание с членами боевой организации, Мельниковым и Крафтом, при чем оказалось, что автором вышеприведенного плана был именно Мельников, который назвал сотруднику фамилию одного из вышеуказанных офицеров, который оказался поручиком