Сталин. Мой товарищ и наставник - Симон Тер-Петросян

Больше никогда я не делал «эксов» без подготовки. Даже если шел и видел, что вот здесь сейчас можно легко взять деньги, то проходил мимо. До 22 апреля я добавил в партийную кассу еще 8500 рублей. Менять внешность я к тому времени научился очень хорошо и, если даже спустя день-другой заходил туда, где брал деньги, меня не узнавали.

Чем ближе к Первомаю, тем активнее действовали полицейские с жандармами. В городе начали проводиться облавы, полицейские задерживали всех, кто казался им подозрительным. Действовали они глупо, хватали всех без разбора. Теткина кухарка Ануш имела привычку то и дело оглядываться на ходу, это у нее было нервное. Так из-за этой привычки ее однажды задержали, когда она шла домой с базара, и отвели в участок. Пару раз случайно задерживали наших товарищей, но им удавалось убедить полицейских отпустить их. Подобные просьбы обычно подкреплялась одной или двумя «красненькими»[40]. Обычное для царской полиции дело – использовать любой повод для личного обогащения. У хорошо одетого господина было больше шансов оказаться задержанным во время облавы, чем у грязного оборванца.

В конце марта 1901 года полиция нагрянула к Иосифу в обсерваторию. К счастью, его самого в это время там не было. Товарищи успели предупредить Иосифа о визите полиции, и он перешел на нелегальное положение, но продолжал руководить подготовкой к демонстрации и прочими делами. На первых порах Иосиф жил в Нахаловке[41] у железнодорожника Ираклия Саакадзе, а после в Авлабаре[42] у Арсена Казарянца, рабочего коньячного завода Сараджева.

Переход на нелегальное положение никаким образом не сказался на деле. Иосиф успевал делать все, что было нужно. Ему сделали хорошие документы, по которым он был служащим Ростовского общества взаимного кредита, приехавшим по делам в Тифлис. Товарищи позаботились обо всем, даже о визитных карточках и бумагах с печатью общества. Изменив внешность, Сталин мог спокойно ходить по городу. Я видел разное поведение у тех, кто находился на нелегальном положении. Были такие, кто лишний раз нос из дому боялся высунуть, а если и высовывал, то всячески избегал людных мест, где его могли узнать. Сталин вел себя иначе – он бывал всюду, где ему следовало быть. Распорядок его жизни остался прежним, только кружки вместо него стали вести другие товарищи.

Было ясно, что Иосифа выдал полиции кто-то из членов организации, потому что обыск в обсерватории состоялся в тот день, когда туда должны были доставить партию оружия из Кутаиси. Один из кутаисских товарищей сумел подружиться с полковым оружейным мастером и покупал у него револьверы якобы для эриваньских[43] уголовников. Те, кто делал обыск, перевернули вверх дном не только комнату Сталина, но и всю обсерваторию. Сторож слышал, как руководивший обыском офицер несколько раз поминал про револьверы. Товарищи быстро вычислили предателя, потому что искать пришлось в узком кругу – среди тех, кто знал дату доставки револьверов, но не знал, что по некоторым причинам доставку отложили на два дня. С предателями и провокаторами разговор был короткий – их казнили и бросали тело в Куру. Товарищи так и собирались сделать.

– Казнить мы его успеем, – сказал Иосиф. – Никуда он от нас не денется. Но сначала пусть принесет пользу. Обстановка сложная. Князь Голицын[44] с перепугу нагнал в Тифлис войска со всего Кавказа. Шпики землю носом роют, чтобы узнать время и место демонстрации. Мы облегчим врагам жизнь – объявим место и время, чтобы предатель мог сообщить об этом. Потом мы накажем его и изменим место и время. Мешать нам все равно станут, но мы получим выигрыш во времени. Хорошо бы еще сделать отвлекающий маневр, пусть за два часа до демонстрации группа из самых надежных товарищей пройдет по Головинскому проспекту. Так мы убьем двух зайцев одним выстрелом. Во-первых, продемонстрируем свою силу, покажем, что мы не прячемся по окраинам, а смело идем по центральным улицам. Нам некого бояться, пусть нас боятся. Во-вторых, разогнав демонстрацию, полицейские и казаки расслабятся, думая, что все закончилось. И тут-то мы устроим им сюрприз!

Сталин предложил для демонстрации самое удобное место и самое удобное время. На Солдатском базаре в полдень. Для тех, кто не бывал в Тифлисе, поясню, что на Солдатском базаре по воскресным и праздничным дням собиралось очень много народу, потому что в эти дни с торговцев там брали половинный сбор. Также Солдатский базар был выгоден для нашей цели тем, что на нем собиралась беднота. В полдень на Арсенале стреляла пушка, выстрел которой был слышен всему городу. Пушечный выстрел – отличный сигнал. Начинается демонстрация на базаре, и, кроме того, в разных местах города проходят небольшие демонстрации, вывешиваются красные флаги, люди кричат лозунги, поют «Вихри враждебные» и другие революционные песни. Создается впечатление, будто весь Тифлис празднует мировой пролетарский праздник.

Демонстрацию на Головинском проспекте возглавил Вано. Сталин с утра ходил по Солдатскому базару и разговаривал с собиравшимися там товарищами, подбадривал их и заодно решал какие-то дела. После демонстрации ему предстояло перебраться на другую квартиру. Было ясно, что от такого открытого вызова, который можно сравнить с брошенной в лицо перчаткой, наместник[45] и его холуи будут невероятно свирепствовать. Начнутся повальные обыски и аресты. Организация принимала меры, чтобы никто из товарищей не пострадал. У меня был собственный план действий, о котором я расскажу чуть позже.

Без пяти двенадцать Сталин, знаменосец Аракел, я и еще несколько товарищей стояли в центре базара и ждали сигнала. Один из торговцев, вглядевшись в наши лица, вдруг забеспокоился и начал быстро-быстро собирать свой товар. Глядя на него, забеспокоились и другие. Их беспокойство возросло, когда Аракел снял мешок, которым было закрыто знамя.

– Вот и хорошо, – сказал Иосиф, наблюдая за суетящимися торговцами. – Прилавок освободили, будет, куда встать.

Это было очень смело – встать на возвышение для того, чтобы произнести речь. Охранители порядка обычно стреляли в ораторов, которые представляли собой удобную мишень. В такой ситуации, как в тот день на Солдатском базаре, большинство предпочли бы не забираться на прилавок для того, чтобы сказать речь. Большинство, но не Сталин. Его поведение было не бравадой, а сознательным героическим поступком. Он хотел, чтобы его видели и слышали все, хотел показать, что социалисты выступают открыто.

Как только выстрелила пушка, Аракел поднял знамя и начал им размахивать. В разных местах базара над головами людей поднялись кумачовые транспаранты и портреты Маркса, Энгельса и Лассаля[46]. Сталин легко запрыгнул на прилавок и сказал короткую речь. Поздравил собравшихся с праздником, сказал, что только сообща можно одолеть самодержавие, процитировал несколько самых важных фраз из «Манифеста» и закончил словами:

– Долой самодержавную тиранию!

Я начал свои воспоминания с этого славного дня, с того, как Иосиф выступал перед рабочими и как жадно они ловили каждое его слово. В тот день я понял, что вижу истинного лидера, одного из тех, кто приведет нас к победе революции.

Полиция бросилась задерживать демонстрантов, но на площади ей мешали торговцы, собиравшие товары с прилавков и запиравшие лавки. Мы же собрались в колонну и двинулись к Эриванской площади[47]. Меня переполняла невероятная радость. Ни в один из праздников, никогда еще я не чувствовал такого душевного подъема. Демонстрация состоялась! Несмотря ни на что! Мы идем по городу, поем песню! Нас много! С каждым шагом нас все больше. Так оно и было, потому что к нам присоединялись товарищи, пришедшие из других мест, и какая-то часть любопытных. Любопытные, как увидели первого казака, так сразу же исчезли. Мы же вступили в схватку. Знаменосца стараются схватить или подстрелить в первую очередь, так же как и оратора. Но товарищи окружили нас с Аракелом плотным кольцом, и казаки не могли к нам пробиться. Под натиском, теснимые с боков, мы прошли еще сколько-то вперед, но, в конце концов, казакам и драгунам[48] удалось нас рассеять. В нашей колонне было примерно три тысячи человек, а сражались мы с бо€льшим количеством врагов. Кто-то из наших падал, кого-то хватали, наши ряды таяли, а казаков с драгунами становилось все больше и больше. Демонстрацию не удалось завершить, да и никто на это не надеялся. Мы были рады тому, что смогли сделать. Защищая Аракела, я израсходовал все имевшиеся у меня патроны, но в горячке боя не помню, удалось ли мне хоть кого-то подстрелить. Когда стало ясно, что вот-вот нас схватят, Аракел сорвал знамя с древка, обмотал его вокруг тела, и мы ушли дворами. Домой к тетке в тот день я возвращаться не рискнул, ночевал на конспиративной квартире. К вечеру полиция совершенно озверела. Полицмейстер получил хорошую взбучку от наместника и устроил то же самое своим подчиненным. Всех, кто появлялся на улице в разорванной одежде или с синяками на лице, сразу же хватали. Полицейские ходили по духанам, интересовались, не празднует ли кто Первомай.